узнать дорогу в деревне из четырёх улиц? Сильно не хотелось кого-то беспокоить так поздно. Ладно, последний шанс решить всё самой – я пошла обратно, внимательно ища проход в переулок: жёлтый забор, забор из сетки, простой деревянный, каменный, снова деревянный, зелёный, старый ветхий из посеревшего дерева и… поворот!
Но его ТОЧНО здесь не было только что. Я видела, как сплошной дряхлый забор стыковался с каменным. Что за чёрт?
Мне нужен свет. Хоть старик и дал мне спички, я всё-таки включу фонарик в телефоне. Надеюсь увидеть что-то вроде ворот или какие-нибудь валяющиеся здесь старые доски, которые могли бы ради шутки поставить у входа в переулок дети. Но ничего. Ладно, может, это недостаток света сыграл со мной злую шутку. Мне всё равно нужно идти дальше.
Переулок казался у́же, чем раньше: то ли потому, что последний раз я видела его в конце школьных лет, то ли потому, что по бокам он весь порос высокой крапивой. Свет фонарика упал на заржавевший почтовый ящик заброшенного дома, и я рассмотрела остатки выцветшей надписи – «…ра, 9». Это что, дом того старика? В детстве прямо здесь мы с другими ребятами вызывали чёрта. Делали горку из песка, вставляли в её вершину палочку, а вокруг горки очерчивали круг. Нужно было отвернуться, закрыть глаза и много раз вслух повторить:
«Чёрт, приди! Чёрт, приди!» Мы действительно каждый раз находили на песке внутри круга отметины. Из воспоминаний меня выдернул громкий шорох со стороны дома. Надеюсь, это не тот самый чёрт из детства пришёл на мои мысли, а просто кошка… Снова странный звук, громче и ближе. Ускорив шаг, я миновала переулок. На второй, ещё более широкой улице, мало кто спал. Свет из окон превращал темноту в сумерки, а ещё вокруг разносился аромат дровяного дыма – видимо, сегодня многие топили бани. Проходя дальше по своему пути, я заметила у одного из домов высокий силуэт. Знакомый отпугивающий запах смешивался с тлеющим табаком – женщина из электрички курила.
– Заблудилась? – она обратилась ко мне, как только мы поравнялись.
На вид лет 45, и она совсем не подходила деревне. Длинное чёрное пальто, расходящееся книзу, большая лаковая и тоже чёрная сумка на плече, синий лёгкий платок на шее, красная помада, короткостриженые и хорошо уложенные чёрные волосы. На земле рядом с ней стоял плотный жёлтый пакет – я такого раньше не видела. Он был весь потёртый и явно старый.
– Да, не заметила поворот. В темноте. – Почему она вдруг заговорила со мной?
– Ехала бы ты обратно, – произнесла она задумчиво, глядя куда-то в сторону и продолжая выпускать дым.
– Что? Почему?
– Нечего тебе здесь делать.
Где-то вдалеке послышался истошный крик петуха, почти сразу же прервавшийся.
– Рановато в этот раз, – сказала женщина, посмотрев на часы, – ну да ладно.
– Рановато что?
– Зарубили петуха. – Может, она просто хотела сказать «поздновато»?
Больше женщина ничего не сказала и даже смотрела не на меня, а на свою закончившуюся сигарету. Мне показалось, будто она хочет бросить окурок на землю. Но остановилась в полудвижении, с усилием затушила тлеющий остаток сигареты о забор и только потом откинула, явно стараясь бросить его подальше от себя. Её грубость и безразличие оставили неприятное ощущение. Размышляя об этом, я продолжила путь и спустя несколько минут уже оказалась у бабушкиной калитки, открыть снаружи которую легко, зная, где находится внутренний крючок. Света в доме не было – видимо, бабушка забыла, что я должна приехать, хотя мы созванивались днём. Уже готовясь стучать в окна, чтобы разбудить её, я по привычке дёрнула дверь главного входа – открыто.
В темноте сеней по скрипящим половицам я прошла в дом, который встретил меня запахом старости и сырости. Включаю в прихожей свет – лампочка вспыхивает, и тут же комната снова погружается во мрак. Перед глазами мерцают цветные разводы. Снова жму на выключатель, но ничего не происходит. Ладно, может быть, на кухне мне повезёт больше – прохожу туда через прихожую.
Даже в темноте я увидела, что на столе что-то разбросано, и почувствовала неприятный запах. Странно, бабушкина кухня обычно наполнена ароматами вкусной еды. Пытаюсь нащупать выключатель за холодильником. Да где же он? Выше? Ниже?
Вдруг я услышала шарканье у порога. Дверь в дом открылась, и в проёме я увидела бабушкин силуэт. Я осторожно поздоровалась из темноты, переживая, что испугаю её:
– Привет?…
– Ой, здравствуй, Тамарочка! – Она что, забыла, как меня зовут? – Лампочка, что ли, перегорела? Ты чего стоишь там в темноте?
Бабушка уже направлялась на кухню, в руке у неё было что-то похожее на небольшой мешок. Она приблизилась и запустила руку за полотенца, висящие на крючках рядом с холодильником. Свет зажёгся, и я наконец-то смогла рассмотреть всё вокруг. На столе разделочная доска и нож – всё в крови.
А ещё пустая чашка. На её внутренних стенках видны багряные следы. Кое-где на полу валяются оранжевые и зелёные перья. Бабушка стоит рядом с бледной обезглавленной тушкой птицы и слегка удивлённо смотрит на меня.
– Анечка, это ты! – кажется, в темноте она меня с кем-то перепутала.
– А ты кого-то ещё ждёшь?
– Да женщина должна была зайти одна… Ну утром, может.
Тебя, конечно, ждала в первую очередь!
– Ты где была-то? Я тебе звонила, трубку не берёшь. А это что… петух?
– Да, петух, петух. Соседи вот только зарубили, свежий, к празднику! Я его на стол, а перья как посыпятся! Ну я и пошла в огород, ощипать его… А ты вон приехала уже. Ой, да что это я, ты, поди, голодная?
– Да, есть такое.
– Давай садись за стол. Я к твоему приезду суп сварила, горячий ещё. А потом и чаю попьём.
– Прямо здесь? – спросила я, намекая на кровь и перья.
– Вот тут с краю чисто, там и садись, мне ещё разделывать его.
– Разделывать прямо сейчас? Ладно…
Это очень не похоже на чистоплотную бабушку. А она тем временем продолжала:
– У нас завтра праздник важный! Моя очередь петуха запекать. Предков кликать будем, встречать их. Каждый май кличем, а сейчас вот по-новому. И ты с нами сходишь, хорошо будет, ты вон молодая, так лучше даже… Хорошо, что к нему приехала.
Всё это бабушка рассказывала, наливая мне из большой кастрюли неприятно пахнущий суп. Он был густой, с кучей прозрачной разваренной капусты и мелкими кусками серого мяса с обрубленными трубками сосудов и частичками дрожащего мерзкого жира. От вида тарелки меня передёрнуло. Этот суп был совсем не похож на то ароматное и золотистое обеденное блюдо, которое она всегда готовила в моём детстве.
Пробую – ещё и пересолено. Есть можно, но хорошо заедая хлебом и отодвигая самые неприятные ошмётки мяса на край тарелки. Как только я начала зачерпывать суп,
