– Вот черт, бензин на нуле, – обнаружила Анюта, – надо вернуться…
Это были ее последние слова. Из открытых ворот просто вывалился (иного слова и не применишь) ржавый неуклюжий самосвал! Вероятно, он хотел перегородить дорогу, да водитель не рассчитал, опоздал на несколько секунд.
– Сворачивай! – заорал Фельдман.
События снова понеслись. Артем зажмурился, не успев толком испугаться. Машину занесло. Удар пришелся по касательной, в левую фару самосвала. Тряхнуло со страшной силой. Голова взлетела к потолку, чуть не пробив крышу. Затормозить Анюта не смогла, видимо, нога слетела с соответствующей педали. МаМашина продолжала нестись, уже куда-то влево, ее болтало из стороны в сторону. Решетчатые хлипкие ворота – запор был чисто символический: створки разлетелись, машина пролетела короткий пустырь, снесла дощатое крыльцо фанерной времянки (видимо, конура для сторожа), сбила опоры, на которых держался козырек, зацепила боком бетонный блок и перевернулась! Так и влетела, перевернутая, в здание под истошные вопли оказавшихся в центрифуге – разнеся дверь и добрую часть стены!
Последнее, что видел Артем, – женщина в спецовке вскочила со стула. Кружка выпала из руки, она смотрела округлившимися глазами, как на нее несется этот перевернутый ужас…
Удар был такой силы, что свет померк, и стало пусто.
Спустя какое-то время часть сознания к нему вернулась. Он не понимал, что происходит вокруг. Вроде и не мертвый, но уже и не живой. Кровь прилила к голове от долгого лежания вверх ногами. Грудь давил искореженный металл. Он сделал попытку пошевелиться. Дыхание перехватило, резкая боль по всему телу от шеи до пояса. Сознание вновь заволакивала муть. Он сделал отчаянную попытку продержаться на этом свете еще немного. Ухватился рукой за какой-то рваный выступ, со скрипом повернул голову. Водительское место превратилось в жалкое месиво. Сиденье залито кровью. Руль оторван. Анюту практически выбросило в боковую дверь. Удивительно, что ее не разорвало на две половинки. Ноги в испачканных кровью джинсах оставались в кабине, изогнутое туловище свисало до земли. Задралась выгоревшая майка, сшитая безрукими китайцами, виднелся кусочек пропитанного кровью бюстгальтера. Лицо Анюты было разбито до неузнаваемости – сплошная кровавая маска…
Фельдман! – сверкнуло в голове. Он сжал покрепче рваный выступ, напрягся, чтобы повернуть голову. Опять пронзительная боль, от которой раскалывался череп. Теряя сознание, он делал тщетные попытки ухватиться за его фрагменты. И прежде чем окончательно расстаться с этим миром, различил за спиной протяжный жалобный стон…
Этот стон преследовал его в огромной черной дыре, в которую он падал без всякой надежды достичь дна. Когда он очнулся, процесс падения не прекратился. Кровать, на которой он лежал, скользила в пропасть, плавно покачиваясь… Он ждал, пока все утрясется. Дождался. Открыл глаза. Вместо лица доброго доктора в белом халате или черном балахоне, он увидел аккуратно окрашенный потолок, узорчатый карниз в виде выпуклых виноградных гроздьев. Окна завешены длинными шторами. Кровать в старинном стиле, на которой он лежал поверх скомканного розового белья. Напротив кровати стул. Одежда на спинке – незнакомая чистая сорочка, приличный синий костюм спортивного покроя, ботинки из добротной кожи. Все это было не его…
Перепуганный, он схватился обеими руками за лицо, начал нервно его ощупывать. Щетина недельной давности. Сколько дней он пребывал в беспамятстве? Судя по тому, что щетина стала мягкой, речь идет как минимум о двух днях…
Заприметив на тумбочке квадратное зеркало на подставке, он схватил его, со страхом уставился в отражение. Физиономию не подменили. Артем Белинский. Заспанный, небритый, ошалевший, два дня без маковой росинки во рту. Или его через трубочку кормили?
