Сколько их было? Он знал точную цифру, но сейчас не смог ее вспомнить. Десять? Пятнадцать? Нет.
Сергей привозил их сюда, в этот небольшой домик на окраине поселка. Тут и днем-то было не особо людно, а ночью и вовсе ни души. Ему все сходило с рук. Черт возьми, все! Ничто так не дарует вседозволенность, как безнаказанность. Долбаная свобода, подаренная халатными стражами порядка, безразличными прохожими, видевшими, как он усаживает в свою машину подростков. А ведь он на своей «копейке» проездил до самой старости (и своей, и машины). Ее «полуразложившийся труп» до сих пор гнил на заднем дворе.
Сергей Иванович хмыкнул и опустошил вновь наполненную рюмку. Он где-то услышал фразу и пользовался ею в удобные для себя моменты.
– Это не я такой, это жизнь такая, – прошептал старик.
А если говорить о конкретном случае, то эта фраза полностью оправдывала его деяния за все эти годы. Мол, если бы не попустительство со стороны властей, если бы не доступность детей (за марку залезать в машину к чужому дядьке?!), то поживал бы себе Сергей Иванович Середа вполне законопослушно. Ну а так… Раз нет, так нет.
Несмотря на то что дрожь ушла, ему все равно было страшно. В первую очередь, потому, что он начал вспоминать свои злоключения. Сергей Иванович «завязал», когда его старушка «копейка» встала на запасные пути. В последние годы у него вообще пропало всякое сексуальное влечение. Нет, детей он любить не перестал. Он просто перестал их убивать, при этом испытывая оргазм. И именно тогда он понял, что все, пора на покой. Но еще (по привычке, что ли?) проработал четыре года, прежде чем уйти на пенсию официально.
Сергей еще раз посмотрел на фото с Мишкой. И вдруг что-то почувствовал. Слабая волна пробежала по паху. Он попытался сосредоточиться на воспоминаниях тридцатилетней давности. Несмотря на довольно приличный срок, Сергей Иванович помнил каждое движение, каждое слово… У него встал! Он почувствовал мощную эрекцию.
Сергей поднялся из кресла. Каждое движение дарило боль и наслаждение. Теперь привидевшийся ему Мишка Кудрин, дети, пришедшие забрать его жизнь, казались каким-то наваждением, кошмарным сном. Это все оставило, конечно, неприятный осадок, но не более того. На фоне здоровой эрекции все это можно было бы сравнить с досадным разговором с грубой продавщицей.
Сергей Иванович прошел в ванную и расстегнул ширинку. Как он давно не видел своего «дружка» в такой форме.
– Сейчас, – прошептал старик, – сейчас я тебе помогу.
Он взял член в руку и начал водить взад-вперед. Кончил он довольно-таки быстро. Вымыл руки и пошел допивать водку. «Кошелек или жизнь» осталось на заднем плане. Но когда Сергей Иванович только вошел в комнату, он понял – что-то случилось. Пока он дрочил, в его дом кто-то проник. Пенсионер схватил пустую бутылку и пошел ко входной двери. Все замки на месте. Но Сергей буквально шкурой чувствовал присутствие кого-то опасного.
– Эй! Кто здесь?
Он почему-то был уверен, что сейчас услышит:
– Кошелек или жизнь!
Чертов праздник! Но ничего подобного не прозвучало. В доме было настолько тихо, пенсионер даже подумал, что оглох.
– Эй!
Он обошел весь дом, но так никого и не нашел. Чувство тревоги никуда не делось, немного поутихло, но только он вошел в зал, оно вспыхнуло с новой силой. Сергей Иванович выронил бутылку и едва не упал сам.
– Двадцать три! – воскликнул старик.
Он всегда помнил, сколько их было, но старался не думать об этом. Сейчас, когда он увидел детей в своем доме, эта цифра вырвалась сама собой. Подростки от восьми до четырнадцати лет заполнили небольшую комнату. Они сидели, стояли и все как один смотрели на преподавателя. И только когда из толпы вышел Мишка Кудрин, Середа понял, что все дети обнажены. Двадцать три удушенных им ребенка.
– Кошелек или жизнь, – прошептал мертвый мальчик.
Сергей Иванович почувствовал возбуждение. Он мог только мечтать о таком. Двадцать три бледных обнаженных тела обвили его. У старика снова встал.
– Кошелек или жизнь, – повторяли дети.
– Жизнь, жизнь! Возьмите мою жизнь.
Мертвецы начали рвать плоть заслуженного учителя. Старик кончил. Еще раз прошептал:
– Жизнь.
И умер с улыбкой на устах. Мертвецы исчезли, как только его рука с окровавленной «розочкой» упала на пол.
Мальчик с румяными щечками
Саша сидел в саду в полном одиночестве. Вере Павловне иногда казалось, что у мальчишки есть какая-то тайна. Может, он помнил что-нибудь о своих родителях? Вряд ли. Саша попал в их детдом совсем крохой. Женщина подошла и присела на скамейку рядом с мальчиком.
