Судя по всему, они пришли.
Москалец остановился, посмотрел на Ростовцева, словно ждал ответа на свой риторический вопрос. Ростовцев промолчал, твердо решив ничему не удивляться. Пока что ничего особо загадочного и удивительного вокруг не обнаружилось. Это был коридор, довольно длинный – отдельных входов для всех трех квартир упрощенный проект коттеджа не предусматривал. Неотделанные стены, в углу шта-белек кирпичей, рядом небольшая бетономешалка, мешки с цементом, куча разного инструмента, к стене прислонена виброрейка для выравнивания стяжки пола… Обычный антураж.
– Жора, давай! – скомандовал Москалец.
Пасечник отвалил несколько листов гипрока, поставленных к торцевой стене. «Зачем они тут сейчас, на этом этапе?» – секундно удивился Ростовцев и тут же понял – зачем. За листами скрывался лаз – стена была не до конца выложена. Края неширокого прохода – высотой по плечо Ростовцеву – оскалились торчащими кирпичами.
– Тут у меня фальшстенка, – объяснил Москалец. – А теперь загляни внутрь! Загляни, загляни! – он показал на лаз широким жестом гида, демонстрирующего архитектурный шедевр. – Этого никто не видел, только мы с Жорой. Ты третий.
И он протянул фонарь.
Ростовцев шагнул к провалу в стене – осторожно, с неприятным чувством, что хорошего он там не увидит. Нагнулся к отверстию, посветил внутрь – и не понял ничего. Кирпичная клетушка оказалась абсолютно пуста, и никакого хода, куда-нибудь веду…
Мир взорвался.
Вспыхнул и разлетелся на куски. Пылающие осколки неслись во все стороны в бездонно-черном мраке и гасли, гасли, гасли…
Летящего навстречу лицу бетонного пола Ростовцев не видел. И удара об него не почувствовал.
Пасечник аккуратно обтер кувалду – не насаженную на деревянную рукоять, а приваренную к двухдюймовой трубе – и вернул на место, в кучу инструмента. Нагнулся за фонарем – тот не разбился при падении и продолжал светить.
Когда Москалец увидел в желтом круглом пятне света лежащего Ростовцева, то почувствовал, что ужин стремится наружу, и с трудом сдерживал позывы. Он, конечно, служил в свое время в серьезной конторе, и даже дослужился до майорских погонов, но чисто на кабинетной работе. Мешанину, в которую превращается затылок в результате плотного контакта с пятнадцатикилограммовой кувалдой, Москалец наблюдал впервые.
Ростовцев лежал неподвижно – сам внутри клетушки, ноги наружу. Никаких конвульсивных движений, никаких судорожных подергиваний. Раз – и наповал. Пятно росло вокруг головы и казалось черным.
– Чистая работа, – сказал Пасечник. Голос у него был неприятный, словно его обладатель страдал не то носовыми полипами, не то хроническим насморком. Но оттенок гордости в словах ощущался. – Где ты комбезы спрятал, майор? Переоденемся, не откладывая.
Москалец ответил не сразу, несколько раз сглотнул слюну – содержимое желудка не оставляло попыток взглянуть на окружающий мир.
– Сейчас принесу… А послабее ты не мог? Поаккуратнее?
– Мог. А он бы оклемался. Начал бы орать и долбиться. Тебе это надо?
Москалец промолчал, сделал несколько шагов в сторону, согнулся… Губы Жоры скривились, но сказал он мягко, успокаивающе:
– Ладно, ладно, майор… Бывает по первости… Но ты не растерялся. Прямо роман отлил, завлекательный… И оборвал в нужный момент на самом интересном месте. На ходу небось сочинял?
Москалец тяжело дышал, вытирая с углов рта остатки рвоты.
– Ладно, тащи комбезы, – сказал Пасечник. – А я его чемодан из машины. Чтоб уж ни следочка.
Заделанная перегородка выглядела теперь единым целым. Только швы между кирпичами на месте бывшего лаза казались темнее, чем в остальной части стены, но скоро раствор высохнет и следов не останется.
Москалец помаленьку оправился – по мере того, как кирпич за кирпичом ложились в стенку, он так же укладывал в мозгу кирпичи-аргументы – и получалось, что все сделано правильно, что иного выхода не было.
…Объявившийся Андрей, вновь принявший руководство фирмой, означал для Москальца крах всего. Крах нескольких проектов, в которые были вложены все свободные средства фирмы и привлеченные кредиты от людей, не привыкших для взыскания долгов обращаться в Арбитраж.
Проекты были из тех, от которых исчезнувший генеральный отказывался бесповоротно и коротко, одной фразой: «Дурно пахнет!» Или: «На бандюков не работаю!» И все уговоры, все слова о грядущей выгоде были бесполезны. Едва Андрей уселся бы в кресло генерального директора, жить планам Москальца осталось бы недолго.
В принципе, такие проблемы решаются без особых хлопот. Можно даже было не обращаться к кредитовавшим Москальца структурам с воплем о помощи. Достаточно было сдать охотникам случайно вычисленный запасной аэродром Андрея. (В этом Москалец не соврал – действительно, еще зимой по старой привычке заинтересовался отлучками компаньона. Думал, пригодится. Тогда не пригодилось. Пригодилось сейчас.)
Кто были эти охотившиеся на Ростовцева люди, Москалец даже не пытался узнать, следуя мудрому правилу: меньше знаешь, дольше живешь. Но дали они понять однозначно: Андрей больше не жилец.
Москальца такой финал – мертвый компаньон – не устраивал. Абсолютно.
Тогда в права наследования – в том числе и на шестьдесят процентов «Строй-инвеста» – быстро вступала Лариса. А с ней у Москальца отношения в последнее время сложились напряженные. Она подозревала (и не без оснований), что предоставляемые ей цифры о доходах фирмы далеки от действительности. Дело дошло до открытых обвинений. И надеяться, что дамочка позволит выкупить по разумной цене свою долю акций, не приходилось.
Сложившееся положение было идеальным – когда еще исчезнувшего суд признает умершим… Ларисе к тому времени достался бы пустой орех. Печать, вывеска и солидный список долгов.
Нежданное появление Андрея смешало все карты. Он стал лишним в этом мире, сам не понимая того. Винтиком, для которого не осталось места во вновь собранной и работающей конструкции. Так что, если вдуматься, удар Пасечника лишь исправил непонятную случайность, вернул мертвеца в царство мертвых… Ничего, по большому счету, не произошло. Исчезнувший исчез снова. Теперь навсегда. Жизнь продолжается.
Невидимая, мысленная стенка, навсегда отгородившая Андрюшу Ростовцева, получилась такая же, как и реальная, – ронная и прочная. Но все-таки…
Все-таки Москалец сказал вслух перед самым уходом:
– Ты уж извини, Андрей, что так получилось. Больно уж ты не вовремя воскрес. Совсем не вовремя.
Пасечник только хмыкнул от этой надгробной речи. Сентиментальностью он не страдал.
