– Это для меня не новость, – отозвался я, не отрываясь от своего занятия.
Я продолжал рисовать, словно Авикуса не было рядом, но вел себя так не из желания его обидеть, а оттого, что давно уже устал от поклонников сатаны – ведь именно из-за них я лишился Пандоры.
– Видишь ли, Мариус, этих смертоносных посланцев наверняка отправляет сюда кто-то из старейших, делая из них своих шпионов. И в первую очередь нам нужно уничтожить это древнее существо.
– Интересно, каким образом? – спросил я.
– Мы хотим завлечь его в Рим, – ответил Авикус. – И хотим попросить тебя о помощи. Давай сегодня спустимся вместе в катакомбы и сообщим юнцам, что ты их друг.
– С ума сошел? – воскликнул я. – Не понимаешь разве, что им известно о существовании Матери и Отца? Забыл, что я рассказывал?
– Мы собираемся убить их всех до последнего. – За моей спиной неожиданно вырос Маэл. – Но для полного успеха необходимо заманить сюда старейшего.
– Идем с нами, Мариус, – настойчиво убеждал меня Авикус. – Ты нам нужен, без твоего красноречия не обойтись. Уверь их в том, что сочувствуешь их воззрениям. Но скажи, что позволишь им остаться в Риме, только если они приведут своего главаря. Мы с Маэлом не сможем произвести должное впечатление. И это не пустая лесть, а правда.
Я долго стоял с кистью в руке и размышлял: «Соглашаться или нет?»
И в конце концов пришел к выводу, что не могу пойти на такой шаг.
– Не проси меня, – сказал я Авикусу. – Заманивайте его сами. А когда он будет здесь, дайте мне знать, и я обещаю, что приду и помогу.
На следующую ночь Авикус вернулся.
– Сатанисты истинно дети, – сообщил он. – Они с удовольствием рассказали о своем главаре и указали даже место, где он обитает, – в пустыне на севере Египта. Он, несомненно, пострадал от Великого Огня и поведал им историю Великой Матери. Жаль их убивать, но они мечутся по городу, выбирают в жертвы лучших из смертных – словом, ведут себя недопустимо.
– Согласен, – тихо ответил я, неожиданно устыдившись, что постоянно взваливал охрану Рима на плечи Маэла и Авикуса, а сам оставался в стороне. – Но вам удалось выманить древнее существо из укрытия? Что вы им сказали?
– Мы принесли богатые дары, – ответил Авикус. – И попросили призвать сюда того, кто ими управляет. А еще пообещали, что, как только он появится, мы дадим ему свою могущественную кровь, в которой он крайне нуждается, чтобы впредь создавать все больше и больше последователей – жрецов и жриц культа сатаны.
– Ну конечно! Вашу могущественную кровь! А мне и в голову не пришло! Я считал, что ею обладают только Мать и Отец, но не мы с вами.
– Не стану утверждать, что сам это придумал, – пояснил Авикус. – Один из Детей Сатаны – так они себя называют – сообщил, что главарь очень слаб и не встает с постели, что он способен только принимать жертвы и создавать служителей культа, а потом предложил нам поделиться с их кумиром кровью. Конечно, мы с Маэлом сразу согласились. Ведь мы, просуществовавшие на земле много столетий, кажемся этим детям древними и могущественными.
Несколько месяцев не поступало никаких новостей. Правда, благодаря Мысленному дару я узнал, что Авикус уничтожил нескольких сатанистов – в наказание за преступления, которые счел слишком опасными. А однажды, наслаждаясь тишиной ясной летней ночи в своем саду, я услышал, как вдалеке Маэл спорит с Авикусом, стоит или нет убить остальных Детей Сатаны.
В конце концов Маэл с Авикусом все-таки истребили всю шайку, опустошив залитые кровью катакомбы, и возникли у меня на пороге с просьбой о помощи, ибо не более чем через час должны были вернуться те, кого отправили в Египет, и нужно было действовать быстро.
Я не забыл о данном обещании, а потому выбрал лучшее оружие и покинул уютный теплый дом.
Катакомбы оказались такими тесными, что мне с трудом удалось выпрямиться в полный рост. Судя по всему, в первые годы существования секты смертные христиане устраивали здесь свои сборища и здесь же хоронили своих покойников.
Пройдя по узким коридорам, мы оказались в чуть более просторном подземелье и увидели носилки, на которых лежал, метая вокруг исполненные ненависти взгляды, древний египтянин. Его юные прислужники в ужасе созерцали прах своих падших соратников.
На долю старого вампира выпало немало страданий. Лысый, исхудавший, почерневший после Великого Пожара, он отдавал все силы созданию Детей Сатаны. Поэтому в отличие от остальных так и не исцелился. Он сразу догадался, что его провели: те, кого он послал в Рим, погибли, а вместо них его встретили кровопийцы немыслимой силы, не испытывавшие сочувствия ни к нему, ни к его делу.
Первым поднял меч Авикус, но древний вампир остановил его, воскликнув:
– Разве мы не служим Господу?
– Ты узнаешь об этом раньше меня. – С этими словами Авикус одним ударом снес ему голову.
Остальные даже не попытались спастись. Они упали на колени и молча приняли смерть.
Огонь поглотил безжизненные тела.
Две ночи подряд мы возвращались, чтобы собрать и сжечь останки, пока не превратили все в пепел. Завершив дело, мы решили, что с сатанистами покончено раз и навсегда.
Если бы!
Не могу сказать, что та жуткая глава нашей жизни сблизила меня с Авикусом и Маэлом. Все внутри меня противилось столь отвратительному деянию, и я не мог не испытывать горечи.
Возвращаясь домой, я с радостью принимался за работу.
Приятно было сознавать, что никто из моих гостей не интересуется моим возрастом, не задается вопросом, почему я не старею и не умираю. Наверное, секрет в том, что на вилле всегда было много гостей и никто надолго не задерживал внимание на тех, кто пировал рядом.
Так или иначе, после казни Детей Сатаны я стал чаще слушать музыку и начал рисовать более искусно и изобретательно, с неослабевающей страстью.
Тем временем империя пришла в полный упадок и окончательно разделилась на восточную и западную части. На западе, где располагался, естественно, сам Рим, говорили на латыни; на востоке общепринятым языком стал греческий. Столь четкое разделение затронуло и христиан, которые продолжали спорить и ссориться из-за своих верований.
И наконец обстановка в моем любимом городе стала невыносимой. Правитель вестготов Аларих захватил ближайший порт, Остию, и угрожал столице. Сенат оказался бессилен перед лицом надвигающейся опасности вторжения, и в городе поговаривали, что рабы могут встать на сторону захватчиков, что приведет к полному поражению.
Однажды в полночь отворились Саларийские ворота, вдали раздался устрашающий звук готской трубы и в Рим ворвались алчные орды готов и скифов, жаждущие разграбить Великий город и сровнять его с землей.
