– Вы меня для этого пригласили сюда?
– О, я мог бы потрепаться о любых пустяках, но я ведь знаю, что вы очень занятый человек. И поэтому не смею вас задерживать.
Маккуи холодно окинул взглядом столик.
– И что же вы заказали?
– Вот. Все перед вами, – сообщил следователь. Во взгляде Маккуи проскользнуло безразличие.
– Но это же столик на шестерых.
– А мы как раз уходим.
Маккуи ничего не ответил. Он просто повернулся и удалился.
Киндерман посмотрел на Амфортаса. Тот доедал суп.
– Ну вот и хорошо, – обрадовался лейтенант. – Ваша матушка останется очень довольна.
– У вас еще есть ко мне вопросы? – осведомился доктор и потрогал чашку с кофе. Та уже остыла.
– Сукцинилхолинхлорид, – выговорил Киндерман. – Вы его используете в больнице?
– Да. То есть, не я лично, разумеется. Его применяют в электрошоковой терапии. А почему вас это интересует?
– Если бы кто-то в больнице захотел украсть его, он смог бы это сделать?
– Да.
– Каким образом?
– Он мог бы стащить его с тележки, на которой развозят лекарства, в тот момент, когда этого никто не видит. А почему вы спрашиваете?
Но Киндерман снова уклонился от ответа.
– А посторонний человек мог бы это сделать?
– Ну, если он уверен в том, что именно ему нужно. И еще надо точно знать расписание, когда и куда доставляют лекарства.
– Вам приходилось работать в психиатрическом отделении?
– Случалось. Вы для этого меня сюда пригласили, лейтенант? – Амфортас сверлил Киндермана взглядом.
– Нет, не для этого, – успокоил его Киндерман. – Честно. Бог не даст мне соврать. Но раз мы все равно уже здесь... – Он замолчал на некоторое время, а потом продолжил: – Понимаете, ведь если бы я задал такой вопрос в больнице, мне бы, разумеется, ответили, что это сделать невозможно. Вы меня понимаете? А так как мы с вами успели немного подружиться, я понял, что вы ответите мне правду.
– Спасибо вам, лейтенант. Вы очень милый и симпатичный человек.
Киндерман почувствовал, что Амфортас словно теплеет изнутри. Он тут же подхватил: – В той же манере и я хотел бы высказаться о вас. – Киндерман улыбнулся. – Вы помните выражение «в той же манере»? Мне оно очень понравилось. В фильме «А вот и мистер Джордан» Джо Пендлтон так и сыплет им.
– Да, я помню.
– И вам нравится этот фильм?
– Да.
– Мне тоже. Должен признаться, что люблю такие фильмы. Ведь подобная доброта и невинность в наши дни – вещи довольно редкие. Что за жизнь! – вздохнул Киндерман.
– Она всего лишь подготовка к смерти. И снова Амфортас удивил следователя. Он уже понимал, что Амфортас – чрезвычайно умный человек.
– В самом деле, – согласился Киндерман. – Как-нибудь нам надо будет встретиться еще разок и обсудить эту проблему. – Следователь снова заглянул в глаза собеседнику и заметил в них еле уловимые искорки. – Что это? Что? – Вы уже допили свой кофе? – забеспокоился он.
– Да.
– Я задержусь и оплачу счет. Вы были так добры и потратили на меня уйму времени. Я-то знаю, что вы очень заняты сейчас. – Киндерман протянул ему руку, и Амфортас крепко пожал ее, а потом встал и уже собрался было уйти, но замешкался и, глядя на Киндермана, тихо спросил:
– Я хотел узнать насчет сукцинилхолина. Это ведь имеет отношение к убийству. Я прав?
– Да, это действительно так.
