— Привет, ребята, — сказала Рева, становясь между кузиной и молодым человеком. Той пришлось убрать руку с его плеча и сделать шаг назад. — Пэм, как работается в канцелярском отделе? — спросила она, глядя на парня.
— Отлично! Это очень легкая работа, мне нравится.
— Ну что ж, я рада, — ответила Рева, по-прежнему не сводя глаз с юноши.
— Ты… ты знакома с Виктором? — спросила Пэм. — Это Виктор Диас. А это моя кузина Рева.
— Привет, — Виктор смущенно улыбнулся.
«Ого! — подумала Рева. — Какая улыбка! Какой красавчик! С ума сойти можно».
— Ты тоже работаешь в магазине? — спросила она, возвращая ему улыбку и лучезарно глядя на него своими голубыми глазами.
— Да. Временно, на праздники. Чаще всего в подсобке.
— В подсобке? Я там бываю каждый день с трех до пяти.
Рева терпеть не могла работать в подсобке. Но теперь, глядя на красивое лицо своего нового знакомого, подумала, что получит от этого определенное удовольствие.
— Тебе здесь нравится? — спросила она, желая разговорить парня.
— Осторожнее, Виктор, — вмешалась Пэм. — Отец Ревы — владелец сети магазинов «Долби».
— Мне очень нравится работать в подсобке, — рассмеялся Виктор. — И надеюсь проработать там до конца своих дней!
Рева тоже рассмеялась. Парень посмотрел на часы.
— Ну что ж, мне пора. Увидимся, Пэм.
— Я работаю в парфюмерном отделе, — сказала Рева. — Заходи.
— Приятно познакомиться, — ответил Виктор через плечо и исчез в толпе покупателей.
— Правда, потрясающий? — спросила Пэм.
Рева наконец-то повернулась к своей сестре.
— Да, вроде ничего, — равнодушно сказала она.
Пэм покраснела, и ее зеленые глаза загорелись.
— Я думаю, это то, чего я ждала, — прошептала она. — Мы познакомились всего несколько недель назад… но я… я… просто влюблена в него.
— Это отлично, Пэм, — так же равнодушно ответила Рева, как будто кузина сообщила ей, что пошел дождь. — Как тебе мой маникюр?
— Что? — растерялась Пэм, не готовая к такой смене темы.
— Как считаешь, мисс Смит очень рассердится?
Рева подняла руки с красными ногтями в черную точку, чтобы их было лучше видно. И тут, к ее удивлению, Пэм взяла серебряный нож для разрезания бумаг и высоко занесла его.
— Пэм… что ты делаешь? — воскликнула Рева.
— Вот что я думаю о твоих ногтях! — закричала та, вонзая нож в грудь сестры.
Глава 3
Захвачена врасплох
Рева ахнула от удивления. Пэм рассмеялась и, подняв нож, еще три или четыре раза воткнула его в грудь кузины.
— Попалась, — сказала она, сияя.
Рева сделала шаг назад, не вполне оправившись от страха. Посмотрев на нож, девушка поняла, что его лезвие убирается внутрь рукоятки. Все еще улыбаясь, Пэм «вонзила» нож в свою ладонь.
— Можешь себе представить, эта штучка — лидер продаж в нашем отделе, — сказала она.
— Это… очень смешно, — слабым голосом произнесла Рева. — Я рада, что тебе весело, Пэм.
— Намного лучше, чем в прошлое Рождество, — заметила со значением сестра.
— Разумеется, — пробормотала Рева.
Попрощавшись с Пэм, она повернулась и пошла к себе в отдел как можно медленнее, думая о Викторе.
После работы Рева поднялась на шестой этаж, в офис к отцу. Она миновала роскошный холл с кожаными диванами, свежими цветами в высоких стеклянных вазах и картинами на стенах. Идя по коридору, девушка остановилась у балкона, с которого можно было увидеть все пять этажей универмага. У балкона, на котором она едва не погибла. Чувствуя, как по спине побежал холодок. Рева затаила дыхание и остаток пути до двери кабинета прошла быстрым шагом. Мистер Долби стоял у двери в свой офис с кипой папок в руках. Он улыбнулся дочери.
— Как твои дела?
Отец Ревы был стройным, красивым мужчиной, который много работал и тщательно следил за собой. Он выглядел моложе своих сорока шести лет. Единственными признаками возраста были морщинки в углах его темных глаз и седые волосы на висках.
— Как дела? Да так себе, — жалобно сказала Рева, вошла за отцом в кабинет и села у стола светлого дерева.
Повернув к себе фото в плексигласовой рамочке, девушка задумчиво посмотрела на него. Она видела снимок не меньше тысячи раз, но всегда ей становилось грустно. На фото были изображены она сама, ее маленький брат Майкл и мама. На пляже во Флориде. Оно было сделано пять лет назад, всего за полгода до гибели матери Ревы. «Что за фотография, — подумала девушка. — Такая счастливая и одновременно печальная. Интересно, как это отец может смотреть на нее целый день?»
Мистер Долби опустился в свое кресло и пристально взглянул на дочь.
— Утром на тебя жаловалась мисс Смит.
Рева пожала плечами, как будто ей было все равно.
— Я не хочу работать здесь на это Рождество, папа, — сказала она жалобным голосом. — То есть я хочу сказать, что деньги нам не очень нужны.
Отец нахмурился и принялся постукивать карандашом по столу, задумчиво глядя на Реву.
— А я хочу, чтобы ты работала, — мягко ответил он. — Ради твоего же блага. Я знаю, что у тебя с этим магазином связаны неприятные воспоминания, но надо, чтобы ты их преодолела.
— Мне нужно отдохнуть, только и всего, — капризно произнесла дочь. — Почему я не могу поехать в Сан-Круа вместе с Майклом?
— Потому что Харрисоны тебя не приглашали, — твердо сказал отец. — Они пригласили только твоего брата.
Рева накрутила на палец прядь своих рыжих волос.
— Чтоб их, — пробормотала она.
— Знаешь что? — произнес отец, откладывая в сторону карандаш. — Поработай в магазине на Рождество, а в феврале мы поедем куда-нибудь в теплое место.
— Правда? — Рева подскочила на своем стуле, и ее голубые глаза просветлели.
— И можешь взять с собой подружку, — добавил он. — Это самое лучшее, что я могу тебе предложить.
Девушка рассмеялась.
— Это, кажется, называется взяткой?
— Да, — кивнул мистер Долби. — Это именно взятка.
Рева встала, перегнулась через стол и поцеловала отца в щеку. Его темные глаза расширились от удивления: он не привык к таким проявлениям дочерней любви.
— Ну, хорошо, значит, ты меня подкупаешь, — улыбаясь, сказала она. — На самом деле мне даже нравится быть подкупленной.
— И ты будешь продолжать работать в магазине?
— Да, конечно, — ответила девушка.
— И мисс Смит больше не будет жаловаться мне, что ты грубишь покупателям? — спросил отец, поднимая брови.
— Эй… не ожидай больших чудес! — воскликнула Рева, встала и подошла к платяному шкафу в углу. — Ты идешь домой?
