а потом позвали меня.
— Никогда не угадаешь, кого она выберет, — тихо говорил папа, но как только я вышел на улицу, сразу же замолчал и вскочил со стула. Все трое стояли на другом конце крыльца — толстая женщина посередине. Блюм держал ее за руку, будто маленького ребенка. Выглядела она как какой-то великовозрастной дебил. Папа откашлялся и попытался улыбнуться мне.
— Какое-то время у нас будет гость. Мистера Пикенса, э…
— Сестра, — подсказал Блюм.
— Сестра поживет у нас некоторое время. Она из…
— Из-за пределов Долины, — сказал Блюм.
— И я сказал мистеру Пикенсу, что она может пожить в твоей комнате.
— Почему бы ей не пожить с мистером Пикенсом? — спросил я. Не очень то мне хотелось, чтобы кто-то занимал мою комнату.
Блюм в своей излюбленной манере вытаращился на меня.
— Это невозможно.
— У нас достаточно места, — сказал мне папа, и от того, как он это сказал, мне совсем расхотелось дальше задавать какие-либо вопросы.
Всю следующую неделю женщина жила у нас. За все это время Блюм так ни разу и не навестил ее, и в мою голову закралась мысль, что на самом деле она не была его сестрой. Она почти не выходила из моей комнаты, только покушать, но даже тогда практически не разговаривала, почему я и решил, что она скорее всего дебилка. Однажды, когда мы ужинали, она закончила есть и улыбнулась. Ее улыбка напугала меня до чертиков. Она наклонилась над столом и сказала:
— Уже скоро.
Я понял, что она обращалась ко мне, но не знал, что она имела ввиду.
— О чем она говорит? — спросила я папу после того, как она встала и вернулась в мою комнату. — Что произойдет скоро?
Он покачал головой и ничего не ответил.
Я сплю на диване, но в ту ночь папа уступил мне свою кровать и сказал, что будет сам спать на диване. Он велел мне запереть дверь спальни и не выходить, что бы я ни услышал.
Я чувствовал, что что-то происходит, и планировал бодрствовать всю ночь. Я хотел выяснить, что конкретно происходит, но сразу же заснул и ни разу не проснулся. На утро, когда я зашел на кухню, папа уже завтракал.
— Комната снова твоя, — все, что он сказал мне.
Вот как я узнал, что толстая женщина ушла.
Он больше ничего об этом не говорил, да и я особо не вспоминал, но примерно через неделю, когда мы загоняли бычков в загон, подошел Блюм Пикенс и спросил:
— Где она?
Папа только пожал плечами и продолжил работать.
— Она уже должна была все сделать!
— Вашей сестры здесь больше нет, — сказал я ему.
Блюм выглядел потрясенным и, похоже, немного испуганным.
— Где она?
— Не знаю, — сказал папа и сплюнул. — Просто исчезла одной ночью.
Теперь Блюм выглядел просто взбешенным.
— Так дела не делаются!
— Он мой мальчик! — сказал папа, указывая на меня. Теперь уже он выглядел как безумный.
— Ты знаешь, что он…
Голос папы стал низким и серьезным.
— Я знаю, что тебе лучше убраться к черту с моей территории.
— Ты не можешь…
— Сейчас же!
Мы смотрели, как Блюм уходит. Он выглядел немного нервным и, как мне казалось, испуганным что ли. Наверное, все-таки больше испуганным. У меня был миллион вопросов, и папа знал это, однако спокойно посмотрел на меня и сказал:
— Возвращайся к работе.
После обеда папа велел мне оставаться дома и заниматься уборкой, а сам куда-то поехал по делам. Не было его долго. Он вернулся, когда уже стемнело. Папа приехал не один, с ним прибыла большая группа фермеров и владельцев ранчо, и все они прихватили свои дробовики.
— Что происходит? — спросил я его.
Он положил руки мне на плечи и заглянул в глаза.
— Я знаю, ты видел женщину, — сказал он мне. — А когда-нибудь делал ее… статуэтки?
— Делал, — сказал я. — Но больше не делаю. Перестал.
— Где они сейчас?
— Я разломал их и бросил в кучу веток, которую мы сожгли.
— Всех?
Я кивнул.
— Это хорошо, — сказал он.
— Я ничего не понимаю. Что происходит? — я кивнул в сторону мужчин.
— Нам нужно кое-что сделать.
— Что?
— Давным-давно Блюм Пикенс был назначен ответственным за то, к чему он не должен был иметь никакого отношения. Мы это исправим.
— Это все, что тебе нужно знать, — сказал старик Джейкобс, вмешиваясь. — Просто будь благодарен, что мы делаем это, иначе ты бы…
— Сиди дома, пока нас не будет, — папа оборвал старика Джейкобса, грозно зыркнув на него. — И не открывай дверь никому и ничему, пока я не вернусь. Ты меня слышишь?
Я кивнул.
Ночь выдалась безлунной. Я сидел и ждал. Все было тихо. Ночью в Долине звуки разносятся довольно далеко, и я думал, что услышу крики, стрельбу или что-то подобное, но ничего не было слышно. Даже птицы и насекомые не издавали ни звука. Я немного пособирал головоломку: за́мок, над которым уже довольно давно корпел. Потом попытался вырезать себе что-нибудь из палки, но у меня ничего не получилось. Потом я просто сидел и думал. Я пытался понять, что происходит, но ничего путного в голову не лезло, и в конце концов заснул в папином кресле.
Что-то меня разбудило, но что, так и не понял. Когда я открыл глаза, было уже далеко за полночь. Мне было страшно, так же страшно, как тогда, когда приходила женщина. В этот момент мне так захотелось оказаться в своей постели, под одеялом, полностью накрывшись с головой. Я уже подумывал броситься в свою комнату и прыгнуть в кровать, но побоялся — вдруг она будет там меня ждать, — и остался сидеть в кресле. Был бы я религиозен, мог бы помолиться, но увы, мы не были на́божными людьми.
Послышался скрип половиц на крыльце. Я громко спросил:
— Папа?
Но никто не ответил, и я понял, что это не он.
Мое сердце бешено заколотилось. Я закрыл глаза, боясь, что могу увидеть женщину, подглядывающую за мной. Крыльцо снова заскрипело. Я услышал еще один странный звук, и сначала подумал, что это кошка, но потом мелькнула другая мысль — это ребенок. Я крепче зажмурил глаза и пальцами заткнул уши, чтобы ничего не слышать и не видеть.
Папа не вернулся к утру. Я не спал всю ночь, и только когда солнце забралось на небо максимально высоко, наконец-то открыл входную дверь и вышел наружу. На крыльце лежал ребенок. Я это предчувствовал, но надеялся, что к этому времени он уже будет мертв. Это было не так.
Я посмотрел на него. В руке он
