Почему-то все эти открытия наполнили меня возбуждением. Если бы я в полной мере себя контролировал, я бы сразу понял, что одно это уже совершенно на меня не похоже, но в тот момент я стоял перед тайной, которая бросала мне вызов, которая настойчиво утверждала свою значимость — и я был полон решимости открыть для себя все, что можно было открыть в этой неизвестной мне части владений Бишопов. Этого я сделать не мог до следующего дня — ведь для того, чтобы пробраться через завал, мне нужны были кое-какие инструменты, которых на всем участке я найти не мог.
Еще одной поездки в Эйлзбери было не избежать. Я сразу направился в лавку Обеда Марша и спросил пешню и лопату. По какой-то причине эта просьба, казалось, очень расстроила старика, что было совершенно необъяснимо. Он побледнел и поколебался, прежде чем обслужить меня:
— Собираетесь копать, мистер Бейтс?
Я кивнул.
— Это, конечно, не мое дело, но, может быть, вам будет интересно узнать, что Сет как раз вот этим самым и занимался, когда на него наваждение нашло. Аж три или четыре лопаты износил. — Он наклонился ко мне, и глаза его настойчиво заблестели. — И знаете, что самое чудное? Никто не мог найти ни кучки земли, где он копал — никаких следов.
Меня слегка ошеломила эта информация, однако я ответил, не задумываясь:
— Там земля вокруг дома выглядит очень хорошей…
Казалось, он вздохнул с облегчением:
— А-а, ну если вы собираетесь грядки копать, тогда другое дело…
Еще одно мое приобретение озадачило его. Мне нужны были резиновые сапоги, чтобы ноги не промокали от жидкой грязи во многих местах тоннеля, где, без сомнения, сказывалась близость ручья. Но Марш по этому поводу мне ничего не сказал. Лишь когда я уже повернулся уходить, он снова заговорил о Сете:
— А вы больше ничего не слышали, мистер Бейтс?
— Так ведь люди здесь не очень-то разговорчивы…
— Они не все — Марши, — сказал он с вороватой ухмылкой. — Некоторые и говорят, что Сет был больше Маршем, чем Бишопом. Бишопы верили в колдунов и всякое такое. А Марши — никогда.
После такого загадочного объявления я ушел. Теперь я был совсем готов к тоннелю и едва мог дождаться следующего дня, чтобы вернуться под землю и продолжить исследование тайны, которая, совершенно определенно, была связана со всей чертовщиной, окружавшей семейство Бишопов.
Теперь события сменяли одно другое в нарастающем темпе. В ту ночь имело место еще два происшествия.
На первое я обратил внимание рано утром, когда заметил, что вокруг дома бродит Бад Перкинс. Меня взяла досада — быть может, без причины; но я как раз собирался спуститься в погреб. В любом случае, я должен был узнать, что ему здесь надо. Поэтому я открыл дверь и вышел во двор.
— Что ты ищешь, Бад? — окликнул его я.
— Овцу потерял, — лаконично ответил он.
— Я ее не видел.
— Она сюда забрела, — был ответ.
— Ну что ж, тогда посмотри.
— Неужто опять все это начинается?..
— Что ты имеешь в виду?
— Если вы не знаете, то и говорить вам не нужно. А если знаете, то и подавно. Вот я и не скажу.
Этот таинственный монолог поставил меня в тупик. В то же самое время, очевидное подозрение Бада Перкинса, что его овца как-то попала в мои руки, раздражало. Я отступил на шаг и распахнул дверь:
— Посмотри в доме, если желаешь.
При этих словах его глаза расширились в явном ужасе:
— Чтоб я туда ступил? — воскликнул он. — Да ни в жизнь!.. У меня у одного лишь хватает сметки так близко к дому подходить. Но внутрь я не зайду ни за какие деньги. Нет уж, только не я.
— Это совершенно безопасно. — Я не мог сдержать улыбки при виде его испуга.
— Может быть, это вы так думаете. Мы-то уж лучше знаем. Мы знаем, что ждет за этими черными стенами, все ждет и ждет, чтобы кто-нибудь пришел. А вот теперь вы пришли. И теперь все это снова начинается, как и раньше.
С этими словами он повернулся и побежал, как и в первый раз, скрывшись в лесу. Когда я удостоверился, что он уже не вернется, я зашел в дом. И тут меня ожидало открытие, которое должно было во мне разбудить тревогу, но мне оно тогда показалось лишь смутно необычным, поскольку я явно находился в каком-то летаргическом состоянии, то есть не вполне проснулся. Новые сапоги, купленные мною только вчера, кто-то надевал. Они были все заляпаны грязью. А ведь я совершенно точно помнил, что вчера они были чистые и ненадеванные.
При виде сапог у меня в голове оформилась растущая уверенность. Не надевая их, я спустился в погреб, открыл вход в тоннель и быстро пошел к земляному завалу. Возможно, у меня было предчувствие того, что именно я там найду, ибо это я и нашел: завал был частично расчищен достаточно для того, чтобы мог протиснуться человек. И следы во влажной земле были явно оставлены моими новыми сапогами, ибо отпечаток торговой марки на каблуке был хорошо виден в луче фонаря.
Таким образом, передо мной стоял следующий выбор; либо ночью кто-то пользовался моими сапогами, чтобы проделать в тоннеле эту работу, либо ее выполнил я сам, передвигаясь во сне. У меня не возникало особых сомнений в правильном решении, ибо сейчас, несмотря на все мое нетерпение и жажду деятельности, я был утомлен так, что это действительно можно было бы объяснить тем, что значительную часть времени, отведенного мне на сон, я раскапывал завал под землей.
Я не могу сейчас побороть в себе убеждения, что даже тогда знал, что именно обнаружу, углубившись по проходу дальше под землю: древние структуры, похожие на алтари в подземных пещерах, куда открывался тоннель, новые свидетельства жертвоприношений — на этот раз не только животные, но и, без сомнения, человеческие кости, а в самом конце — гигантская подземная полость, обрывающаяся вниз Далеко внизу слабо поблескивает вода, мощно вздымается и опускается, как-то связанная с самим Атлантическим океаном, проложившим себе путь сюда через пещеры побережья.
Еще у меня, видимо, было предчувствие и того, что еще я увижу у края этого последнего спуска в водную бездну — клочья шерсти, одно копыто с частью разорванной и сломанной ноги… все, что осталось от овцы — свежее, как та ночь, что недавно миновала!
Я повернулся и бросился бежать, растеряв остатки самообладания, не желая даже догадываться, как сюда овца попала — я был просто уверен в том, что это было животное Бада Перкинса. И не была ли она принесена сюда с той же самой целью, что и существа, останки которых я видел перед теми темными и разбитыми алтарями в меньших пещерах между этим местом беспрестанно колышущихся вод и домом, который я оставил совсем недавно?
Я не задержался и в самом доме, когда выбрался на поверхность, а сразу снова направился в Эйлзбери, видимо, без всякой цели, но, насколько я знаю, теперь меня подгоняла нужда узнать еще больше о том, какие легенды и суеверия копились вокруг дома Бишопов. Но в деревне я впервые почувствовал на себе всю силу общественного неодобрения: люди на улицах отводили от меня взгляды и поворачивались ко мне спиной. Один молодой человек, с которым я попытался заговорить, поспешил пройти мимо, как будто я вообще не раскрывал рта.