– Ну что, малыш? Чем занимаешься? – Вера улыбнулась.
Саша повернул к воспитательнице свое округлое личико с румяными щечками и улыбнулся в ответ. Вера едва удержалась, чтобы по-матерински не потрепать ребенка за щеку.
«Какой он славненький, – подумала Вера Павловна. – Но почему ему так не везет с усыновителями?»
– Мама Вера, за мной больше никто не придет? – спросил мальчик и тут же посерьезнел.
В груди женщины защемило. Она быстро взяла себя в руки и как можно мягче произнесла:
– Ну почему же, Сашенька? – Вера взяла пухлую руку ребенка в свою ладонь и нежно погладила. – Тебя обязательно кто-нибудь усыновит.
Мальчик вдруг дернулся, вырвал руку и вскочил с места.
– Все вы врете! – закричал Саша. Вера Павловна увидела, как его глаза наполняют слезы. – Почему вы мне все время врете?! – Мальчик развернулся и побежал в глубь парка.
– Саша! – попыталась остановить его женщина, но он уже скрылся за кустом боярышника.
«Бедный мальчик».
Вера снова села на скамейку. Она не знала, невезение это или еще что, но что бы это ни было, оно преследовало мальчугана. Кем бы ни были его родители (раз Саша здесь, значит, точно не святые), он не мог их помнить, но это не мешало ему чувствовать себя одиноким, всеми покинутым. Хотя, видит бог, Вера уделяла ему больше внимания, чем остальным воспитанникам. Сами стены общественного здания не могли заменить домашнего уюта.
Сашу брали дважды. Брали! Слово-то какое! Но раз он снова оказывался здесь, то другого и не подобрать. Усыновить – это совсем другое, чем просто взять приемного ребенка. По крайней мере, для Веры Павловны понятие усыновления было сродни рождению ребенка. Собственного ребенка!
«Какой он славный, – снова подумала Вера. – Почему же все так несправедливо?»
Первый раз мальчика взяла пожилая пара из соседнего Воскресенска. Когда они вернули Сашеньку… Вернула женщина. Муж умер, и все такое. В общем, ее нельзя было винить. Неизвестно, что каждый из нас сделал бы в трудную минуту. Потом Вера узнала, что и женщина умерла на сороковой день после мужа.
Второй случай вообще стал вопиющим. Мальчика взяла многодетная семья. Молодые люди (им едва исполнилось по тридцать лет) все время улыбались… Что могло произойти? Что перевернулось в их головах? За что они убили своих детей? Выжил только Сашенька. Его нашли в трех километрах от дома. Он спал под скамейкой в городском парке. Остальные детки лежали в своих кроватях с перерезанными глотками. Родителей признали невменяемыми. Ублюдки! Да их разорвать надо было! Они же хуже, чем родные родители, которые бросают детей.
«Что за жизнь-то такая? – вздохнула Вера Павловна и встала. – Надо как-то помочь малышу».
Вера еще раз посмотрела на куст боярышника, за которым скрылся Саша, развернулась и пошла к жилому корпусу.
Вера сидела у себя в кабинете и листала дело Саши Апрелева. Это она дала ему имя и фамилию. Сашей звали ее первую любовь, вот она и решила во что бы то ни стало назвать этим именем своего сына. Но ни сына, ни семьи у Веры к сорока годам так и не появилось. А появился в один прекрасный апрельский вечер небольшой сверток с розовощеким чудом.
Дверь с грохотом врезалась в шкаф, стоявший справа от входа. В кабинет вбежала тетя Нюра – нянечка второго отряда. Отряда, в котором жил Саша. Лицо полной женщины стало пунцовым, рот перекосило так, что казалось – это огромный багровый шрам.
– Вера Павловна! – произнесла старушка своим шрамом. – Беда! У нас беда!
– Успокойтесь. – Вера встала и вышла из-за стола навстречу нянечке. – Присаживайтесь и рассказывайте.
Тетя Нюра села и всхлипнула. Вера Павловна пыталась себя успокоить, но это давалось с трудом. Она буквально упала на стул рядом с подчиненной. Вере почему-то казалось, что с Сашенькой… с ее розовощеким чудом что-то случилось.
– Они вот только играли… на моих глазах играли… – Женщина снова всхлипнула. – Верочка Павловна, вы не думайте… – Тетя Нюра на мгновение замолчала, посмотрела мокрыми от слез глазами на начальницу, и снова из ее рта-шрама полился бессвязный поток слов: – Я только на секундочку… на минутку отвернулась…
– Что случилось? – не сдержалась Вера.
– Стасик и Вадик побили Сашу, – выпалила няня.
– Как?! – Вера подскочила с места и выбежала из кабинета.