Амфортас кивнул и вышел из кафе. Киндерман еще какое-то время наблюдал, как он пробирается между столиками. Но вот Амфортас скрылся из виду. Лейтенант вздохнул, подозвал официанта и расплатился. Затем он поднялся по лестнице туда, где находился кабинет Маккуи. Директор беседовал с бухгалтером. Заметив Киндермана, он слегка опешил, но выражение его глаз скрыло пенсне.
– Наверное, вы хотите спросить меня про кетчуп? – ровным голосом съязвил Маккуи.
Киндерман только молча поманил его пальцем, и Маккуи тотчас подошел к нему.
– Вы помните того человека, с которым я сидел за столиком? – спросил следователь. – Вы запомнили его лицо?
– Довольно симпатичный джентльмен.
– Вы его раньше нигде не видели?
– Не могу точно сказать. За год в своих магазинах и кафе я вижу тысячи людей.
– А не был ли он вчера на исповеди?
– Что?
– Вы его видели?
– Не уверен.
– Подумайте.
Маккуи замолчал. Однако спустя пару секунд закусил нижнюю губу и отрицательно замотал головой.
– Понимаете, когда стоишь в очереди на исповедь, стараешься не смотреть на людей. Почти всегда прихожане стоят или сидят, опустив глаза, и каждый вспоминает свои грехи. Даже если я и видел его, то вряд ли теперь вспомню, – объяснил Маккуи.
– Но человека в кофте с капюшоном вы видели. – Да. Только я не могу сказать, был ли это тот же джентльмен.
– А можете ли вы с уверенностью сказать, что это были два разных человека?
– Нет. Но это тоже не точно.
– Понятно.
– Видите ли, я очень сомневаюсь.
Киндерман оставил Маккуи в размышлениях, а сам отправился в больницу. Там он сразу же заглянул в книжный киоск и тщательно осмотрел полки. Обнаружив роман «Угрызения совести», Киндерман покачал головой и взял книгу. Наугад открыв ее, он прочитал несколько строчек. «Да, такое он одолеет в два счета», – решил Киндерман и стал подыскивать еще одну книжонку, которая помогла бы его другу-иезуиту скоротать время в больнице. В конце концов он выбрал роман из рыцарских времен.
Киндерман подошел к кассе. Продавщица взглянула на обложки и засияла:
– Я уверена, ей это очень понравится.
– Не сомневаюсь.
И тут ему вздумалось купить какой-нибудь забавный брелок для Дайера. В кассе было полно всяческих безделушек. Неожиданно его внимание привлек большой пакет, и Киндерман, не мигая, уставился на него.
– Еще что-нибудь? – спросила девушка. Но Киндерман уже ничего не слышал. Он медленно поднял пакет. Внутри находились розовые заколки для волос с надписью: «Большие Виргинские водопады».
Психиатрическое отделение Джорджтаунской больницы соседствовало с отделением невропатологии. Оно разделялось на две основные секции. В первой находились палаты для буйных. Здесь содержались пациенты, подверженные припадкам насилия. Параноики и активные кататоники. В лабиринте коридоров и палат затерялась парочка комнат, обитых войлоком. Уж что-что, а меры безопасности здесь соблюдались свято. В другой секции располагались так называемые «общие палаты».
Больные здесь не представляли опасности для окружающих. Большинство из них – люди преклонного возраста – попадали сюда по причине старческого слабоумия. В этих же палатах коротали свои дни и пациенты, страдающие шизофренией или депрессией, алкоголики или несчастные, перенесшие паралич. Кроме того, среди обитателей «общих палат» имелись и несколько пассивных кататоников. Замкнувшись в себе, они день за днем проводили в полной неподвижности с застывшими и странными выражениями лиц. Случалось, они вступали в разговор, являя при этом пример чрезвычайной исполнительности и скрупулезно следуя всем распоряжениям. В этих палатах не принималось никаких особых мер предосторожности. Пациентам разрешалось на денек-другой отлучаться из больницы. Пропуск им мог выписать кто угодно: от врача вплоть до подсобного рабочего.
