скромными женщинами, озвучивая свои требования?
Он не вздрогнул, не пошевелился и не ответил мне – не сделал всего того, что сделал бы обычный человек, задай я ему в лоб такой вопрос. Разве что в глазах его зажглась какая-то искра.
– Ну ладно. Вот, – я протянула ему колоду.
Он посмотрел на «подношение», но не протянул руку, чтобы принять его.
– Да ну? – я приподняла бровь. Он по-прежнему сидел неподвижно. – Хочешь, чтобы тебе подали карты на серебряном блюде?
Я встала и перегнулась через сервировочный столик, чтобы карты оказались поближе к нему.
Тогда он все-таки приподнял руку и взял колоду.
– Счастливый день, – буркнула я, опять усаживаясь. Будь это кто иной, я точно велела бы ему отвалить и поискать кого-то другого, кто бы ему прислуживал. – Давай, сними их.
Он опустил глаза, перевернул колоду, раздвинул карты веером и принялся рассматривать картинки. Между его бровями залегла складка, но он промолчал. Карты вновь зашелестели друг о друга: он тасовал их, правда, не столь сноровисто, как я.
– Конечно. Перемешай, если хочешь, – пробормотала я. – Ты уже делал это раньше?
– Что ты имеешь в виду под «этим»? Посещал ли я паноптикум, на котором представлено худшее из нашего магического сообщества, в том числе звери, лишенные возможности выбрать свою судьбу? – Он умолк на мгновение. – Да. Я уничтожил много подобного. Но это место не попало в поле моего зрения. Оно не очень большое по сравнению с теми базарами, что я видел. И особо важным оно не казалось. Однако я понятия не имел, что тут такое обилие магических рабов и плененных зверей. Спасибо, что привлекла к этому мое внимание.
– Я? – Я отшатнулась – так, что мой стул встал за две задние ножки. Только этого мне не хватало – чтобы люди на этой ярмарке думали, что я доносчица, лишившая их работы. – Какое бы просветление ты ни обрел здесь, оно не имеет ко мне никакого отношения.
– Он последовал сюда за тобой, – Мордекай говорил ровным голосом, но в каждом его слове я слышала настороженность. – Он здесь из-за тебя.
– Зачастую ответ на вопрос можно получить, собрав больше информации, – сказал незнакомец. – Только вот в твоем случае головоломка становится все замысловатее и замысловатее.
– Я понятия не имею, о ком он сейчас говорит, потому что Алексис, буквально, самый скучный взрослый из всех, с кем я когда-либо встречалась, – сообщила Дейзи Мордекаю. – За исключением ее еженедельных вылазок в бар у нее буквально нет никакой личной жизни.
– Лимит на использование слова «буквально» исчерпан, – сухо сказала я. – И мы все еще тебя слышим.
Не думаю, что мне нужно было напоминать ей о тех взрослых, которых она знала до встречи со мной. И о том, как мы встретились с ней в первый раз.
– Или, может, ты хотела спросить, – незнакомец полностью игнорировал наши семейные ссоры, – платил ли я за услуги Говорящих с Призраками прежде, чтобы пообщаться с теми, что ушел в запределье? – Он вновь сделал паузу. – Нет, не платил. Потому что они не взяли бы с меня деньги за оказанные услуги.
– Без обид, сэр, но но мы-то ваши деньги возьмем, – поспешила вставить Дейзи. – Ой! Прекрати, Морди, или закончишь как Боромир.
– Или ты имела в виду…
– Я и не подозревала, что у такого простого вопроса может быть так много смыслов.
– …сидел ли я когда-нибудь на раскладном стуле, который едва меня выдерживает, перед шатким сервировочным столиком, накрытым грязным ковриком, напротив очаровательной женщины, пытающейся работать Говорящей с Призраками, в то время как два подростка организуют и практически управляют бизнесом, да еще и с толпой зевак за спиной?
– Он назвал ее очаровательной, – прошептала Дейзи. – Кажется, я чуть-чуть влюбилась.
– Он преследовал ее, незваный-непрошеный, несколько дней. И он не раскрывает ни рода своих занятий, ни какой-либо личной информации, – ответил Мордекай. – Пожалуй, нам нужно вызвать полицию.
Как обычно, оба они были правы.
– Нет, такого еще не было, – сказал незнакомец, по-прежнему (каким-то образом) игнорируя едва достигшую половой зрелости мелкоту в нескольких шагах от него.
– Ладно. Значит, ты виделся с кем-то, кто разговаривал с духами, – сказала я.
Пора все-таки приступать к делу.
– Да, – кивнул он. – Но они не смогли ответить на мой вопрос.
– Ага. Вот оно что. У тебя есть вопрос. – Я положила ногу на ногу. – Отлично. На этом и сосредоточимся. Хочешь сказать мне, кому этот вопрос предназначен?
– Нет.
– Супер. Хочешь сказать мне, что это за вопрос?
– Нет.
– Великолепно. Прекрасное, самое обычное начало. Ну, вперед, тасуй карты, пока не надоест, потом положи колоду на шаткий старый сервировочный столик, который я нашла на помойке – на тот случай, если тебя это интересует, – и приступим.
– Кто-то, посмотрев на условия, в которых ты живешь, может предположить, что ты не гордишься ни собой, ни своей магией, ни своей профессией, – сказал он как ни в чем не бывало.
– Многие и предполагают, – я встала, взяла свой стул и развернула его к заливу. Воды почти не было видно, но я наслаждалась тем, как соленый воздух мягко ерошит мои волосы. Кроме того, лучше смотреть в никуда, чем на это немыслимое лицо, пытаясь расслабиться под пристальным взглядом.
– Тебя это не беспокоит?
– Нисколечки. На самом деле это освобождает. Я знаю, куда бы они меня загнали и как бы действовали в отношении меня.
– Ты создаешь предсказуемую среду в непредсказуемой жизненной ситуации.
Я задумчиво поджала губы, потом пожала плечами:
– Ну, наверное, звучит похоже.
– Полагаю, это тот самый… молодой человек, которому ты купила бирюзовое одеяло?
– Его выдало бирюзовое одеяло, накинутое на его плечи?
– Да.
Я невольно рассмеялась:
– Гениальная догадка! Удивительно, что я для тебя такая загадка – при твоей-то фантастической наблюдательности.
– Что с ним?
Я закрыла глаза, подставив лицо успокаивающему ветру:
– Это не моя информация, и я не могу ее разглашать.
– Прошу прощения. Я хотел дать тебе возможность рассказать самой. Природа его… состояния есть в его личном деле.
– Которое ты просмотрел, – тихо проговорила я.
– Естественно. Молодой человек в его ситуации, живущий в бедности, без ресурсов своей стаи, редко доживает до начала полового созревания. А он почти на вершине, если я правильно оцениваю всплески его силы. Как ты сохранила ему жизнь?
– Надеждой и молитвой, – я благочестиво сложила руки. – Ну и еще парой уродских одеял.
– Она жертвует всем ради нас, – с ноткой гордости сказал Мордекай. Гордости и грусти. – Сидит здесь, со своим хлипким снаряжением, и позволяет толпе принижать ее. Ради нас. Она берется за случайную работу, не соответствующую ее интеллектуальному уровню. Просит милостыню,
