Он сдерживал слезы; ему было ненавистно видеть ее мучения.
- Я знаю, милая, я знаю.
Мужчина протянул руку и схватил ее за колено. Она продолжала плакать, когда родовые схватки пронзили все ее тело. Он потянулся к ящику с инструментами, который лежал рядом со столом, немного пошуршал внутри него.
- Так, мне нужно, чтобы ты тужилась, дорогая.
- Папочка...
- Тужься, дорогая. Тебе нужно тужиться.
- Я хочу поехать в больницу.
- Это не вариант, милая. Ты знаешь, что сделают в больнице. Мы сами о себе заботимся, а теперь мне нужно, чтобы ты послушала меня и тужилась.
- О, Боже! – женщина напряглась.
Ее вопли пронзили его барабанные перепонки. Он почувствовал, как его мозг загрохотал внутри черепа. Показалась головка. Улыбка озарила лицо мужчины. Он подставил руки, пока продолжались роды, и позволил ребенку упасть в них.
Младенец закричал. Он замахал своими маленькими ручками и ножками, когда сделал первый вдох. Женщина подняла голову, отчаянно пытаясь разглядеть ребенка.
- Папа, дай мне посмотреть.
Он проигнорировал ее, потянувшись к ящику с инструментами. Вытащил садовые ножницы и перерезал пуповину.
- Это мальчик. Твой первый ребенок - мальчик, - взволнованно сказал он.
Дочь наклонилась и улыбнулась отцу.
- Ты имеешь в виду - наш ребенок.
- Правильно, детка... наш ребенок.
- Ты можешь сделать это, если хочешь, я знаю, какое удовольствие это тебе приносит.
- Нет, детка, ты должна это сделать, - oн покачал головой. - Это твой первенец. С рождением ребенка приходит большая ответственность.
- Мы должны сделать это вместе.
Его не нужно было больше убеждать и, как ребенок в кондитерской, он кивнул.
- Хорошо, - мужчина встал и отнес ребенка к маленькому стальному столику. Он положил его на холодную поверхность и вернулся к дочери, наклонился и начал разрезать веревки. - Удивительно видеть тебя на этом столе. Твоя мать рожала бесчисленное количество раз именно на этом столе, как и твоя сестра. Теперь ты стала женщиной, моя милая маленькая девочка.
Когда путы исчезли, женщина оторвала свое измученное тело от стола. Она нетерпеливо подошла босыми ногами к металлическому столику. Папа был прямо позади, обнимая ее. Она протянула руку назад и потерла его лицо, когда он поцеловал ее в шею. Оба посмотрели на маленького плачущего младенца.
- Он такой красивый, - oна попыталась сдержать слезы.
- Так и есть.
Он взял ее руку в свою, медленно потянув ее через стол. Ладони легли на металлический молоток. Женщина улыбнулась, проводя пальцами по маленькому металлическому предмету. По всему ее телу прошла волна возбуждения, похожего на сексуальное.
- Я мокрая, – прошептала она.
A он выдохнул ей в ухо:
- Это твой первый раз. Ты запомнишь это навсегда.
Женщина обхватила ладонью рукоять молотка, поднимая его. Она почувствовала, как рука отца все еще сжимает ее. Вместе они подняли молоток высоко в воздух над плачущим младенцем.
- Я люблю тебя, Папочка.
- Я люблю тебя, детка.
И с этими словами они вдвоем обрушили молоток на ребенка. Его крики мгновенно прекратились, когда череп раскололся. Кровь и мозговое вещество вылились из отверстия на стол. Они снова подняли молоток, и когда он опустился, брюшко лопнуло, как пиньята[5]. Кровь брызнула по всему ее обнаженному телу, когда она истерически рассмеялась. Они еще несколько раз опустили молоток, прежде чем бросить орудие. Женщина повернулась в объятиях отца и взволнованно посмотрела ему в глаза.
- Я сделала это.
- Ты сделала. И в следующий раз ты сможешь сделать это сама.
- Я не могу дождаться своего следующего ребенка.
Он держал ее в темном подвале, целуя под светом настольной лампы.
Наверху, на кухне, мать тихонько напевала какую-то мелодию. Она мыла посуду, когда взволнованно повернулась к двери в подвал.
