(ВЫХОДИ)
(Это бесчеловечное место)
(ПОЛУЧИ, ЧТО ЗАСЛУЖИЛ!)
(превращает людей в чудовищ).
Задохнувшись – собственное судорожное аханье эхом отдалось в голове – Дэнни рванулся из тьмы. В чьи-то руки. Сперва он отпрянул, думая, что рожденное мраком существо из «Оверлука», существующего в мире Тони, каким-то образом последовало за ним в мир реальных вещей – а потом доктор Эдмондс сказал:
– Все в порядке, Дэнни. Ничего. Все отлично.
Дэнни узнал доктора, потом обстановку кабинета. Его забила дрожь, с которой он не мог справиться. Эдмондс держал его.
Когда реакция пошла на убыль, Эдмондс спросил:
– Ты говорил что-то о чудовищах, Дэнни… что?
– Это бесчеловечное место, – сказал он утробным голосом, – Тони сказал… это бесчеловечное место… превращает… превращает… – Он потряс головой. – Не могу вспомнить.
– Постарайся!
– Не могу.
– Тони приходил?
– Да.
– Что он тебе показал?
– Темноту. Стук. Не помню.
– Где ты был?
– Отстаньте! Не помню! Отстаньте!
Дэнни беспомощно всхлипывал от ярости и страха. Все ушло, превратившись в похожую на слипшийся от воды бумажный комок, путаницу; читать в памяти стало невозможно.
Эдмондс пошел к охладителю и принес ему воды в бумажном стаканчике. Дэнни выпил ее, и Эдмондс принес еще стакан.
– Лучше?
– Да.
– Дэнни, я не хочу доставать тебя… в смысле, надоедать тебе с этим. Но до прихода Тони тебе ничего не запомнилось?
– Мама, – медленно проговорил Дэнни. – Она обо мне беспокоится.
– На то и мамы, парень.
– Нет… у нее была сестра, она умерла, когда была маленькой. Эйлин. Мама думала про то, как Эйлин сбила машина, и от этого она беспокоится обо мне. Больше я ничего не помню.
Эдмондс пристально смотрел на него.
– Она думала об этом сейчас? Там, в приемной?
– Да, сэр.
– Дэнни, как ты это узнал?
– Не знаю, – тусклым голосом сказал Дэнни. – Наверное, это сияние.
– Что?
Дэнни очень медленно покачал головой.
– Я ужасно устал. Можно, я пойду к папе и маме? Мне больше не хочется отвечать на вопросы. Я устал. И у меня болит живот.
– Тебя сейчас стошнит?
– Нет, сэр. Просто я хочу к папе и маме.
– Ладненько, Дэн. – Эдмондс поднялся. – Сходи к ним на минутку, а потом пришлешь их сюда, ко мне, чтоб я смог поговорить с ними. Идет?
– Да, сэр.
– Там есть книжки, можешь посмотреть. Тебе нравятся книжки, правда?
– Да, сэр, – ответил Дэнни, покорный своему долгу.
– Ты молодчина, Дэнни.
Дэнни слабо улыбнулся.
* * *
– Не могу ни к чему придраться, – сказал доктор Эдмондс Торрансам. – С физиологией все в норме. Психически… мальчик смышленый, а воображение развито даже слишком. Бывает. Дети должны вырастать из своего воображения, как из пары старых ботинок. Воображение Дэнни все еще ему великовато. Проверяли хоть раз его на ай-кью?
– Не верю я в эти коэффициенты, – сказал Джек. – Только стреноживают надежды и родителей, и учителей.
Доктор Эдмондс кивнул.
– Может быть. Но, проверь вы его, думаю, обнаружилось бы, что для своей возрастной группы он ушел очень далеко. Для мальчика, которому пять-шестой, его словарный запас поразителен.
– Мы с ним не сюсюкаем, – сказал Джек с ноткой гордости.
– Сомневаюсь, что вам пришлось хоть раз пойти на это, чтобы быть понятым, – Эдмондс помолчал, играя ручкой. – Пока вы там сидели, он впал в транс. По моей просьбе. Все точь в точь по вашему описанию вчерашнего вечера в ванной. Все мышцы расслабились, тело осело, глаза закатились. Классический самогипноз. Я изумился и все еще продолжаю изумляться.
Торрансы подались вперед.
– Что случилось? – напряженно спросила Венди. Эдмондс тщательно отчитался по поводу транса Дэнни и фразы, которую тот пробормотал и из которой доктор сумел выудить только слова «чудовищ», «тьма» и «стук». Реакция – слезы, состояние, граничащее с истерикой, и боли в животе на нервной почве.
– Опять Тони, – сказал Джек.
– Что это значит? – спросила Венди. – Есть идеи?
– Несколько. Вам они могут не понравиться.
– Все равно, валяйте, – сказал Джек.
– Из того, что мне рассказал Дэнни, следует, что «невидимый приятель» действительно был приятелем, пока вы, ребята, не переехали из Новой Англии сюда. С момента переезда Тони превратился в угрожающую фигуру. Приятные интерлюдии сменились кошмарами, и для вашего сына они еще страшнее от того, что он не может вспомнить, о чем был кошмар. Это довольно обычное явление. Все мы помним приятные сны куда отчетливее, чем страшные. Похоже, между сознанием и подсознанием где-то существует буферная зона, что ли, и обитает там черт знает какой цербер. Пропускает такой цензор совсем немногое, и зачастую то, что прошло в наше сознание, это всего лишь символ. Вот такой донельзя упрощенный Фрейд – но довольно здорово описывает, что известно о взаимодействии сознания с самим собой.
– Думаете, Дэнни так сильно огорчил переезд? – спросила Венди.
– Возможно, если он происходил при травмирующих обстоятельствах, – отозвался Эдмондс. – Это так?
Венди с Джеком переглянулись.
– Я преподавал в школе, – медленно произнес Джек. – И потерял работу.
– Понятно, – сказал Эдмондс. Он решительно воткнул ручку, которой играл, в подставку. – Боюсь, есть еще кое-что. Для вас это может оказаться болезненным. Ваш сын, похоже, убежден, что вы оба серьезно подумывали о разводе. Он сказал об этом вскользь, но только потому, что вы перестали думать на эту тему.
Джек разинул рот, а Венди отпрянула, как от удара. Кровь отхлынула от ее лица.
– Мы даже не заговаривали о разводе! – сказала она. – Не при Дэнни! Мы даже друг с другом-то это не обсуждали! Мы…
– Думаю, доктор, будет лучше, если вы поймете все до конца, – сказал Джек. – Вскоре после рождения Дэнни я стал алкоголиком. Все годы учебы в колледже у меня уже была проблема со спиртным. Она стала не такой острой, когда я встретил Венди, но после рождения Дэнни назрела серьезнее, чем когда-либо – вдобавок, сочинительство, которое я считал своим настоящим делом, тогда пошло плохо… Когда Дэнни было три с половиной, он разлил пиво на кучу бумаг, с которыми я работал… бумаг, которые я сам разбросал по комнате… и я… ну… а, черт.
Голос Джека сломался, но глаза остались сухими, недрогнувшими.
– Как же скотски это звучит, когда выговоришь вслух. Я поворачивал Дэнни, чтобы отшлепать, и сломал ему руку… три месяца спустя я бросил пить. И с тех пор в рот не брал спиртного.
