– Может, мне лучше домой вернуться, а?
– Невнимательно читала, – недовольно проворчала Лиля. – Домой тебе ходу нет. Юный бродяжка никогда не возвращается обратно. Моры теперь от тебя не отстанут.
В подтверждение ее слов над Городом проплыл голодный вопль. Абсолютно бесшумный, он заставлял прохожих неуютно ежиться и недовольно ковыряться в звенящих ушах. На этот раз вопль раздался непозволительно близко от беглянок.
Галка не сразу заметила, как изменилась местность. Перестали попадаться каменные дома, а те, что еще встречались, жались к земле, редко поднимая черепичные кровли выше второго этажа. Больше стало обглоданных кустов, неухоженных деревьев и некрашеных заборчиков. Девочки вошли в частный сектор.
– Ну а здесь-то мы что ищем? – безнадежно спросила Галка.
Из ближайшего двора, захлебываясь слюной от ярости, залаяла мелкая шавка. Лиля предпочла отмолчаться. Здесь пахло печным дымом и сырыми дровами, а лес подступал непозволительно близко к жилью. Проходя мимо домов, можно было разобрать, как внутри ходят, гремят посудой и разговаривают невидимые люди. Иногда слышался колючий шум работающего телевизора или треск радийных помех. А еще откуда-то с окраин доносилось невнятное блеяние.
За очередным поворотом раскисшей грунтовки Город окончательно уступил место Деревне. Почти невидимый с дороги, здесь стоял небольшой одноэтажный домик, а за ним, вдаваясь глубоко в лес, лежала поляна, похожая на черный вывалившийся язык. Вплотную к домику примыкал большой сарай с открытым загоном, по которому топтались овцы.
– Где мы? – удивилась Галка. – Даже не думала, что у нас в Городе ферма есть…
– Что лишний раз говорит о том, что нихренашечки ты не знаешь про место, в котором живешь, – припечатала ее Лиля и бодро направилась к домику. – Пошли, попытка не пытка…
Но двести метров до фермы оказались именно что самой настоящей пыткой. Стоило пересечь какой-то невидимый рубеж, как на Галку навалилось какое-то неприятное гнетущее ощущение. Не будь этого нескончаемого изматывающего дня, она, вероятно, давно бы послушала внутренний голос и повернула обратно. Но, списав все на усталость, покорно поплелась за Лилей.
Это странное место выглядело как классическая ферма. Квинтэссенция сельской местности с неистребимым запахом прелого сена и навоза. Летом, должно быть, здесь просто пастораль! Склоны покрываются сочной зеленой травой и цветами, пахнет клевером, солнцем и медом, и среди этого благолепия бродят комки белой шерсти на черных копытцах. Однако сейчас в окружении голых деревьев да облетевших кустов, нацеплявших за зиму летучего мусора, загончик с овцами выглядел как тюрьма самого строгого режима.
Но Галка упрямо топала вперед. Не обращая внимания на то, что тяжеленное серое небо навалилось на плечи, что далекие деревья как-то резко приблизились, враз став недосягаемо высокими, что стылый ветер приносит едкий запах скотобойни: протухшей крови, животного страха и гниющей за амбаром требухи. Она шла, методично вколачивая в землю каблуки промокших сапожек. Только одна мысль не давала ей свалиться от усталости – образ зеленого, заросшего клевером луга, блестящего росой в свете утреннего солнца. На минуту эта картина заслонила собой реальную. Перед внутренним взором отупевшей от усталости Галки плыли висящие в воздухе стрекозы… и колышущиеся на ветру листья… и густая прохладная тень, разлитая под кронами высоких деревьев… и взъерошенная волчья морда в густых, разросшихся кустах, разбойничья, оскаленная, жуткая…
Отчаянно вскрикнув, Галка подалась назад. Исчезли летний луг и пряный цветочный аромат, пропали стрекозы и клевер. Остался только матерый волчара, грязно-серый, как небо, как земля под ногами, как все вокруг. Наклонив лобастую голову, он следил за Галкой немигающими желтыми глазами. Масивные челюсти зверюги сжимали перебитую ягнячью шею. Аккуратно, почти нежно, так, что всего несколько капель крови запятнали вытянутую морду. Здоровенные острые уши подрагивали, и Галка с удивлением заметила, что в левом у волка болтается тяжелое золотое кольцо. И почему-то эта маленькая деталь показалась ей страшнее даже, чем желтые клыки длиной с палец.
