И все это время он ощущал нараставшее беспокойство, которое объяснял для себя нервным перевозбуждением, вызванным столь удачным приобретением. Но как бы то ни было, ему не удавалось отделаться от чувства, будто позади него кто-то находится, так что очень хотелось сесть спиной вплотную к стене. Но все это, разумеется, представлялось полнейшей ерундой в сравнении с очевидной ценностью того, что ему удалось заполучить. Сидя в одиночестве, Деннистоун рассматривал сокровища каноника Альберика, с каждым перевернутым листом открывая для себя что-то еще более чарующее.
— Благослови Господь каноника Альберика! — бормотал Деннистоун, имевший глубоко укоренившуюся привычку разговаривать сам с собой, — Хотелось бы знать, что с ним стало? Боже мой! Здешней хозяйке не помешало бы научиться смеяться повеселее, а то можно подумать, будто в доме покойник. Ну, может, еще полтрубочки? А почему бы и нет? Интересно, что за распятие преподнесла мне эта девушка… Да так настойчиво. Наверное, прошлый век. Да, пожалуй. Такую штуковину не больно-то приятно носить на шее, тяжеловато. А ее отец, наверное, носил, и не один год. Ладно, отдам серебро почистить, а потом уберу.
Деннистоун снял распятие с шеи и, когда положил на стол, обратил внимание на какой-то предмет, лежавший на красной скатерти у его левого локтя. Несколько соображений насчет того, что бы это могло быть, промелькнули в его голове с невероятной быстротой.
— Перочистка? Нет, в моей комнате ее точно не было. Крыса? Что-то уж больно черна. Большой паук? Хочется верить, что таких больших не бывает. Но… Боже правый, рука! Точно такая, как на рисунке!
В следующий миг он взял ее — тонкую, обтянутую бледной кожей, поросшую длинными, жесткими черными волосами, с выдававшими страшную силу стальными нитями сухожилий и шероховатыми, крючковатыми серыми когтями на кончиках пальцев.
Охваченный смертельным, неодолимым ужасом Деннистоун вскочил на ноги, но чудовище, чья левая кисть лежала на столе, уже поднималось за его спиной, выступая из темноты и занося правую руку над его головой с явным намерением вцеииться в скальп. Именно то волосатое страшилище, что было изображено на рисунке. Форма нижней челюсти и оскал зубов за черными губами делали его рот похожим на звериную пасть, носа не имелось вовсе, свирепые, ярко-желтые с угольно-черными зрачками глаза горели такой злобой и жаждой уничтожения всего живого, что внушали больший страх, чем все остальное. Однако помимо ненависти в них угадывалось и нечто, подобное разуму, уступавшему человеческому, но превосходившему звериный.
Все ощущения Деннистоуна сводились к сильному страху и глубокому отвращению. Что же он сделал? Что мог он сделать? По правде сказать, это запомнилось ему не слишком отчетливо, впоследствии он припоминал, будто произнес какие-то (они не сохранились в его памяти) слова и непроизвольно схватил со стола серебряное распятие. Потом демон подался к нему и все утонуло в пронзительном, нечеловеческом вое.
Пьер и Бертран — двое поспешивших на крик крепких прислужников — почувствовали, как между ними, оттолкнув их в стороны, проскочило нечто невидимое, а в спальне обнаружили лишь лежавшего без чувств Деннистоуна. Они просидели с ним до утра, пока, часам к девяти, в городок не приехали его друзья. К тому времени он хотя и не оправился от потрясения, но пришел в себя и поведал обо всем пережитом. Рассказу поверили — правда, лишь после того, как сами увидели рисунок, да еще и потолковали с ризничим.
Тот, явившись под каким-то предлогом в гостиницу чуть ли не на рассвете, не выказал по поводу ночного происшествия ни малейшего удивления, твердя лишь одно: «Да, это он! Он! Я сам его видел!».
На все вопросы давался единственный ответ: «Я видел его дважды, а ощущал его присутствие раз, наверное, тысячу».
Ни о происхождении альбома, ни о каких бы то ни было подробностях пережитого им самим ризничий рассказывать не пожелал: «Я скоро усну, и обрету наконец сладостный покой, — заявил он. — Так зачем вам меня терзать?» (Ризничий умер тем же летом, а его дочь, выйдя замуж, переселилась в Сет-Популь. Обстоятельства того, как ее отец сделался «одержимым» остались тайной и для нее.)
Мы никогда не узнаем, что довелось испытать ризничему или канонику Альберику де Молеону, однако с обратной стороны зловещего рисунка имелась надпись, способная несколько прояснить ситуацию.
Contradictio Salomonis cum demonio nocturno.
Albericus de Mauleone delineavit.
V. Deus in adiutorium. Ps. Qui habitat.
Sancte Bertrande, demoniorum effugator, intercede pro me miserrimo.
Primum uidi nocte 12mi Dec. 1694: uidebo mox ultimum.
Peccaui et passus sum, plura adhuc passurus. Dec. 29, 1701[5]
(B «Gallia Christiana» указывается, что каноник умер 31 декабря 1701 г. «в своей постели, сраженный нежданным приступом». Никакие иные подробности в этом капитальном труде не отражены.)
Признаюсь, мне так и не удалось до конца уразуметь, как же расценивал описанные события сам Деннистоун. Как-то раз он процитировал строку из Экклезиаста: «Иные духи сотворены для мщения, и наносят удары, боль причиняющие», а в другой раз заметил: «Исайя был весьма здравомыслящим человеком: говорил ли он что-то о ночных чудовищах, таящихся в развалинах Вавилона? Нынче такие вещи за пределами нашего разумения».
Признаюсь, все это произвело на меня впечатление и пробудило сочувствие. В прошлом году мы посетили Комменж и побывали на могиле каноника Альберика. На величественном мраморном надгробии имеется изображение покойного в парике и сутане с начертанным ниже изысканным панегириком его учености. Я приметил, что Деннистоун некоторое время беседовал с кюре прихода Св. Бернарда, а на обратном пути сказал мне: «Надеюсь, в этом нет ничего дурного: я пресвитерианин, но мне кажется, что для вящего упокоения Альберика де Молеона не помешает отслужить мессу и панихиду». А затем тоном, выдававшим северянина, добавил: «Вот уж не думал, что он станет мне так близок».
Ныне альбом хранится в Кембридже, в собрании Венуорта. Что же до рисунка, то еще в первое посещение Комменжа Деннистоун, перед тем как уехать, сфотографировал его и предал огню.
Angelus — утренняя и вечерняя католическая молитва.
Плантен Кристоф (1514–1589) — нидерландский издатель и типограф.
Антифонер (греч.) — сборник песнопений.
Минорит — францисканец, член монашеского ордена Св. Франциска.
Диспут Соломона с демоном ночи.
