— Чего ты хочешь? Просто скажи, чего ты хочешь?
Они стояли друг против друга, ненавидяще щуря глаза.
— Ну, это личный разговор. Пусть твои Пятницы погуляют.
Пришлось Сатанюге вместе с невозмутимым Флипом выйти под дождь, который шел еще сутки, пока Барон на своем „мерседесе“ не привез двойняшек обратно в башню и не увез оттуда тяжелый желтый саквояж со ЗЛОм».
Седой отложил исписанные листы в сторону и по привычке направил свет лампы в лицо Следаку:
— Что еще за ЗЛО, Следак? Я такую аббревиатуру на зэках видел: «За все Легавым Отомщу». Алхимик — он же не сиделец, что за странный юмор? Я так понял из этого опуса, что ты, Следак, все же лоханулся. Правильно тебя Швец в дурку вернул. Между Бароном и Алхимиком внутриклановые разборки шли. В чемоданчике или деньги, но как-то мало, или наркотики. Люблю загадки, но разгадки сладки. Давай поясняй!
— Видимо, ты неплохо подкрепился, Аркаша. Вся кровь к желудку ушла? Голова не варит, зато добрая?
— Ну-ну. Остри, писатель. Я и правда пока добрый. Что в саквояже-то Барон унес? Почему Алхимик из Черняевска не уехал? Давай говори, не томи.
— Это длинная история. Сатанюга рассказывал, что какой-то колдун тринадцать лет назад исполнил тайные желания Алхимика и Барона, после чего Гелочек сбежал за границу, прихватив свою долю от их общего бизнеса. А у Барона, который остался аптечным королем Черняевска, началась полоса неприятностей. Наехали на него настоящие криминальные бароны. Как раз тогда в стране случился очередной передел собственности, во власть пришли новые люди, да и у наркомафии боссы поменялись. Новые, голодные совсем пришли. И решили сеть аптек бароновских оприходовать, чтобы по ночам там наркоту продавать. Осадили Барона, обложили, как волка, но он парень упрямый — ни в какую не соглашался. На угрозы плевал, смелостью и безбашенностью своей бравировал, вел себя абсолютно неадекватно. От охраны отказался, от крыши своей отбоярился, сам на стрелки ездил и клал на всех с прибором. Его даже взрывали: «мерседес» в клочья, а он, чертила, жив, только легкими царапинами отделался. После покушения перестали Барона прессовать, решили — что с него возьмешь, с отмороженного. Вроде как поутихло все, улеглось, успокоилось. Только оказалось, что наркомафия просто паузу взяла, выжидала удобного момента, чтобы надавить на Барона. Дождались и ударили его ниже пояса. Барон в Москву на переговоры улетел, а в Черняевске похитили его жену и дочерей. Охрану расстреляли, а семью Барона увезли в неизвестном направлении. Барон — к ментам, те руками разводят: мол, надо ждать условий и не рыпаться, пока еще шанс есть родных живыми увидеть. Только не стал Барон ничего ждать. Ночью с тремя отчаянными бойцами из своей бывшей крыши аптекарь атаковал загородный особняк черняевского цыганского барона, по совместительству босса местных пушеров. Всех, кто там по случаю оказался, Барон безжалостно порешил. Кровищи, говорят, столько пролили, что она весенними ручьями по двору бежала. Охрана цыганская пуль двадцать в Барона всадила, а ему — хоть бы хрен. Из братков, что с ним пришли, только один в живых остался, да и тот руку потерял. Он-то и рассказал потом, как Барон, весь в чужой и своей крови, махал катаной, по случаю привезенной из Токио, пока одни порубленные тела вокруг не остались. А потом вынес его, раненного, из дома, запалил хату наркотскую, а сам сел неподалеку на холме и до утра любовался пламенем и наслаждался криками сгорающих врагов. Так и сидел, пока дом дотла не прогорел. Ни пожарные, ни менты не приехали в ту ночь на место происшествия. Поговаривают, Барон заранее отвалил им за это огромные деньги. На следующий день пакет Барону во двор закинули. В нем лежало ухо его любимой жены-красавицы с бриллиантовой сережкой и письмо: «Спасибо, что избавил от конкурентов. Теперь не балуйся. „Фармаг“ на торги выставляй и три лимона бакинских кэшем готовь. Как соберешь бабло — иди в порт, в старые доки. Там обмен произведем. Торопись, Барон, каждый час будем тебе семью возвращать… По частям. К ментам не ходи».