Месиво из грязи, снега и ледяной воды неприятно обожгло руки. Поняв, что стоит на четвереньках, Галка испытала такой дикий, иррациональный страх, что, забыв обо всем, заорала что было сил. Чувствуя, как от напряжения трещат мышцы на спине, как противоестественно выгибаются суставы, через боль, через крик она все же поднялась во весь рост. Только тогда, наконец, решилась посмотреть вниз. Руки как руки… а пальцы, должно быть, просто замерзли, вот она их и не чувствовала… Все вокруг перестало казаться гигантским. Деревья стали ниже, и даже волк немного уменьшился. Совсем немного. На миг Галке показалось, что в желтых глазах мелькнуло сожаление. Но уже в следующую секунду волк скрылся за амбаром, унося в пасти зарезанного ягненка.
– Пашка! Пашка, у тебя волк безобразничает!
Лиля откровенно потешалась, ничуть не переживая, что где-то рядом бродит опасный хищник. На крики из-за амбара выскочил невысокий крепкий парень, кучерявый, черноглазый – цыган цыганом. Да еще эта золотая серьга в ухе…
Чувствуя, как подкашиваются ноги, Галка изо всех сил впилась ногтями в ладони. Не отрываясь, она смотрела на эту проклятую серьгу, думая об одном: только бы не упасть. Не коснуться земли руками. Не встать на четвереньки. Потому что тогда уже может не хватить сил на новый рывок. Потому что тогда…
– Ах ты ж сучий хвост! – громко, но как-то неискренне выругался парень. – Ягненка утащил, сволочь серая! Ну, зараза, попадешься ты мне… с двух стволов башку разнесу!
– Пашенька, а я к тебе гостью привела, – невинно пропела Лиля. – Не посмо…
– Посмотрел уже, – огрызнулся Пашка. – Век бы не видеть… Мне вообще сейчас не до вас, клуши вы этакие! Этот живоглот мне опять все стадо перепугал!
Причитая и вяло матерясь, Пашка разглядывал крупные отпечатки волчьих лап. Овцы уныло топтались вокруг, тычась мордами в карманы пастуха. Кажется, они даже не заметили, что в загоне побывал серый хищник. Им было не страшно, в отличие от Галки, которая уже еле сдерживалась, чтобы не рвануть отсюда со всех ног.
– Лиля, – хрипло выдавила она, – Лилечка, милая, давай уйдем… Сейчас же… Пожалуйста. Я не хочу. Это не мое место…
Она ожидала, что язвительная панкушка срежет ее жестокой шуткой или едким замечанием, но та лишь кивнула. Но все же перед уходом не удержалась:
– Паш, у тебя это… – Лиля как бы невзначай потрогала свои щеки. – На лице…
И расхохоталась, глядя, как Пашка воровато стирает со щеки начавшие подсыхать капельки овечьей крови. Этот искренний смех заразил Галку, вдохнул в нее силы. Оставив за спиной ферму, глупых овец и застывшего в недоумении пастуха, девочки, хохоча в голос, вернулись на дорогу. Здесь Лиля оборвала смех, вновь став серьезной и собранной.
– Почему именно тут? – требовательно спросила она. – Как ты поняла, что это не твое? Чем это место хуже других?
– Всем, – честно призналась Галка. – Самое ужасное место.
Впервые она поежилась не от холода. То, что могло случиться, но, к счастью, не случилось, морозило ее куда сильнее. До самой души.
– Везде и всегда все предлагают выбор. Учиться или оставаться дурой. Жить или умереть. А здесь ты либо живое мясо, либо мертвое. Это не выбор, когда ты в любом случае – несвободное, глупое мясо.
Глядя себе под ноги, Лиля задумчиво кивнула. Впервые Галка видела свою проводницу такой задумчивой и… нерешительной.
– Здесь тоже есть выбор… – наконец сказала Лиля.
– Какой? – Галка не была уверена, что хочет знать, но все же спросила.
– Когда-то я привела сюда Пашку…
Кривая улыбка скользнула по ее лицу. В задумчивости Лиля ожесточенно теребила колечко в губе. Со стороны Города донесся требовательный вопль. Тот самый, который слышишь не ушами, а всем естеством. Одновременно по стволам и веткам деревьев, густо растущих вдоль дороги, поползла пышная кухта. Снежная кашица под ногами схватилась в грязные кристаллы, а лужи, даже самые глубокие, промерзли до дна. Послышался громкий треск – это ломался свежий лед. Загонщики отрезали путь назад.
