Вот и выходит, предбанник сыграл мне на руку, потому что большую часть вещей мы оставили там. С собой только прихватили то, что могло сгодиться для обустройства спальных мест. Ну и геологи поделились лишним барахлишком, соответственно, было на чём гнездиться.
И вот, казалось бы, чего проще: все спят, поднимайся, топай тихонечко в коридор, и спокойненько проверяй вещички Золотарёва. Ключевой момент — «когда все уснут». Нет уверенности, что реально студенты дрыхнут. Просто до того, как вырубился сам, обратил внимание, что дятловцы долго не могли угомониться. Лежали в темноте и трындели каждый о своём.
Люда и Зина, к примеру, судя по обрывкам их беседы, обсуждали парней. Кривонищенко что-то вычитывал Юрику-дурику. Там спор шёл о вечных материях, то ли про таблетку бессмертия рассуждали, то ли про курс партии. Рустэм и Дятлов тихо переговаривались о будущем маршруте. Только Колеватов сопел в обе дырочки. Да ещё Золотарёв вроде спал, но не факт. С этим товарищем ни в чём нельзя быть уверенным.
Вот и вырубило меня, в темноте, в относительном тепле, от усталости и нервов тупо сморил сон. Хорошо проснулся ни с того, ни сего. Видимо, идея крепко засела в голове, поэтому очнулся, чтобы закончить незавершённое дело. Но на всякий случай я решил чуток полежать, послушать, убедиться, что вся компания на самом деле спит крепко и видит десятые сны.
СМЕРШ значит… Ну, само собой, я знал о легендарной контрразведке всё. Именно она и стала тем волшебным пенделем, который отправил меня в ряды спецназа ГРУ. Вернее, не так.
В детстве и юности я просто фанатично просмотрел все фильмы о разведчиках, о шпионах, о том, как наши парни во время войны боролись с врагом в тылу противника. А потом в школе на уроках истории узнал о контрразведке, название которой происходило от фразы «Смерть шпионам». Ещё узнал, что мощнее и круче, чем советская контора, за всю историю не существовало ни в одной стране. Начал интересоваться данной темой. По крайней мере, насколько можно было это делать в период моего взросления.
Мне эта организация казалась каким-то тайным орденом рыцарей, готовых отдать жизнь за Родину. В принципе, это детское восхищение было вполне обоснованным. СМЕРШ занимался проведением крупных чекистско-войсковых операций, в частности, прочёсыванием военных гарнизонов, населённых пунктов, с прилегающими к ним лесными массивами, осмотром нежилых помещений, тысяч заброшенных землянок, складов, схронов.
В ходе таких зачисток, как правило, задерживали большое число людей без документов, дезертиров, ну и военнослужащих, имевших на руках документы с признаками изготовления в немецких разведслужбах. Из примерно двенадцати тысяч погибших за всё время войны смершевцев, только четверо стали Героями Советского Союза. Все были награждены посмертно. И не за оперативную работу или иные заслуги, а потому что сумели в бою заменить павшего командира.
Вот, собственно говоря, на фоне своего увлечения я и выбрал определённую дорогу. Но Золотарёв? Серьёзно?
Я приподнял голову и посмотрел в сторону Семёна. Он крепко спал, по крайней мере, на первый взгляд. Даже рот у него приоткрылся, а в уголке появилась струйка слюны. Смершевец… Ну-ну…
В любом случае моё желание покопаться в вещичках этого товарища не испарилось, а только усилилось. Ещё и по той причине, что в момент его возвращения, когда он ходил договариваться о лошади с санями, я слышал, как хлопнула первая входная дверь. Но до момента, когда открылась вторая, ведущая из предбанника в барак, прошло не менее трёх минут. Вроде бы немного. Но на хрена? Не мог же он просто зависнуть на месте и тупо стоять. Соответственно, есть подозрение: Золотарёв мог что-то положить в вещи. Что-то принесённое со стороны. Вещь, о которой никто не должен знать.
Я осторожно приподнялся, напряжённо вслушиваясь. В комнате по-прежнему раздавалось мирное сопение девчонок, время от времени храпели парни. Я выждал ещё минут двадцать, чтоб наверняка. Заодно придумал отмазку на всякий случай. Скажу, ходил в туалет, если кто-нибудь проснётся. А вот что врать, если меня застукают на месте преступления, не придумал.
