Грудь ее поднялась еще выше, и я понял, что это конец.
— Мисс Мари, послушайте, вы можете дышать! — сказал я, склонившись и прижавшись ртом к ее уху.
Но она не слушала. Я разорвал шнурки на корсете, чтобы облегчить ей дыхание. Ее брат при этом возмущенно охнул. Делать было нечего, и я сильно, но не так, как мог бы, ударил мисс Мари по ее прекрасному юному лицо ладонью. Ее брат снова охнул, горничная зарыдала сильней. Я ударил еще раз, ненавидя себя за это. Глаза ее пришли в обычное состояние, она уставилась на меня с нескрываемым страхом смерти, грудь ее опустилась. Она больше не могла бороться. Я дал ей понюхать коньяка.
— Мисс Мари, вы можете выдохнуть. Сейчас. Просто сделайте выдох, — и я продемонстрировал ей, как это делается.
Мисс Мари вдруг резко выдохнула, а потом снова вдохнула и задержала дыхание. Я снова выдохнул резко и протяжно, она повторила. В итоге ее дыхание становилось спокойней, и она расслабила руки и ноги. Глаза ее прояснились, и она закрыла их от облегчения, осознавая, что в этот раз она снова победила Смерть. Я потер лоб рукой, сев на пол и облегченно вздохнув. Брат мисс Мари, Роберт отпустил ее и тоже сел на пол, все еще испуганно дыша. Горничная протянула ему бутылку коньяка, и он выпил прямо из горла.
Я уложил мисс Мари в постель. Говорить с ней не стал, она выглядела уставшей, измотанной и сонной. Даже пилюли давать не пришлось. Я сказал, что зайду завтра и ушел. На выходе обернулся, так как она позвала меня тихим и слабым голосом.
— Я хотела бы, чтобы это был ты, — сказала она с закрытыми глазами.
— Простите? — так же тихо спросил я.
— Там на корабле, я бы хотела, чтобы вы делали мне искусственное дыхание.
Я улыбнулся. Она тоже, хоть и не смотрела на меня, а лежала с закрытыми глазами.
— Поспите, как следует, — сказал я и ушел, стараясь не встречаться с ее братом. К счастью, он разговаривал на кухне с горничной, распоряжаясь, чтобы та не закрывала дверь спальни мисс Мари всю ночь. Я проскользнул мимо них в гостиную. Услышал свое имя, но выпрыгнул на улицу, как будто не заметил, что кто-то окликнул меня.
Не знаю, что именно провоцирует приступы у мисс Хьюс. Обычно это испуг или нервное потрясения, но что могло случиться сегодня дома, в ее комнате, ума не приложу. Завтра расспрошу ее подробнее. С утра отправлю телеграмму в порт, чтобы узнать, не высадился ли доктор Миррер. Он сможет дать дельный совет. А пока попробую уснуть, я устал, ног не чувствую. Но чтобы успокоиться, выпью бокал бургундского вина.
Записи доктора Ричарда Филдса
3 сентября
Поспать подольше не удалось. Сосед снизу стал стучать молотком, а я всегда сплю чутким сном. Разбудить меня могут даже разговоры на улице, если окно будет открыто, поэтому мне приходится спать с закрытыми окнами даже летом в душную погоду.
Решил пойти к пациентам пораньше и не прогадал. Словно так и должно было случиться. Ругань услышал, как только открыл дверь. Санитары говорили на повышенных тонах. Один из них и вовсе повизгивал и ругался матом.
— Что происходит? — строго спросил я, войдя в кабинет.
Санитары замолчали. В комнате я заметил беременную женщину. Она сидела, обхватив живот, и тихо плакала.
— Этот урод назвал мою жену… простите, доктор, шлюхой Дьявола! — раскрасневшийся санитар указал рукой на женщину. Она заплакала громче, а он насупился.
— Вы назвали его мать Дьяволом, он просто хотел отомстить, — спокойным и ровным тоном сказал я, — не стоит так реагировать на слова душевнобольных людей, Матис, — добавил я, прочитав его имя на куртке.
— Милая мадам, успокойтесь, — улыбнулся я, — вам вообще не следует сюда приходить. Это место… не для тонкой женской души.
— Он ее даже не видел, доктор! Она пришла за мной уже после этих его скверных оскорблений. Я хотел принести ему завтрак, а он…
— Ну, хватит, Матис, — перебил его, не желая слушать, — он болен. Если вы не можете бесстрастно работать здесь, то, может, стоит поискать другую работу?
— Доктор! — возмутилась женщина, — мне рожать через несколько дней, а вы оставите моего драгоценного мужа без работы?! — она резко встала, я удивился, как не родила.
— Осторожней, миссис Матис, — я взмахнул рукой, — так и родить раньше срока не долго. Я никого не выгоняю, просто пытаюсь объяснить вашему супругу, что эти бедняги, которые заперты здесь, не отдают отчет в полной мере тому, что они говорят.
На том и сошлись. Матис пообещал впредь не принимать так близко к сердцу слова пациентов, особенно Хоффишера, а миссис Матис обещала больше не приходить сюда, чтобы не родить ребенка раньше положенного ему срока.
Другой санитар сказал, что привели нового пациента, но я решил, что будет лучше сначала навестить Хоффишера.
Он сидел в углу и смотрел в решетчатое окно. На его окна поставили решетки после того, как он пытался сбежать на похороны матери, которая к тому дню была мертва два года. Я склонен думать, что Хоффишер проявлял жестокость всегда. Возможно, с детства. Его отец был человеком злым. Не боюсь этого слова, жестоким. Я мало знаю о его прошлом, но ходили слухи, что отец поколачивал и мать, и его самого. А когда мистер Хоффишер был найден зарубленный топором, то ни у кого не было сомнений, что это сделал его семнадцатилетний сын. Полиция же посчитала, что удары были нанесены кем-то более крепким и взрослым, к тому же мать Хоффишера сказала, что во время смерти мужа она с сыном играла в карты наверху. Так ли это, или мать солгала ради сына, никто не знает. Но через год она привела парня к нам после того, как он метнул в нее топор. К счастью, промахнулся.
— Доброе утро, мистер Хоффишер, — сказал я и закрыл дверь, оставив щель. Я опустил руку в карман халата, сжав свисток.
— Доброе? Ну, не знаю, доктор, — он не смотрел на меня, а я заметил, что в перерывах между разговором со мной, он говорит с кем-то еще. Очень тихо. Слов не разобрать. Хотя, скорее всего их и не было. Я видел только, как он шевелит губами.
— Почему же нет?
— Эта тварь готовится, — сказал он и резко повернулся в мою сторону, я невольно сделал шаг назад.
— О, не бойтесь доктор, я не обижу вас, — Хоффишер обнял колени, — в тот раз я был так глуп, я так сожалею.
