Мы с Дебби выводим маму в комнату ожидания. Ветер из разбитого окна мнет искусственные цветы в вазах. Несколько кусочков неживых листьев падают на ковер.
Женщина в черном костюме почти справилась с растерянностью. Она расправляет юбку и говорит:
– Позвольте принести вам мои искренние извинения. Прежде такого никогда не случалось. Это неприемлемо. Я вела себя очень… непрофессионально. Еще раз прошу меня извинить.
Мама в некотором недоумении смотрит на нее.
– Вы тут ни при чем, – пожимает плечами Дебби. – Погода вам не подчиняется.
Ветер грохочет, подстерегая нас у входной двери.
Женщина в черном костюме оглядывается по сторонам.
– Могу предложить вам зонтик.
– У нас свои есть, – отвечает Дебби. – При таком ветре от них мало толку. Уж как-нибудь доберемся. Спасибо за предложение. И вообще, спасибо за все.
Дебби смотрит на нас с мамой.
– Готовы?
Прежде я был готов. Еще в самом начале хотел отсюда уйти. Но сейчас уверенности поубавилось.
Роба здесь нет. Он где-то снаружи. Растворился в буре.
Мама и Дебби идут к двери. Я плетусь, путаясь в ногах.
– Карл, в чем дело?
Мама не слишком твердой походкой приближается ко мне, берет под руку.
– Ты держи меня, а я буду держать тебя, – предлагает она. – Согласен?
Натягиваю – как можно глубже – капюшон фуфайки, сверху – капюшон куртки. Затем до самых пальцев натягиваю рукава и запихиваю руки в карманы. Вид у меня странный, но мама и тетка обходятся без замечаний.
– Пошли, – говорю я.
Дебби открывает дверь.
Ветер застает нас врасплох. Он со свистом врывается в комнату ожидания, сметает со стола секретарши ворох бумаг и несет их в комнату прощания (она же часовня Упокоения).
– Боже милосердный! – восклицает женщина в черном костюме и кидается их собирать.
Мы выходим.
Два часа дня, а темно, как глубокой ночью. Вода повсюду, хлещет по улицам. Редкие пешеходы бредут, согнувшись в три погибели. Кто-то отчаянно пытается удержаться на ногах и не взлететь под напором ветра.
Я иду, низко опустив голову. Дебби тоже взяла маму под руку. Мы проходим по центральной улице, сворачиваем к кварталу стариковских бунгало. Мы быстро идем, а порой бежим. Проходим мимо цепочки людей, передающих мешки с песком и складывающих их у входных дверей бунгало. Замечаю Гарри у окна. Он приветственно машет рукой. В ответ я киваю.
Вспоминаю другое время, когда в темноте убегал отсюда.
Мы удираем, оставив заднюю дверь открытой. Старуха остается лежать на полу. Я догоняю Роба.
– Может, позвоним куда-нибудь? Вызовем службу 999?
– Заткнись и не отставай от меня.
– Но ведь ей плохо… Она…
– Я сказал: заткнись. Больше повторять не буду.
Теперь Гарри вдовец. А Роб… Роб опять где-то затаился.
Дождь успел пробраться и в мой двойной капюшон, и в швы куртки, кроссовки совершенно мокрые. Туфли мамы и Дебс – тоже. Кажется, с каждой минутой воды на улицах становится все больше. Я постоянно оглядываюсь, ожидая увидеть и услышать его. Он должен скоро появиться. Это лишь вопрос времени и места.
Дорожка выводит нас к лугу с детской площадкой. Здесь она узкая, в ряд не пройдешь. Идем гуськом. Я – последним. Возможно, сейчас он возникнет. Место подходящее: сумрачно, пустынно. Встанет у меня на пути, и я не знаю, как отреагирую: застыну или попытаюсь пройти мимо него. Сквозь него.
Но мы выходим на открытое пространство, а он так и не появился. Ветер раскачивает и пригибает к земле низенькие деревца. Мама и Дебби снова идут рядом, но я к ним не присоединяюсь. Останавливаюсь, оглядываюсь. Дождь хлещет не переставая. Вытаскиваю из кармана правую руку, поворачиваю ладонью вверх. Она мгновенно намокает. Вода собирается в центре ладони, течет между пальцами и исчезает среди других потоков.
Единственные звуки – шум бури и чавканье моих вдрызг промокших кроссовок. Его голоса я не слышу.
Открываю глаза. Мама с Дебби успели отойти метров на двадцать. Рядом никого. Только из магазина Ашрафа выскакивает человек и несется к машине, прикрывая голову пластиковым мешком.
Оглядываю поле и ворота, ища бледную фигуру. Его нигде нет. Я откидываю оба капюшона, задираю голову и смотрю в серые небеса. Капли попадают в глаза. Я моргаю, стряхиваю воду и снова смотрю.
Его здесь нет.
Я несколько дней провел в страхе, сжимаясь от звука подтекающих кранов, от вида и запаха плесени на стенах. И вот теперь вода льется мне на волосы и стекает вниз, за шиворот.
Роба нет.
Расстегиваю и снимаю куртку, потом стаскиваю через голову фуфайку. Дождь невероятно холодный, но мне плевать. Он обжигает мне кожу. Я кладу одежду на землю, вытягиваю руки ладонями вверх. Задираю голову, открываю рот.
Порыв ветра едва не сбивает меня с ног, но я только смеюсь.
Он ушел. Он действительно ушел.
Мне больше нечего бояться.
Я не сойду с ума.
Потом эта мысль ударяет меня. Он ушел. Ушел навсегда. Мой брат мертв. Я его убил.
Руки опускаются. Дождь барабанит по мне, но радости больше нет. Я продрог. И промок. Вдобавок я глуп и совсем одинок.
Все, что осталось от моего брата, – тело, которое мы видели сегодня. Остальное ушло. Завтра не станет и тела.
Роба нет. Я его убил.
Вода капает с кончика моего носа и с подбородка. Я стою как статуя, не мешая ей течь.
– Карл! Карл! Ты что вытворяешь?
Мама и Дебби несутся ко мне.
– Карл, что случилось?
Мама нагибается и подхватывает сброшенную одежду.
– Карл, ты же промок до нитки. Нельзя так стоять. Пошли домой. Идем.
Они прыгают вокруг меня, словно пара ворон возле зверюшки, сбитой машиной. Я и есть такая зверюшка: мертвая, пустая, ненужная и гниющая. Какой-нибудь кролик или лис, размазанный по асфальту промчавшимся грузовиком.
Мама и тетка тянут и толкают меня. Я не противлюсь, позволяю им тащить меня мимо магазинчиков, вверх по лестнице и вдоль прохода. Я невероятно озяб и чудовищно устал.
– Я наполню тебе ванну. Не спорь. После горячей ванны ты как заново родишься, – заявляет Дебби, шумно поднимаясь наверх.
Оглядываю гостиную. Полоса черной плесени успела покрыть стену, протянувшись от пола до потолка. Широкая, со знакомым запахом гнили, однако Роба здесь нет.
– Поднимайся и лезь в ванну, – говорит мама.
Я не двигаюсь.
– Тебя что, как маленького, на руках отнести и выкупать?
Угроза смешная, но она действует. Мамины слова пробивают барьер оцепенения.
– Нет. Я сам. Сейчас пойду.
По пути в ванную протискиваюсь мимо Дебби. Тетка старается не смотреть мне в глаза. Наверное, нервничает. Или побаивается, что я действительно спятил. Или еще что-то. Не хочу гадать. Вижу только, как она торопится поскорее спуститься. «Поскорее» с ее весом не получается.