Черняевск к тому времени для наркомафии золотым дном стал. Через него проходила самая настоящая Дорога смерти — европейский наркотрафик. Рядом с Черняевском оказались три границы — немецкая, польская и литовская, а в самом городе — речной порт, так что химическая наркота со всей Европы переваливалась в Россию, а афганский натуральный героин, наоборот, в Европу — и все это через Черняевск. Особо сладким местом по праву считался порт. Смерти наркотической через него прошло — не сосчитать. А Барон, между прочим, одним из акционеров порта числился — держал на руках серьезный пакет акций, да и грязными деньгами, перепадавшими оттуда, не гнушался. Вот его судьба-насмешница за похищенной семьей в порт и привела.
Барон появился в доках через полчаса — ровно столько времени ему понадобилось, чтобы просверлить в большом стальном чемодане дырки для воздуха. С двумя чемоданами Барон в доки и приехал. На большой стальной чемодан сел, маленький кожаный на колени положил, закурил. Тут и враги подтянулись — целых три лимузина в десяти шагах от него остановилось. Барон сидит — курит. Затонированное окошко плавно открывается, а там улыбающееся лицо начальника порта — бароновского приятеля и дольщика — Витьки Коршунова.
— Зря ты, Барон, вместе с Алхимиком не свалил. Нормальный ты мужик. Ничего личного — просто бизнес.
У Барона на лице ни один мускул не пошевелился — как курил он задумчиво, так и курит.
— Забирай своих и отваливай. Слышишь, Барон? Теперь в городе новые порядки будут. Уезжай в Москву или еще куда-нибудь подальше. Деньги-то принес?
Барон молча чемодан на коленях открыл — полный «зелени» нашинкованной.
— Вот и молодец. А то цыган пожег, дом спалил, людей поубивал — псих ненормальный. А если б мы твоих так же, а? Давай сюда чемодан, забирай своих баб — и валите. Никто тебя искать не будет, обещаю.
Барон выдохнул тонкой струйкой дым. Молча. Закрыл чемодан, положил его рядом с собой на землю и подпихнул ногой к машине. Стекло перед лицом Коршунова бесшумно поднялось обратно, зато открылась дверь во втором лимузине, и оттуда вытолкнули его красавицу-жену. Бывшую красавицу. Голова перевязана, лицо сведено судорогой от страха и боли. На руках спят четырехлетние дочурки. Девочек, похоже, накачали какой-то дрянью, они даже не проснулись. Барон кивнул жене. Встал ей навстречу, и одновременно сам собой открылся большой чемодан. Из лимузина ловко выпрыгнул невзрачный парень, подскочил к чемодану с деньгами. Барон взял у жены девочек и, положив их в железный чемодан, захлопнул крышку.
Юркий бандит еще не успел закрыть дверь машины, как Барон, оттолкнув жену за высокий чемодан, развернулся к лимузинам, выплюнул сигарету и, молниеносно выхватив из-за пазухи два «Микро-Узи», стал поливать свинцом стекла лимузинов. С другой стороны из дверей повываливались бойцы и ответили Барону из четырех стволов. Барон, словно не пули в него летели, а плевки, только утерся рукавом и, обойдя лимузины, в упор прикончил четырех бандитов. Потом добил раненых в машинах, забрал у мертвого Коршунова чемодан, который он еще прижимал к животу скрюченными руками, и пошел к жене и дочкам.
