Изображение поблекло, и ей привиделся старый парусник, спокойно стоящий на якоре; белый корпус светится в береговых огнях. Но вот корабль подчиняется ритму человека‑поршня, и качающийся корпус начинает генерировать небольшую рябь. Тусклый свет якорного фонаря в верхней части грот‑мачты рисует дугу назад и вперед сквозь беззвездное небо, и волны распространяются всё дальше и дальше по зеркально‑черной воде гавани.
«Волны любви», – пробормотала Тереза, и даже находясь на пороге сна, она завидовала.
На следующий день после полудня Линда вновь появилась в «Судовой мелочёвке», и Тереза почувствовала странное замешательство, вспомнив свои ночные фантазии.
– Мне нужно несколько упаковок плетёного льна, – сказала Линда тихим голосом. – Четверть дюйма.
Тереза сходила за товаром. Когда она вернулась, Линда тяжело опиралась на прилавок, а зрачки её глаз выглядели так, как будто пытались закатиться внутрь головы. Её загар посерел, руки вцепились в столешницу побелевшими суставами.
Тереза бросилась вокруг прилавка и подхватила ее. Она была удивительно легкой.
Тереза помогла ей добраться до скамейки, и усадила её там. – Держите голову вниз, – сказала она, побежав принести бумажный стаканчик воды из кулера.
Когда она вернулась, Линда уронила голову на колени, и её дрожащие руки переплелись позади тонкий шеи. Через некоторое время она уняла своё судорожное дыхание и села. Попила воды, улыбаясь через силу. – Сожалею, – сказала она.
– Вы обращались к врачу?
Линда посмотрела с неясной тревогой – Это ничего, я уверена. Может быть, жара, влажность. Думаю, я просто не привыкла к такому.
«Конечно», – подумала Тереза. – «Линда только что приплыла из Исла Мухарес, почти в 600 милях к югу от Дестина, сразу у берегов Юкатана… там определённо холодный и сухой климат».
– Может быть, вы голодны? – предложила Тереза.
Боб был милостив. – Идите, конечно, – сказал он, одаривая Линду сверкающей улыбкой, более очаровательной, чем любая улыбка, когда‑либо предназначенная для Терезы. – Не торопитесь, хорошенько пообедайте. – Тереза почувствовала, как еще одна иллюзия рушится. Счастливо женатый Боб…
Они прошли по шоссе к поросшему папоротниками кафе, где Линда продемонстрировала отменный аппетит.
– Вы моряк? – спросила Линда через некоторое время, послушно пытаясь проявить общительность – или создав такое впечатление у Терезы.
– Нет. Никогда я ничем таким не занималась.
– Правда? – протянула Линда задумчиво. – Я всегда говорю одно и то же.
Тереза обнаружила, что ей трудно принять подобное обращение. – Наверно, это было перед тем, как вы начали свои путешествия. – Горячая обида чувствительно колола её. По какому праву этот привлекательный авантюрист, коим является Линда, упрекает её в никчёмности существования? Это уже личная территория Терезы.
– Да, полагаю что так.
– Но с тех пор вы вели крайне насыщенную и волнующую жизнь?
– В некотором смысле, – почти прошептала Линда.
Закончив обед, довольно долгое время они сидели там в неловком молчании. В конце концов, Тереза заключила, что Линда не желает возвращаться в слепящую яркость и жару дня. – Ну, пожалуй, пора мне вернуться к работе, – осторожно предположила она.
Линда чуть вздрогнула, как будто спала с открытыми глазами. – Мне очень жаль. Я только задумалась о том, что вы сказали.
Это была неожиданная лесть. Тереза подняла брови.
– На самом деле, – продолжила Линда, – плавание по морю это не такое уж захватывающее приключение, если честно. Видел одну волну, видел их все. – Раненая улыбка. – И у меня морская болезнь.
– Почему тогда вы это делаете? – Тереза была очень любопытной. Она могла бы описать свою работу в «Пучеглазом Моряке» во многом так, как Линда поведала о своей полной романтики жизни. Видел одного бизнесмена из Луизианы, видел их всех. И кухонный чад вызывал у неё тошноту.
Линда колебалась. – Это Томас, – сказала она наконец.
– О, – произнесла Тереза в глубоком разочаровании. Она взяла чек и скользнула к краю кабинки, решив уйти прежде, чем услышит каталог добродетелей таинственного Томаса. Она не думала, что сможет выдержать это, и не закричать, не попытаться заткнуть рот Линды кляпом, или не убежать, потеряв всё своё достоинство.
Но Линда не замечала. – Томас заставил меня ценить свою жизнь. Он дал мне понять, что она не бессмысленна. Что она такая же полная, как и у всех, и в ней столько радости, как ни у кого.
Тереза послышался какой‑то двусмысленный и жуткий оттенок в голосе Линды, и её передернуло от раздражения. Она не могла представить себе, что нужно сказать.
Нэнси сменила древняя курящая ведьма, и Тереза с тревогой осознала, что теперь она самый близкий к брачному возрасту член экипажа Морячка. Он поглядывал на нее больше‑чем‑обычно испытывающими глазками, и ухитрился несколько раз потереть об неё свои телеса в узком проходе у мармита[7]. Каждый раз при этом его лицо принимало выражение похотливого ожидания, которое могло бы рассмешить, если бы не так пугало.
Но к закрытию он оказался втянутым в близкую к драке разборку с посетителем, который нашел зажаренного таракана в своих «куриных палочках». – «Думаете, я не знаю, к чему вы клоните?» – кричал Морячок. – «Думаете не платить? А вы заплатите!»
Дискуссия стала настолько острой, что Морячок никак не мог отвлечься, чтобы пристать к Терезе, и она с благодарностью скользнула прочь.
На следующую ночь не её смена, и она не будет иметь дело с Морячком целых два дня. Возможно, за это время он наймет еще какую‑нибудь симпатичную молодую женщину и отвлечётся. В противном случае ей придётся уйти, и неважно, тяжело найти работу или нет.
В «Мелочёвке» Боб поставил её инвентаризировать товар в редко используемой кладовой, и утро она провела в пыльном одиночестве. Там ей порой приходили в голову мысли о седоволосой женщине и её таинственном любовнике Томасе. Она почувствовала непривычный оптимизм, и сказала себе, что ее любопытство это хороший знак. Возможно, это означало, что ее призвание зашевелилось после долгой спячки, и, кто знает, она могла бы оживить свою «карьеру». Тереза задумалась о попытке написания рассказа, возможно в виде небольшой полемики двух зависимых женщин, плавающих по всему миру со своими мужчинами… несчастные и постоянно жалующиеся, но не достаточно храбрые, чтобы прекратить своё обременительное приключение.
Она отложила в сторону свой инвентарный лист и рассмотрела идею. Кроме необычного обрамления, чем будет отличаться эта история от литературных фантазий аспирантов, что наводняли маленькие журнальчики в конце каждого семестра? И вообще, женщинам присуща жертвенность, также как нытьё – мужчинам.