Он все прекрасно помнил. Фельдман, Анюта, самосвал. Еще одна гибель Анюты, стон раненого на заднем сиденье… Он сел на кровати, поднялся, держась за изголовье (вдруг падать придется?). Не сказать, что он был в прекрасной физической форме. Побаливали кости грудины, в бедре тянуло и ныло, в голове вяло постреливало. Но… кажется, обошлось. Последствия жуткой аварии могли быть хуже. И, возможно, удастся избежать длительной психологической реабилитации…
Желудок урчал от голода. Но с желудком он какое-то время мог совладать. Первым делом – обшарить карманы приличного костюма, условно допустив, что это ЕГО костюм. Мятые евро во всех карманах. Не много – так, мелочевка. Заграничный паспорт – серьезная физиономия Артема Белинского, визы ряда государств, но изучить последние отметки было выше его сил – синие штампы расплывались, надписи сливались в волнистую линию. Он бросил паспорт на кровать, застыл, собираясь с мыслями. Если он находится в замке господина Ватяну, то при чем здесь заграничный паспорт? В голове сработал правильный рычажок, он начал обшаривать остальные карманы. Телефона не было. Он завертел головой. Телефон, в принципе, имелся, но самый обыкновенный, не имеющий отношения к сотовой связи. Он стоял на тумбочке в изголовье кровати – угловатый, с клавишным набором, из простого пластика. Он схватил его, зачем-то начал набирать сотовый Павла Фельдмана. Добрался до четвертой цифры, трубка разразилась короткими гудками. Он в страхе бросил ее на рычаг – и сам удивился: чем вызван этот липкий ужас? Телефон местной линии – с небольшим количеством цифр. Местной линии чего?
Он вновь огляделся. Помещение напоминало гостиничный номер. Не бог весть какой категории – ну две звезды, ну или две с половиной. Где же его носило эти двое суток?
Хотя, в сравнении с замком господина Ватяну, явственный прогресс…
Собравшись с духом, он раздернул шторы. Дыхание перехватило.
Нет, не море, поражающее бездонной синью. Окна выходили на тихую узкую улочку, мощеную гладкой брусчаткой. Напротив – трехэтажный дом с резными балкончиками. Широкие карнизы, засиженные голубями, затертые пилястры, секущие фасад на равные части. В разгаре день, поэтому в окнах не горит свет. Проехала машина – пузатая коробочка «шевроле». Прошли двое – он и она, одеты по-городскому, вызывающе небрежно. Женщина держала спутника за локоть, последний что-то деловито наговаривал в громоздкий коммуникатор. Показались еще двое – с внешностью туристов-пофигистов. Возраст явно пенсионный, пол невнятный. Туристы зевали во все стороны. Один увидел в окне Артема, возликовал, чуть не подпрыгнул, помахал рукой. Артем отпрянул в глубину комнаты. Перевел дух. Наследственной паранойей вроде не страдал. Почему же, как собака, не выносит чужого взгляда?
Это место, где он находился, было чем угодно, только не Румынией. Францией, Голландией, Эстонией, Германией… Он медленно досчитал до чертовой дюжины, мысленно помянул Святое семейство, снова сунулся в окно. Ни прохожих, ни транспортных средств. Судя по всему, он находился на втором этаже такого же здания, что напротив. Карнизы под окном, немного в стороне виднеется край балкончика с вычурными пилястрами. Раздался шум мотора, проехал спортивный автомобиль с откинутым верхом, шлейфом заплескались на ветру волосы блондинки. Туфелька на капоте. Инфузория за рулем… Взгляд остановился на нарядной табличке на углу соседнего дома. Надпись расплывалась. Он прищурился, принялся наводить резкость. Обрисовывались латинские буквы, составленные в таком порядке, что формировали название улицы. MON-PEGASSE, 96…
Улица Мон-Пегасс… Швейцария, городок Мартиньи. Как удобно, черт возьми, гостиница (а он почти не сомневался, что находится во второразрядной гостинице) расположена на одной улице с банком «Летуаль»…
Сердце колотилось от волнения. Он сел на краешек кровати, закрыл глаза. Ситуация проще пареной репы. Выживших после аварии привезли обратно в замок. Память отключена, и была ли она вообще – память? Фельдман – в заложниках, Артем – в Швейцарии. Сопровождающие глаза не мозолят. По крайней мере, пока не мозолят (но обязательно должны присутствовать в непосредственной близости). Полагаются на его сообразительность – что он самостоятельно доберется до банка, заберет картину, а за ним в это время будут тщательно наблюдать, поскольку существует мнение, что в деле задействована не одна организация…
Почему так уверены, что в сейфе что-то есть? После стольких попыток к бегству?…
Он встряхнулся. Размышления добром не кончатся. Он увязнет еще глубже. За него давно решили. «Фирма» Ватяну, безусловно, достойная уважения лавочка. Вывезти человека из Румынии, доставить, как ни в чем не бывало, в Швейцарию, плюя на полицию, таможни, спецслужбы…
А вот в банке у них своих людей, похоже, нет. Банки Швейцарии – отдельная грустная тема для таких проходимцев…
Он принял душ, побрился станком с новым лезвием (к этому станку еще не прикасалась рука человека), оделся, помолился. А почему он, собственно, уверен, что на выходе из номера его не будет поджидать пара крепких ребят?
