сне.
- Но мы не сможем докопаться до сути, если не обсудим это, Марк.
- Пока не обсудим это? Да просто повторяй все, что я говорю, как попугай, и записывай все в свой гребаный блокнот! Ты продолжаешь произносить мое имя, так чтобы я почувствовал, что мы приятели, но я сильно сомневаюсь, что ты вообще обращаешь внимание, на то, что я говорю.
Марк взглянул на часы.
- В любом случае, наш час почти истек.
Доктор Уайтхед положил блокнот и ручку на стол между ними, затем наклонился вперед, сложил руки между коленями и пристально посмотрел на Марка своими ясными глазами, мягко улыбаясь.
- Я слушаю, Марк. Я имею в виду, я реально тебя слушаю. Расскажи, пожалуйста, о том сне. Я - само внимание.
- Нет. Времени практически не осталось. Но я скажу тебе, что я думаю.
Марк встал.
- Я не знаю, как это произошло, и я не знаю почему, но каким-то образом один из этих "духов джунглей" проник в мою голову. Может быть, он жил в черве лоа-лоа и занял место в моем мозгу, когда паразит умер. Как бы то ни было, он завладел моим левым глазом. Вот почему он стал коричневым, и я ничего им не вижу. Конечно, он все еще работает, но теперь им смотрит он, а не я. И мне нужно остановить это, прежде чем он отожмет у меня что-то еще.
Поначалу Доктор Уайтхед ничего не сказал. Он просто сидел и выглядел задумчивым, словно обдумывал реалистичность истории Марка. Затем он взял блокнот, перевернул несколько страниц назад, щурясь на свой неразборчивый почерк и что-то молча просматривая. Когда он снова посмотрел на Марка, его лицо выглядело одновременно серьезным и сочувствующим.
- Марк, здесь сказано, что у твоей матери был диагноз шизофрения...
- Да иди ты нахуй.
* * *
Марк сидел за кухонным столом, перед ним стояло зеркало для макияжа, купленное в магазине подержанных вещей. Он слышал, как закипает вода на плите, сигнализируя, что время почти пришло. Он ждал, и только бурление воды и болтовня призрака на суахили составляли ему компанию. Прошла почти неделя с тех пор, как он выбежал из кабинета доктора Уайтхеда, и с того момента Алекс звонил ему не менее тридцати раз, но Марк не брал трубку.
Кто-то постучал в дверь, Марк встал и заглянул в глазок. В искаженном линзой лице он узнал Алекса.
- Чего тебе надо, Алекс? - крикнул он через дверь.
- Впусти меня, Марк. Я хочу поговорить с тобой. Я беспокоюсь за тебя.
- Неа. Проваливай. Не о чем нам с тобой разговаривать.
- Черт возьми, Марк! Открой, или я вызову полицию!
В конце голос Алекса надорвался, и Марк подумал, что он, возможно, плачет.
- Это плохая идея, старина. Нет такого закона, что запрещал бы мне сидеть безвылазно дома. Но есть один, запрещающий вторгаться в чужое жилище.
Марк вернулся к столу и сел. Когда зазвонил его сотовый телефон, он выключил его не глядя, уверенный, что это снова Алекс. Этот сученыш спелся с мозгоправом Уайтхедом. Он больше не был другом Марка.
Время пришло, - подумал Марк, наклоняясь ближе к зеркалу. Он поднес палец к левому глазу и тот закрылся, рефлекторно защищаясь от чужеродного предмета. Он услышал недовольное бурчание иностранного голоса в своей голове, но проигнорировал его. Разлепив веки большим и указательным пальцами левой руки, Марк надавил на глазное яблоко указательным пальцем правой руки, заставив голос закричать от боли.
Как я и думал. Я ничего не чувствую.
Марк встал и направился к инструментам. На стойке рядом его ждала бутылка медицинского спирта, а кастрюля все еще кипела на плите. Выключив конфорку, он с помощью щипцов достал из кипящей воды длинное тонкое лезвие и положил его на стол. Найдя в ящике прихватку, он осторожно обернул ее вокруг рукоятки ножа, другой рукой схватил спирт, а затем вернулся на свое место.
Уже почти неделю у Марка не было ни минуты покоя. Все дни и ночи голос лепетал, замолкая ровно настолько, чтобы он успел заснуть, только для того, чтобы через несколько мгновений разбудить его издевательским смехом. Для духа это была игра, которую Марк проиграл. Он вообще перестал есть и пил только виски, надеясь напоить призрака настолько, чтобы он наконец позволил ему отдохнуть. Но ничего не помогало. Марк знал, что если он не сделает что-нибудь в ближайшее время, то умрет от голода и истощения, оставив свое тело пустым, и тогда дух полностью поработит его. Делать ему такой подарок Марк не собирался.
Осторожно переложив обернутое лезвие в левую руку, он зажал бутылку со спиртом между бедрами и открутил крышку правой. Когда он вылил его на нож, спирт издал шипящий звук, испуская облако вяжущего пара, обжигающего его здоровый глаз. Прежде чем он успел потерять самообладание или позволить ножу остыть, он поднес кончик к коже прямо под глазом, и надавил. Удивительно, как легко лезвие пронзило веко, с хлопком проткнув глазное яблоко. Голос в его голове бился в агонии, воя на непонятном языке, в котором четко передавался всепоглощающий ужас, который весьма удовлетворил Марка.
- Подавись, уёбок!
Марк провернул нож ране, его желудок скрутило от вида темной крови, что хлынула из раны, стекая по лицу вязким ручейком. Он не чувствовал ничего, кроме триумфа, продолжая резать веки, вырезая грубую красную дыру в черепе. Крови было не так много, как он ожидал, горячее лезвие прижгло большую часть кровеносных сосудов, но вскоре нож остыл, и он больше не чувствовал запаха опалённых тканей.
Марк бросил нож обратно в кастрюлю и снова довел ее до кипения.
Мы еще не закончили.
Ему не нужно было понимать язык, чтобы знать, что дух то умолял его, то проклинал. Он не чувствовал ни малейшего сочувствия, в ожидании, пока нож снова нагреется. Он собирался закончить это, даже, если придется, ценой собственной жизни.
Марк посмотрел на свое лицо в зеркало, слишком уставший, чтобы почувствовать настоящий шок от вида рваной красной дыры на месте левого глаза. Густая жидкость все еще сочилась по его лицу, и он даже не пытался ее смыть.
Дерьмово ты выглядишь, старина! - подумал он, не в силах остановить маниакальный смех, вырывавшийся из его груди. - Осталось немного. А потом отдохнем.
Вернув горячее лезвие в правую руку, он исследовал острием пустой кратер, пытаясь определить лучший угол для своей задачи и прикидывая в уме силу, которая
