Триста шестьдесят пять ржавеющих ступенек — и я на вершине эшафота. Пронизанные заклепками опоры постоянно скрепят и обсыпаются, словно их разъедает неведомая сила. Смотрится, будто коррозия превратилась в налет «серой слизи», перемалывающей железные балки в себеподобную труху. Поразительно, насколько агрессивным кажется привычный мир, если немного ускорить течение времени.
Будь у меня возможность кому-то об этом рассказать, я бы не смог подобрать слова, чтобы описать весь спектр впечатлений. Больше всего напоминает реалистичное трехмерное кино, прокручиваемое в несколько раз быстрее обычного. И становится жутко от самой мысли, что это все по-настоящему, и что стоит мне снять костюм, как быстротечность этого мира моментально убьет меня.
Было бы неплохо глотнуть спиртного напоследок. В ресторане кое-что осталось, и если не шардоне, то Джим Бим уж точно все еще можно пить. Может, с пятидесятилетней выдержкой он даже сделался лучше. Чего не сказать об интерьере этой дыры: прогнившие насквозь металлические опоры вот-вот рухнут, а свисающие со стен куски деревянных панелей больше похожи на ошметки дубовой коры, чем на некогда блестящую дорогостоящую облицовку. Точно так же сгнили столешницы, и я не нашел ни одного кресла, которое не кишело бы короедами или не превратилось в рассыпающиеся трухлявые мочала.
В любом случае, чтобы проверить мою теорию насчет Джима Бима, нужно снять шлем и вдохнуть зараженный воздух. К тому же, если сделать это, на меня мгновенно слетится мошкара, так что лучше не рисковать. Да и пыль сразу облепит голову и забьется в глаза, поэтому разгерметизация худшее, что можно предпринять и равносильна самоубийству.
Впрочем, не за этим ли я сюда взобрался?
Прыгнуть с верхушки все равно уже не удастся, а вот попытаться осуществить последнее желание — мой долг перед человечеством. Мало кому выпадала возможность потратить последние минуты жизни с пользой для науки. А еще — не лучший ли это уход для человечества — провести научный эксперимент, который эту самую науку и убьет?
Мой пытливый ум не позволит мне уйти отсюда, не умерев от жажды знаний. Пусть это и будет самый бесполезный опыт, я не смогу не провернуть его уже только потому, что мне чертовски интересно, чем все закончится. Конечно, вероятность выжить ничтожно мала, но я не стану отрицать, что она движет мною не меньше, чем любопытство. Вот и выходит, что поводов осуществить этот рискованный шаг гораздо больше, чем причин, чтобы этого не делать.
Что ж, один шаг для человечества, и один Джим Бим для человека, который теперь уж точно не уйдет обиженным.
Синие цикады предвещают смерть
1
Я не считаю себя демоном Лапласа, но кое-что предугадывать научился. Например, мне хорошо известно, чем закончится наша с Лорой остановка посреди ритмонтского шоссе, в пятнадцати милях от городка рудокопов и в сотне ярдов от дорожного поста. Я знаю, что она скажет, когда вернется в машину, отряхнет зонт и попытается изобразить на лице испуг вперемежку с удивлением: «Кажется, колесо пробито, но я в этом ничего не смыслю. Наверное, придется менять. Может, глянешь?». На что в любой другой ситуации я бы ответил «Конечно, Дарлин», вышел из машины и принялся за починку, чтобы вскоре мы могли спокойно продолжить путь.
В любой другой ситуации. Но не сейчас.
Мы не так давно знакомы, чтобы я мог полностью доверять Лоре, и в этом моя ошибка. Одно я знаю наверняка — она хоть и похожа на веснушчатую Кейт Хэпберн, с угловатыми чертами лица и заносчивым тембром голоса, актерского мастерства ей явно не хватает. А мне не хватило ума и детективных навыков, чтобы раскусить ее чуть раньше, чем по эту сторону пасти мухоловки. Так что мы стоим друг друга.
