— Фей?
— Потише, Ян.
Может ли мандрагор говорить? Раньше он думал — нет. Но все меняется.
Ее тень висела на камнях — синяя, изломанная.
— Фей…
— Да помолчи же, — выдохнула она, — слушай!
Не сводя с нее глаз и не убирая ладони с раскаленного приклада, он прислушался.
Свистел, пересыпаясь, песок.
Потом…
Он услышал детский плач. Тонкий, заливистый.
— Вот… Опять.
Плач. Тихий, захлебывающийся. Словно плачущий устал.
— Кто-то выжил!
Он покачал головой, но понял, что Фей не увидела — она напряженно вглядывалась в дрожащее марево.
Тогда он разлепил пересохшие губы.
— Мандрагор!
— Но… Ян, они же не умеют плакать!
— Им и не нужно. Это мы. Слышим то, чего нет. Запах…
— Не может быть! Слишком далеко!
— Ветер в нашу сторону.
— Я посмотрю!
— Не смей!
— Посмотрю. Ты же сам говорил — мандрагоры не охотятся за одиночками.
— Значит, уже охотятся.
Плач раздался снова. Он плыл над горячим маревом, над желтыми скалами, над пенными бурунами, набегающими на берег, над сетями, сохнущими на распялках…
— Кто-то выжил! — повторила Фей. Позабыв про свои страхи, он попробовал задержать ее, но она с неожиданной силой оттолкнула его и бросилась в скалы. Он побежал за ней, придерживая ладонью хлопающий по груди карабин. Солнце било наотмашь и пот просыхал на рубахе, оставляя соленые разводы.
— Фе-ей! Погоди!
Но она, резко вильнув вбок, скрылась за изъеденным ветрами скальным столбом.
Оттуда доносился плач, трепеща на ветру.
И все стихло. Плач смолк.
Свистел песок, пересыпаясь через скальные гребни.
Он насторожил карабин и заглянул за уступ скалы.
Фей присела на корточки перед кем-то совсем маленьким. Девочка? — гадал он, разглядывая хрупкое тельце в ободранной рубахе — мальчик? Скорее, девочка. Черт, да что он гадает такое? Это вообще не ребенок. Не человек.
— Фей! Отойди!
Он прицелился в смутное пятно белой рубахи, маячившее за плечами Фей.
Сейчас призрачная ткань взорвется зеленой стрелой спор, ударит в Фей, обовьет ее, внедрится под кожу, прорастет зелеными побегами…
Та только покачала головой.
Девочку она прижимала к себе, вжимая, втискивая в тело, так, что он не мог разглядеть ее лица.
— Отойди!
— Нет!
— Фей, — сказал он, — это мандрагор.
— Нет!
— Это мандрагор…
Почему оно не взрывается? Не созрел еще? Тогда надо торопиться…
— Это девочка, Ян, она заблудилась в скалах, наверное, собирала ракушки при отливе, ты же знаешь, одной всегда было безопасно, вот ее и отправили, она и пошла себе, а потом вернулась, а их нет, она так плакала… — на одном дыхании выпалила Фей.
Над ее головой кривились и содрогались щупальца солнца.
— Это она тебе сказала?
— Нет, но… как иначе?
— Она молчит, Фей. Это мандрагор.
— Но ведь мандрагоры теперь разговаривают, Ян, — тихо вздохнула она.
— Верно. Теперь уже ничего не поймешь. И все-таки, Фей, отойди.
Теперь он отчетливо различал крохотную белую ручку, цеплявшуюся за огрубевшие, распухшие пальцы Фей.
— Нет! Ян, послушай, если бы это была мандрагора, она бы давно меня убила, верно?
— Ну… может, она просто очень маленькая….
— Маленьких мандрагоров не бывает, Ян.
Да, подумал он, они отрываются от материнского стебля уже зрелыми. И сразу отправляются на поиски.
— Если ты ее убьешь, — сдавленным голосом произнесла Фей, — я убью себя.
Он молчал. Надо как-то отманить Фей подальше. Ну, поплачет, увидев, как бессильно хлещет в небо зеленая стрела спор. Руки на себя не наложит. Если впрямь…
А если от разрывной пули на рубашку толчком выплеснется красная кровь? Что тогда?
— Раковины собирала, говоришь? — Он окинул недоверчивым взглядом босые исцарапанные ноги, — а корзинка где?
— Но Ян, она же… вернулась в поселок, увидела… что увидела, убежала, потеряла корзину…
— Почему ты говоришь за нее? — недовольно спросил он.
— Но она же молчит…
Она вновь втянула в себя воздух и замолчала.
Солнце, разбухшее, красное, уже висело над горизонтом, щупальца тянулись вниз, вверх, во все стороны.
Может и впрямь, думал он, может — уцелела. А если нет?
— Ладно, — сказал он, — идем.
И добавил сквозь зубы:
— Только держись от меня подальше.
Если девка и впрямь поддельная, то с Фей можно попрощаться, думал он, по-прежнему сжимая карабин и глядя на темную от пота спину Фей, и что тогда? Зачем жить? А может… Она уже постарела, — подумал он, — а я еще молод. У меня могут быть еще дети. Если бы найти хоть какое поселение… Он сам устыдился этих мыслей, но они засели в голове, точно ржавый гвоздь.
В скалах уже затаилась тень. Тент все так же ходил волнами на ветру.
Он огляделся. Подходящая расселина нашлась быстро — достаточно большая, чтобы укрыться там даже втроем, и с достаточно узким входом — привалить камень, и все.
Но…
Нужно окончательно сойти с ума, чтобы запереться в такой пещере с мандрагором.
Ночевать все равно придется здесь, думал он, а завтра надо идти на поиски, сразу перед рассветом, хорошо бы собрать воду и пойти, пока солнце не добралось до зенита, поселений на берегу не так уж мало, хоть кто-то да уцелел. Вот только…
Кто осмелится теперь впустить чужаков?
Девочка отчаянно цеплялась за руку Фей — он видел крохотные ногти, белые от напряжения на загорелых пальцах.
Он вздохнул.
— Она хочет пить, Ян, — тут же сказала Фей.
«Откуда ты знаешь?», хотел спросить он, но, в общем, что тут спрашивать — все хотят пить. И люди и мандрагоры.
— Ну так напои ее. У тебя вроде оставалась вода.
Она отчаянно затрясла головой.
— Там был всего глоток, Ян. Всего глоток.
— Ты, — он изумленно поглядел на нее, — отдала ей всю свою воду? Всю?
Фей молчала, уставив взгляд в песок. Он попытался сплюнуть, но рот пересох.
— Тогда с нее хватит.
— Но…
Фей наверняка сама хочет пить, подумал он, но отдала всю свою воду.
— Ладно, — сказал он, — но сначала — ты.
Он отстегнул флягу и бросил ей. К девочке он по-прежнему старался не подходить. Фей поймала флягу на лету. Вода звонко булькнула, потому что ее было мало.
— Сначала ты, — повторил он. Девочка, было, протянула полупрозрачную ручку к фляге, но он повел в ее сторону стволом карабина и она испуганно отпрянула. Фей поднесла флягу к губам и осторожно глотнула, стараясь, чтобы глоток был маленьким. — Еще, — сказал он. Она покорно глотнула еще и передала флягу девочке. Та вцепилась в нее обеими руками и вопросительно взглянула на Фей, которая улыбалась и кивала.