Всегда существует вероятность, что кто-нибудь не вовремя проснётся, да ещё и пойдёт на выход. Тоже пописать. Впрочем, могу сослаться на невнимательность. Мол, в темноте перепутал. А что? Спросонья и не такое бывает. Тем более, в Вижае мы спали как раз на рюкзаках.
Решив, что пора, я медленно встал с лежанки и, осторожно ступая по чёртовым деревянным половицам, направился к выходу. Скрипели они, конечно, безбожно. К счастью, Дорошенко храпел громче.
Я тенью прошмыгнул в коридор, оттуда в бытовку. Практически на ощупь отыскал нужный рюкзак, надеясь, что не ошибся. Потом, словно профессиональный вор, начал шерстить наружные карманы. Ни черта в них не было. Вернее, было, но лишь то, что и должно лежать у туриста в походном мешке.
— Сука хитрожопая… — тихо выругался, когда карманы, карманчики и тайнички закончились.
Значит, придётся искать в основной части.
И вот тут я словил ту самую удачу. Хотя, наверное, выражение не очень верное. Удача — это когда ты находишь что-то приятное, а я нашёл…
Ладно, по порядку. Развязал рюкзак, аккуратно стал выкладывать из него вещи, стараясь не нарушить порядок, чтобы потом сложить так же. Если Золотарёв всё-таки имеет какое-то отношение к разведке, он точно заметит, что в его мешке кто-то рылся. Значит, нужно максимально точно всё вернуть на свои места.
В какой-то момент пальцы наткнулись на небольшой плоский свёрток. Я осторожно вынул его из рюкзака, аккуратно развернул плотную бумагу. И едва не уронил на пол какую-то картонку, которая оказалась фотографией.
Я подошёл к маленькому мутному окошку, чтобы рассмотреть, кто на снимке. Но грязное стекло не пропускало лунный свет. Пришлось доставать коробок спичек, чиркать и подсвечивать. С трудом примостив фотографию на оконную раму, я запалил спичку, а затем поднёс к карточке.
Не знаю, как я не выронил горящую щепку из пальцев, когда осознал, что вижу на снимке. Огонёк мигнул и погас. Я чиркнул следующей спичкой. Не веря своим глазам, взял снимок в руки, поднёс поближе. Огонёк плясал в миллиметре от бумаги.
— Да ну на хер… — вырвалось у меня.
Пламя потухло, я опустил руки и почти минуту бездумно пялился в грязное окно. Потом снова поджёг спичку и уставился на фотокарточку.
Вроде бы ничего особенного. Десять человек стоят на лыжах, смотрят в объектив. Кто-то смеётся, кто-то улыбается. Ерунда, да? Конечно, ерунда. Если не учитывать тот факт, что десятым на снимке был я. Вернее, Замирякин.
Но такой фотографии не существовало. Не могло существовать здесь и сейчас. Остановись, мгновенье, ты прекрасно. Логично же, снимок — события, которое уже произошло. В этой реальности я точно не фотографировался на лыжах в компании туристов группы Дятлова.
Ну, не я, а настоящий Замирякин, тело которого занимаю. Настоящего Константина по факту в походе не было. Тогда откуда его физиономия на фотографии, которой ещё нет?
— Константин… ты чего? Вставать пора, а ты лежишь. Не приболел ли часом? Это будет очень, очень плохо. Ты скажи, если что-то не так. У нас есть с собой кое-какие лекарства.
Рядом со мной сначала раздался озадаченный голос Людочки, а потом в зоне видимости появилось её серьёзное взволнованное лицо. Надо признать, Дубинина, несмотря на легкомыслие в плане мужского пола, всё-таки не зря следит за некоторыми организационными моментами, связанными с группой. Только одна она из всей толпы студентов заметила моё странное состояние. А состояние такое, что хоть на стенку лезь, бегай по потолку, прыгай вниз и снова лезь. И так три раза, а то и все пять. Ибо я вообще утратил хоть какие-то логические нити происходящего.
Итог ночной проверки рюкзака Золотарёва буквально выбил почву из-под ног. Фотографию я, конечно, аккуратно положил на место. Занял у меня этот процесс минут десять. Потому что нужно было вернуть всё, как оно и было. Кто-кто, а Семён сто процентов увидит отличия, если я не позабочусь о конспирации. Соответственно, сначала нужно было в мельчайших деталях вспомнить, как выглядело внутреннее содержимое рюкзака в момент моего вторжения в него. Затем завернуть снимок обратно в бумагу, один в один, и уложить точно так, как он лежал. Так что пришлось попотеть.