Нужно отдать Лоре должное — если бы не штука, которую принято называть случайностью, я бы так и не узнал, что она планирует от меня избавиться. На моих часах сломался браслет, и я заглянул в бардачок, чтобы найти пинцет, пилочку или что-либо еще, чем можно отжать защелку. Почти сразу мое внимание привлек журнальный сверток со словами «Синие цикады продлевают жизнь» и фотографией полуобнаженной красотки, прикрывающейся энциклопедией для насекомых. Разумеется, мне захотелось развернуть его и прочитать, что понапридумали ученые на этот раз.
И каково же было мое удивление, когда внутри я обнаружил штук пятнадцать тонких «Ла Ви», вынутых из пачки и аккуратно смотанных денежной лентой. Те самые «Ла Ви», с которыми Лора никогда не расстается, и которые якобы закончились, когда она решила заскочить в магазин рядом со Стептауном.
Сказать, что находка сбила меня с толку, не сказать ничего — я до сих пор не могу выпустить из рук охапку сигарет, мгновенно перевернувшую мое представление о последних часах жизни. Пальцы сами сжимают сверток, превращая его содержимое в табачно-бумажное месиво, и чем больше ванильного дерьма сыплется на пол, тем сильнее меня донимает вопрос: неужели она могла пойти на это?
Конечно, могла. Чего стоит последняя ее уловка — устранить Гарри Грина и устроить все таким образом, чтобы отравление походило на происки «Ловца снов». Это оказалось и правда легко — стоило подмешать в стакан щепотку фагота и оставить на видном месте связку оленьих жил. Вот только она и подумать не могла, что к тому времени, как осуществит задуманное, полиция найдет настоящего маньяка, причем уже месяц как покончившим собой.
После этой новости оставалось лишь удирать прочь, пока копы сводят концы с концами. По дороге избавиться от машины, купить паспорта, перевести деньги на заграничный счет и рвануть еще дальше, может даже в другой конец земного шара. Другими словами, нет ничего логичнее, чем провалиться сквозь землю, если налажал по-крупному.
Но будь все так просто, Лора не была бы Лорой, и мне не пришлось бы выпутываться из ловушки, в которую она меня загнала. Или лучше сказать — в которую я загнал себя сам, когда согласился помочь ей достать яд, а после — вырваться из города.
Остается надеяться, что еще не поздно что-то предпринять, не загнав себя еще глубже. Сейчас же ситуация выглядит едва ли не безвыходной: мисс Дарлин не просто задумала бросить меня на обочине, выманив из машины. Нет. Она решила сделать это прямо перед дорожным постом, чтобы лишить меня возможности выстрелить вслед. Ведь привлечь внимание постовых означает выдать не только ее, но и себя. Так что, по ее плану, все должно пройти максимально тихо.
Что ж, на этот раз она прокололась.
А все потому, что истинный курильщик ни за что не избавится от пачки сигарет, даже имея уйму денег в багажнике. А еще — потому, что какая-то деталь ее плана оказалась непродуманной и требовала отдельных ухищрений — например, тайком купить зонт. Ведь никогда не знаешь, скоро ли кончится дождь, и сколько времени придется провести под открытым небом, если что-то пойдет не так.
Может, я ошибаюсь, и вместо зонта она купила что-то другое. А может и вовсе провернула у меня за спиной штуку поизощренней, пока под вымышленным предлогом находилась в магазине. Это не важно. Важно другое: что бы Лора ни задумала, какие бы мысли не крутились в этой прекрасной рыжей головушке, ее планы явно направлены против меня. И через минуту-другую ловушка схлопнулась бы окончательно, оторвав мне голову по самый воротник.
Но теперь этому не бывать.
2
Дождь усиливается, как будто пластинка становится все более заезженной. Стук капель по крыше обычно действует успокаивающе, но сейчас словно лупит раскаленными спицами по нервам. Кажется, этот вечер так и останется висеть в воздухе густой серой массой, такой же тяжелой, как повисший в моей голове вопрос — когда же черт возьми Лора вернется обратно?
Гремя цистерной и светя во все фары, мимо проносится фура. Не знаю, почему, но у меня очень стойкое убеждение — за ней последует фольксваген с лодкой на прицепе, которая заставит думать, что еще немного, и отсюда действительно нужно будет уплывать на лодке. После этого я начну представлять, как на стекло садится цикада, но затем пойму, насколько это маловероятно, учитывая ливень снаружи.