Сжав челюсти, Уилл снова вытащил кинжал и отдал его сестре. В ее душе жила уверенность. Она знала, что ей это под силу. Она всегда могла залезть так же высоко, как Уилл, бегать так же быстро, как и он, и так же надолго задерживать дыхание…
Она метнула нож в третий раз, и он вонзился в «яблочко». Сесилия подпрыгнула и захлопала в ладоши, на мгновение отдавшись восторгу одержанной победы. Ее волосы, растрепавшись, упали на лицо; отбросив их назад, она улыбнулась:
– Ты напишешь. Такое было условие.
К ее изумлению, Уилл улыбнулся в ответ:
– Ну, хорошо, напишу. Напишу, а затем брошу письмо в огонь.
От возмущения она была готова наброситься на него, но он выставил вперед руку:
– Я обещал написать, но о том, чтобы отослать это письмо, мы не договаривались.
Сесилия задохнулась от гнева:
– Как ты смеешь так меня обманывать!
– Говорил я тебе, что в тебе нет ничего от Сумеречного охотника? Иначе тебя нельзя было бы так легко провести! Я не собираюсь писать никаких писем – это противоречит Закону. И давай поставим на этом точку.
– Можно подумать, тебе есть дело до Закона! – топнула ногой Сесилия и еще больше разозлилась, потому что терпеть не могла девчонок, топающих ногами.
Глаза Уилла сузились.
– А тебе нет дела до того, что ты тоже Сумеречный охотник. Знаешь что? Я напишу письмо и дам тебе, если ты пообещаешь отвезти его домой и больше никогда сюда не возвращаться!
Сесилия отпрянула. У нее еще сохранились воспоминания о шумных перебранках с Уиллом, о ее китайских куклах, которые он сломал и выбросил в чердачное окно. Но она помнила и то, как он перевязывал ей пораненное колено или заплетал косы. У того Уилла, который сейчас стоял перед ней, этой доброты не было и в помине. В первые два года после того, как он ушел, мама часто плакала. Как-то раз, обняв Сесилию, она сказала, что Сумеречные охотники «заберут у него всю любовь». «Они холодные и расчетливые», – добавила она тогда. Еще бы, ведь они запретили ей выходить замуж. Что ее Уиллу от них понадобилось?
– Никуда я не уеду, – ответила Сесилия, пронзив Уилла убийственным взглядом, – если же ты будешь настаивать, то я… то я…
В этот момент дверь отворилась, и в проеме возник силуэт Джема.
– Ну да, – сказал он, – опять грозите друг другу. Давно ругаетесь?
– Это он начал.
Сесилия дернула в сторону Уилла подбородком, хотя и знала, что это совершенно бесполезно. Джем, парабатай Уилла, относился к ней по-доброму, но сдержанно, как и положено относиться к младшей сестре друга, но при этом всегда занимал сторону своего побратима. Человек отзывчивый, но твердый, он ставил Уилла превыше всего на свете.
Или почти всего. Когда Сесилия впервые появилась в Институте, больше всего ее поразил как раз Джем. Серебряные глаза и волосы, тонкие черты лица – он был красив необычной, даже неземной красотой. Этот юноша был похож на принца из сказки, и она уже стала подумывать, не влюбиться ли в него, но тут выяснилось, что он по уши влюблен в Тессу Грей. Куда бы та ни пошла, он не сводил с нее глаз, а стоило ему с ней заговорить, как голос его тут же менялся. Джем смотрел на Тессу, как сказала бы мать Сесилии, словно она «единственная звездочка на небосклоне».
Сесилия не обижалась: Тесса была милой, доброй, хотя и несколько застенчивой. Подобно Уиллу, она постоянно где-то сидела одна, уткнувшись в книгу. Если это и есть тот идеал, к которому стремился Джем, то ей, Сесилии, никогда не занять места в его сердце. И чем дольше она жила в Институте, тем отчетливее понимала, как сложно ей будет ладить с Уиллом, который держался с Джемом как покровитель и защитник. Да он глаз с нее не спустит, следя за тем, чтобы она его ничем не обидела. Нет, от всего этого ей лучше держаться подальше.
– Мне в голову пришла замечательная идея: связать Сесилию и скормить ее уткам в Гайд-парке, – сказал Уилл, коротко улыбнувшись Джему, – и ты мог бы мне помочь.
– К сожалению, тебе придется отложить свой кровавый план до лучших времен. Внизу ждет Габриэль Лайтвуд, и мне нужно сказать тебе пару слов. Твоих любимых, особенно если соединить их в одно целое.
– Полный придурок? – заинтересовался Уилл. – Жалкий выскочка?
– Нет, – с ухмылкой ответил Джем. – Демонический сифилис.
Ловко неся на одной руке поднос, Софи постучала в дверь. Она услышала быстрые шаги, и дверь распахнулась: на пороге стоял Гидеон в брюках с подтяжками и белой рубашке с закатанными рукавами. Волосы у него были мокрыми. Сердце Софи забилось быстрее, но она заставила себя нахмуриться.
– Мистер Лайтвуд, я принесла лепешки, а Бриджит приготовила вам блюдо сэндвичей.
Гидеон отступил, освобождая проход в комнату – такую же, как и все остальные в Институте: громоздкая мебель из темного дерева, большая кровать с пологом, огромный камин и глухо зашторенные окна. Софи прошла к столику у камина, чтобы поставить поднос; ей было немного не по себе – она чувствовала взгляд Гидеона.
– Софи… – начал он.
– Что-нибудь еще, мистер Лайтвуд? – перебила она, выпрямляясь.
– Я бы хотел, чтобы вы называли меня Гидеоном, – запротестовал он.
– Я уже говорила, что не могу называть вас именем, данным при крещении.
– Я – Сумеречный охотник, и никакого имени, данного при крещении, у меня нет. Пожалуйста, Софи… – Он сделал шаг по направлению к ней, но на большее не решился. – Я думал, мы друзья. Но… с тех пор как я приехал в Институт, вы так холодны со мной…
Софи нахмурилась, вспомнив сына бывшего хозяина и то, как он зажимал ее в глухом углу, шаря под юбками. «Тебе следует быть поласковей…» – шептал этот негодяй.
– Софи, что случилось? – с тревогой спросил Гидеон. – Если я вас чем-то обидел или проявил неуважение, скажите, как это исправить…
– Никаких обид, мистер. Вы – господин, а я – простая служанка, что же до остального… я бы рассматривала это как фамильярность. Прошу вас, мистер Лайтвуд, не ставьте меня в неловкое положение!
Плечи Гидеона опустились. У него был такой потерянный вид, что сердце Софи дрогнуло. Я могу потерять все, а ему терять нечего, напомнила она себе. К этой мысли она пришла глубокой ночью, лежа на узкой кровати и вспоминая глаза цвета морской бури, которые преследовали ее повсюду.
– Я думал, мы друзья… – повторил юноша.
– Я не могу быть вашим другом.
– А если я попрошу… – Гидеон сделал еще один шаг по направлению к ней.
Дверь распахнулась, и на пороге возник запыхавшийся Генри. Он был в одной из своих ужасных жилеток в оранжево-зеленую полоску.
– Гидеон! Там, внизу, твой брат!
Глаза Лайтвуда удивленно расширились.
