Холодное сияние луны озаряло жуткий пейзаж, на котором исполняла свой вечный танец многоликая смерть. Прокатившись, волна оборотней оставила позади себя изувеченные тела, воющих от боли раненых, утопающих в крови и не сумевших выбраться из-под груды доспехов превращенных.
Впереди, на самом острие клина орудовал мечом барон Гха-Гул. Слившись с конем, он, казалось, стал продолжением четвероногого тела. Его черные волосы развевались, как конская грива; лицо, забрызганное чужой кровью, искажал звериный оскал; пена стекала из уголков рта…
Меч древнего рыцарского клана жил своей собственной жизнью. Рука Олимуса следовала за клинком бессознательно, и это не раз спасало его от смерти. Он отражал удары из темноты, удары, похожие на вспышки слепящего света, и меч барона рвался навстречу чужим клинкам раньше, чем их видели его глаза.
Сзади и сбоку Гха-Гула прикрывали сыновья Стражей Пределов – оборотней, владевших высшими военными титулами в Земмуре, за исключением членов королевской семьи. Для них это была упоительная битва. Да и сам Олимус не ощущал полученных ран; запах крови распалял его, как хищное животное; время исчезло из долины, залитой лунным светом и озаренной вспышками взрывов…
Стены города и ненасытные рты городских ворот были уже совсем близко. Барон знал, как важно ворваться туда на спинах отступающих, ибо для длительной осады у него не осталось людей и снарядов. Когда защитники Скел-Могда были обращены в бегство, он рискнул раздвинуть фланги, и атакующий клин превратился в тонкую подкову, охватывавшую город от юго-западной до юго-восточной окраины. Передовые отряды оборотней глубоко вклинились в смешавшиеся порядки белфурцев, разделяя их черными ветвящимися трещинами. Концы трещин жадно тянулись к воротам.
Подкова охватила четыре въезда в город. Два из них были запечатаны прежде, чем оборотни достигли их и откатились, поливаемые со стен дождем стрел. Возле двух, остававшихся открытыми, завязалась наиболее жестокая схватка.
Когда король и герцог решили пожертвовать частью оставшихся снаружи войск, было уже поздно. В любом случае последние из отступавших были отданы на растерзание оборотням, и их гибель стала вопросом времени.
Наконец солдаты стаи ворвались в ворота, растекаясь по близлежащим улицам. Здесь они натолкнулись на баррикады, наспех сооруженные жителями Скел-Могда, но это уже не могло остановить лавину разъяренных воинов. Оборотни карабкались на баррикады по трупам своих товарищей, и каждая новая смерть была подчинена общей цели. За солдатами шли офицеры и методично, с бесчеловечной жестокостью добивали раненых.
Теперь пожарами была охвачена вся южная часть города. В багровом зареве метались тени людей, оглохших от грохота и звона клинков. Бесконечная усталость соперничала со страхом и инстинктом самосохранения. Обожженные лошади затаптывали уцелевших. Волки находили в домах беззащитных и скованных ужасом горожан. Действовало только одно правило: перед штурмом Гха-Гул запретил оборотням убивать женщин зрелого возраста. Этому странному приказу подчинялись почти все…
Хаос продолжался до восхода солнца. В этом хаосе, как это бывает всегда, ускользнули от смерти только те, в чьих руках были деньги и власть.
Глава двадцать шестая
Сила луны
Шут не спеша ехал по узкой лесной дороге и мурлыкал себе под нос детскую песенку. Несколько раз он останавливался, слезал с лошади и прикладывал ухо к ящику, в котором был спрятан Оракул Востока, но слышал только очень тихий звук перетекающей слизи. Успокоившись, он продолжал свой путь, и навязчивый мотивчик как-то сам собой снова возникал в голове.
Почти полная луна взошла высоко над лесом, и деревья отбрасывали на дорогу причудливые тени. В сиянии ночного светила растворилось зловещее зарево на юге, хотя изредка оттуда еще доносился грохот взрывов.
Постепенно Дилгус начал ощущать нарастающую тревогу. Он был практически беззащитен, несмотря на то что сносно владел мечом. Проще всего было затеряться в каком-нибудь большом городе, выдавая себя за беглого аптекаря из Скел-Могда. Он наметил для этой цели столицу Алькобы Эругубал, но до Эругубала нужно было добираться неделю. А за неделю могло случиться все что угодно… Впрочем, Дилгусу не пришлось ждать долго.
Сквозь собственное бормотание он услышал за спиной стук копыт и, обернувшись, увидел неясные темные пятна на дороге. Кем бы ни были догонявшие горбуна всадники, встреча с ними не входила в его планы. Он свернул в лес и отъехал подальше от дороги. Треск ломающихся веток выдавал его, и он остановился на краю круглой поляны, заросшей густой травой и необычными ночными цветами, обратившими к небу свои бледные чаши.
Шут неплохо разбирался в травах и зельях, но не мог припомнить, чтобы когда-либо раньше видел такие цветы. Над поляной витал незнакомый, но манящий аромат. Лошадь Дилгуса повела себя как-то странно – начала медленно покачивать головой из стороны в сторону. Однако шуту пришлось отвлечься от своей опьяневшей кобылы.
Всадники не проехали мимо, а тоже углубились в лес и теперь продирались сквозь чащу. Значит, маневр шута был замечен… Он подстегнул лошадь, но та не сдвинулась с места и, словно заколдованная, продолжала покачивать головой. Все это было бы смешно, если бы не страх, хлынувший в конечности шута предательской волной дрожи.
Когда он понял, что кобыла стала неуправляемой, было уже поздновато бежать, однако он все же выскочил из седла и начал поспешно отвязывать ящик с головой Регины. Треск ломающихся веток и глухой топот раздавались с трех сторон, потом всадники появились на краю поляны… Их кони остановились и присоединились к пантомиме Дилгусовой кобылы, но это только немного отсрочило жестокое разочарование горбуна.
Неизвестные спешились и направились прямо к нему. Бросив на них беглый взгляд, Дилгус пришел к выводу, что меч лучше вообще не вытаскивать из ножен. В двух мужчинах огромного роста он узнал головорезов, посадивших его когда-то в карету Преподобного Тексора. Итак, шпионы Ордена все-таки выследили его. Правда, самого святого отца нигде не было видно. Шут приготовился умереть быстро и по возможности безболезненно.
Шестеро преследователей окружили его, и один из головорезов приблизился к нему вплотную. Шуремит с презрением оглядел тщедушного горбуна и даже не потрудился забрать у того оружие. На грубо вылепленном лице, превращенном светом луны в рельефную маску, была написана откровенная скука.
Человек протянул правую клешню, огромную, несмотря на отсутствие мизинца, и схватил Дилгуса за шиворот. На мгновение ноги шута оторвались от земли.