- Готово. Моя маленькая девочка теперь совсем взрослая.
Перевод: Виталий Бусловских
"Затворник"
"Ниссан Альтима" Вирджинии свернул на гравийную подъездную дорожку. Встревоженная, она напевала бодрую мелодию, чтобы отвлечься. Это не сработало. Мелкие камни, из которых состояла подъездная дорожка, хрустели под тяжестью ее медленно движущихся шин. Она продолжала напевать, отчаянно пытаясь скрыть свою тревогу как от себя, так и от Джеффа.
Вирджиния припарковала машину и заглушила двигатель. Вцепившись руками в руль, она крепко зажмурилась, покачала головой и глубоко вздохнула, шепча себе:
- С ним все будет в порядке. Это всего лишь три дня. Я уйду, а когда вернусь, все будет хорошо.
Она резко тряхнула головой, как будто это каким-то образом могло очистить ее разум. Представила, как ее страхи и неуверенность ссыпаются с волос, как перхоть. Представила, как всепоглощающее чувство спокойствия растекается по ее телу, как вода из душа. Сделала глубокий вдох и преувеличенно громко выдохнула. Затем она дотянулась дрожащей рукой до ручки дверцы машины и рывком распахнула ее.
Джефф наблюдал из окна. Он следил за странным поведением Вирджинии. В параноидальном уме начали возникать тревожные мысли. Он знал, что что-то не так, и, будучи таким больным, как он был, ожидал самого худшего.
Рак, серповидноклеточная анемия, множественная дистрофия, СПИД.
Он решил, что лучше подождать четыре или пять секунд, пока женщина не дойдет до входной двери. Может быть, все не так уж и плохо? Джефф покачал головой, разочарованный собой. Он ненавидел вести себя подобным образом, прятаться в тени и наблюдать. Ему хотелось поприветствовать ее у двери, как раньше. Поприветствуй ее улыбкой, встретив на полпути. Джефф представлял себе мир таким, каким тот был раньше, до его психического срыва.
Ему казалось, что прошла вечность, но прошло всего три года с тех пор, как агорафобия[6] изолировала его от остального мира. Три года с тех пор, как он жил вполне нормальной жизнью обычного человека с приличной работой, зарабатывающего приличные деньги. Три года с тех пор, как он улыбался и был в центре внимания среди сверстников. Три долгих года прошло с того дня, как он не мог встать с постели.
Джефф хорошо помнил тот день. Неужели прошло два дня, прежде чем кто-то заметил это? Он был в кататоническом состоянии, лежал в постели и бормотал бессвязные обрывки фраз. Не мог пошевелиться. Он помочился в свою постель и пролежал там в своей грязи два дня, то есть до тех пор, пока обеспокоенная Вирджиния не пришла ему на помощь.
Она вызвала медиков, и те увезли его в больницу. Джефф провел там неделю, прежде чем его отпустили обратно домой. Его дом превратился для него в тюремную камеру. С тех пор он оставался здесь, даже не выходя за дверь. Он отделил себя от мира, и именно в пределах этого дома нашел утешение. Это был его мир, и единственным внешним влиянием, которое позволялось, была Вирджиния.
Вирджиния была настоящим другом. Она старалась навещать его каждый день и раз в неделю приносить ему продукты. Любовь, которую он испытывал к ней, была сильной, неразрывной, как между братом и сестрой. Однако Джефф не знал о чувствах Вирджинии.
Женщина видела их любовь в совершенно ином свете. Там, где Джефф видел любовь брата и сестры, Вирджиния видела потенциал для долгого, вечного романа. Она понимала, что он не в состоянии завязать какие-либо отношения прямо сейчас, но со временем... Джефф пострадал, был болен, но его можно было спасти. Его уязвимость усилила ее чувства к нему, заложила основу для возникновения страсти. Однажды, когда он, наконец, исцелится, она будет рядом.
И жили они долго и счастливо...
Женщина тихонько постучала в дверь, стараясь не быть слишком громкой. Если сильно постучать, Джефф может впасть в панику, тогда он спрячется в безопасное место в доме. Пройдут дни, прежде чем его удастся убедить выйти. Хлопая ресницами, она откашлялась, прежде чем позвать мягким голосом:
