– Вы обычным порядком отбываете во Францию, мы переводим на ваш счет деньги, чтобы вы убедились в серьезности наших намерений, потом переправляем вас через границу, и вы начинаете подготовку бойцов в одном из секретных тренировочных лагерей в горах.
– Сколько вы мне заплатите?
– Десять тысяч долларов сразу и по пятьсот долларов ежемесячно до тех пор, пока вы с нами сотрудничаете.
– В три раза меньше, чем в легионе…
– Мы не так богаты, как французское правительство.
– Могу ли я подумать?
– Конечно, до завтрашнего утра. – Они раскланялись, Проша увез тот же водитель.
Собственно, обдумывать было особенно нечего. Седовласый правильно сформулировал жизненное кредо Проша, назвав его солдатом удачи. Условия, предложенные дашнаками, особенно выгодными не назовешь, хотя спрос на наемников слишком специфичен. С другой стороны, почему бы не послужить на благо родины?
Прош согласился. Дальше шло примерно по той схеме, которую обрисовал человек с поврежденным глазом. В августе восемьдесят седьмого года он удачно перешел иранскую границу и через Азербайджан попал в Карабах. Лагерь, в котором ему предстояло обучать солдат освободительной армии Нагорного Карабаха, представлял собой несколько старых кошар, наскоро приспособленных под жилье. Оружие и амуниция были исключительно советского производства. Кроме него, в лагере присутствовало еще двое инструкторов, офицеров Советской Армии, и начальник, он же политрук, ежевечерне проводивший политзанятия, на которых разжигалась ненависть к «азерам». Курсанты, отслужившие действительную в Советской Армии, обычные молодые ребята, вчерашние чабаны и виноградари, оказались благодатным материалом, которому можно внушить практически что угодно. Глаза их загорались ненавистью, гортанные крики возмущения и ужаса, проклятия вырывались из их ртов, когда политрук рассказывал о зверствах турок и мусаватистов.
Прош пару раз присутствовал на политзанятиях, но очень скоро полуправда ему надоела, и он отлеживался в кошаре. По условиям контракта он не должен разглашать, что некогда служил в Иностранном легионе и является французским подданным, однако один из инструкторов, в прошлом десантник, довольно скоро понял, что диверсионный опыт Прош приобрел вовсе не в Союзе. С расспросами он не приставал, но как-то они разговорились. Прош не стал скрывать обстоятельств, приведших его в тренировочный лагерь. К своему удивлению, он столкнулся с непониманием. С точки зрения собеседника (его звали Арсеном), поступок Проша иначе, как глупостью, назвать нельзя.
– Не думаю, что ты идейный, проще говоря, фанатик, – насмешливо говорил Арсен. – Эти бараны, – он кивнул на кошару, – конечно, патриоты, но они глупы, кроме этих гор ничего не видели, у них нет другой судьбы, а ты!.. Не понимаю. Или романтики захотел? Но ведь в Африке ее было, надо думать, достаточно. Я тоже прошел Афган, ничего, кроме пули в плечо, там не заработал. Пришел сюда, потому что нужны деньги. Кроме как воевать, я ничего другого не умею. Ты, как я понимаю, тоже. Но у тебя хоть есть деньги, ты можешь жить в человеческих условиях, за каким же чертом притащился в эту глушь? – Он взволнованно цокал языком и, как хищная птица, крутил курчавой головой. – Кому какая разница – армянин, азербайджанец. Конечно, была резня в пятнадцатом, в двадцатых годах, но с тех пор много воды утекло. Пятьдесят лет люди жили в мире, а теперь политики мутят воду. А кто пострадает? Да простые парни, вроде вон тех баранов. Пока жить было хорошо, никто не вспоминал, какой ты нации, а теперь этот русский придурок Горбачев начал антиалкогольную кампанию. Виноградники пустили под корень, а ничего другого, кроме вина, в этих краях никогда не производили. Портвейн «Агдам» – любимый напиток русского народа. Теперь «реку» перекрыли, и сразу начались трения. Они, конечно, будут усиливаться, поскольку власть государства явно слабеет. События не за горами, мне деваться некуда, а ты – болван, приперся сюда.
Прош уже и сам жалел о своем решении, но отступать было не в его правилах.
А события действительно нарастали. Началось с волнения в Аскеранском районе НКАО. Армяне стали сгонять азербайджанцев с насиженных столетиями мест, пока только камнями и палками. Потом грянули события в Сумгаите, здесь в ход пошли ножи, топоры и бензин. Армянские погромы стали ответной реакцией на карабахские беспорядки. Руководство страны вначале не хотело замечать, что где-то в горах и на берегу Каспийского моря запылали костры, на которых горели живые люди. Но пламя этих костров перекинулось на Баку. Ввели войска. Политики с обеих сторон потирали руки, а простой народ калечил друг друга. Так начала разваливаться страна.
Перелом в его жизни произошел пару лет назад, когда он отказался участвовать в проведении крупной диверсии в Баку, причем на гражданском объекте. Прош тогда сказал, что с мирными людьми не воюет и в операции участвовать отказывается.
Ему объявили, что в таком случае, несмотря на прошлые заслуги, он объявляется нежелательной персоной и может катиться на все четыре стороны, хоть в свою Францию, хоть в какое другое место. Прош отправился в Москву к брату, имея на руках документы подданного Республики Армения на свое настоящее имя. Он пожил там пару недель, но вскоре брат прямо заявил ему, мол, слухи о Проше дошли до Москвы, на брата начинают коситься и неплохо бы Прошу отправиться куда-нибудь в другое место.
Прош уехал во Францию, решив последовать совету брата. Денег он действительно поднакопил достаточно. Но не тут-то было.
Он прожил в Марселе всего пару недель, как был вызван на встречу с полковником Иностранного легиона в отставке. Прош знал его весьма поверхностно, поскольку в легионе их разделяла значительная дистанция, и недоумевал, зачем понадобился этому влиятельному человеку с труднопроизносимой аристократической фамилией. Встреча была назначена в одном из маленьких кабачков Старого порта, где постоянно сновала разноязыкая толпа туристов. Когда Прош явился на встречу, его уже ждали. В человеке с прямой, словно доска, спиной, одиноко сидевшем за столиком, Прош признал полковника. Перед ним стоял на столике стакан со светлым пивом.
– Садитесь, рядовой Прошьян! – скомандовал полковник.
Фамилия Прошьян в его произношении прозвучала – Прешэн.
– Долго вас задерживать не буду, – полковник говорил по-военному, четко и немногословно. – Поскольку вы легионер, я имею право приказывать вам.
– Я давно не служу в легионе, – холодно возразил Прош.
– Легионер прекращает быть таковым только за гробовой доской, – высокопарно заметил полковник. – Впрочем, я предлагаю вам сотрудничать совсем с другой организацией, и весьма влиятельной. Она называется «Скорпион». Не слышали о ней?
