его согласия. Он спросил:
– И чего же мы опять хотим?
– Всего, – ответила она.
Ниаллу вполне хватало Амбаров, Мари Линч и Диклана. Но он чувствовал, что рискует лишиться одного из пунктов списка.
– Чего он хочет? – спросил он.
– Грейуорен.
Откуда взялось имя? Это случалось прежде? А что, если да? Он не желал знать ответ ни на один из этих вопросов.
Но Ниалл любил Мор и боялся ее потерять, поэтому сказал:
– Хорошо.
По мнению Лилианы, проблема в старости заключалась в том, что чувства становятся менее острыми, приглушенными. С каждым днем все труднее вспомнить, какими яркими и значимыми они казались когда-то. Каково лишиться сна от предвкушения. И как больно кого-то терять.
Лилиана хорошо помнила проявления чувств, но в последнее время ей все чаще казалось, что она лишь разыгрывает те чувства, которые когда-то испытывала. Она так много видела, так много пережила и слишком часто прощалась.
В компании Кармен Фарух-Лейн она вспоминала, какими необъятными ее чувства были когда-то. А так же напоминало, как мало их осталось у нее теперь.
В дни, последовавшие за взрывом бомбы Натана, Фарух-Лейн захлестывали эмоции. Они словно поменялись ролями с Хеннесси, которая вдруг стала молчаливой и сосредоточенной. А еще безжалостной в своих атаках на искусство в подвале. Она пыталась, терпела неудачу, пыталась, терпела неудачу и снова пыталась создать еще один живительный магнит. Фарух-Лейн, напротив, превратилась в неиссякаемый источник шума. Куда бы она ни направилась, Кармен всюду включала оперу, если только опера не начинала играть сама. На кухне заливались теноры, пока она задумчиво смотрела в заднее окно на маленький гараж. Волнующие контратеноры лились через динамики в продуктовом магазине. Сопрано траурно завывали в салоне машины, когда она ехала в полицейский участок, чтобы обсудить новости о взрыве и охоте на Натана. Баритоны грозно урчали над головами растерянных сотрудников автокафе. Меццо-сопрано звучало громче, чем могли выдержать ее наушники, пока она, обливаясь потом и задыхаясь, трусцой оббегала квартал. Опера, опера, опера. Фарух-Лейн и ее призрак. Только они могли понять друг друга, почувствовать всю невыносимость ситуации.
Лилиана поймала Фарух-Лейн за локоть после одной из пробежек и мягко удержала ее на месте. Кожа Фарух-Лейн одновременно горела и мерзла – противоречие, ставшее возможным благодаря забегу на несколько миль холодным ранним утром.
– Кармен.
Фарух-Лейн проговорила:
– На моих руках столько крови.
Она вела себя невыносимо. Ее нельзя было уговорить или переубедить. Невозможно заставить умерить свои чувства. Она кипела во время завтрака. Тлела, принимая душ. Горела и обугливалась весь день до тех пор, пока ей не удавалось наконец заснуть. Все, о чем она могла говорить или думать, это о том, что она натворила, что сделал Натан и что теперь предпринять, чтобы этого не повторилось.
Однажды вечером Фарух-Лейн столкнулась с Хеннесси, поднимающейся из подвала.
– Хеннесси, ты можешь снова включить силовую линию?
– Что? – хором воскликнули Лилиана и Хеннесси.
– Шар работает в обратную сторону? – спросила Фарух-Лейн. – Если бы силовая линия снова заработала, ты смогла бы приснить что-нибудь, чтобы найти его и уничтожить. Или хотя бы помочь привести его к нам. Выяснить, есть ли у него бомба побольше или что-нибудь еще хуже…
– Стоп, стоп, стоп, – ответила Хеннесси. – Притормози, как сказал бы Папа Римский. Во-первых, нет, шар – игрушка одноразовая, ее можно выбросить или пустить в переработку, смотря насколько далеко ближайшая свалка. Он – кнопка выключения, а не рубильник. Во-вторых, я не тот сновидец, каким вы меня считаете. Я способна лишь сыграть одного из них по телевизору. Клянусь, все, что я могу тебе предложить, – это мой меч. В-третьих, неужели ты швырнешь меня Кружеву ради того, чтобы остановить своего брата? В-четвертых, я хочу писать как скаковая лошадь, можно я уже пойду?
В ответ телевизор над камином разразился тревожной арией.
Все это напомнило Лилиане о том, как давно она не испытывала таких сильных чувств.
В один из особо погожих деньков Хеннесси и Лилиана стояли на маленьком крыльце, наблюдая, как Фарух-Лейн с горящими глазами пылесосит салон машины, из которой на всю улицу воет опера. Хеннесси стряхнула пепел с сигареты и выпустила кольцо дыма в сторону Кармен.
– Красивое зрелище, не правда ли? Все равно что смотреть, как вулкан по одному уничтожает невинных жителей деревни, пока они спят в своих кроватках.
– Она винит себя, – сказала Лилиана.
– Прекрасно! Ей, блин, стоило бы. Фраза «я выполняла приказ» – неспроста не стала девизом скаутов. – Хеннесси повернулась, оперлась на локти и посмотрела на Лилиану. Со своей огромной шевелюрой, в винтажном пальто и кожаных штанах Хеннесси выглядела совершенно неуместно на крыльце коттеджа, словно ее занесло сюда для шутливой фотосессии. Лилиане пришло в голову, что Хеннесси почти, но не совсем ее противоположность. – Как думаешь, Провидица, мне стоит беспокоиться о рождественских подарках в этом году?
– Я беспокоюсь, – сказала Лилиана.
На самом деле имея в виду: я помню, каково это – беспокоиться.
– Знаю, невежливо не спросить у женщины про возраст, – продолжала Хеннесси, – так сколько тебе лет? Ой, подожди, наверное, я что-то перепутала. Но какая уже разница, так что сколько тебе лет?
Она спрашивала далеко не первый раз. И не пятый. И даже не седьмой. Лилиана поинтересовалась:
– Почему ты все время об этом спрашиваешь?
Хеннесси прикурила еще одну сигарету от первой и сунула обе в рот. Она заговорила, а с ее губ, как клыки вампира, свисали две сигареты.
– Потому что в последние дни у меня было много свободного времени, чтобы еще раз обдумать решение отключить силовую линию. Да и вообще, знаешь ли, поразмыслить о том опыте, который привел меня к моменту, когда я решила провернуть это прямо посреди кафе. И мне кажется, что идея всецело принадлежала тебе. Разумеется, наша старая добрая Фрукла тебя поддержала. Потому что быть слегка легковнушаемой, чтобы не иметь дела с последствиями собственных фиговых идей – это ее главная фишка, не так ли?
– Все не совсем так…
– Пожалуйста, Лилиана, оставайтесь на линии, вам ответит первый освободившийся оператор, а пока ты ждешь, послушай меня: как ни крути, отключение линии было чертовым экспромтом. – Хеннесси бросила взгляд на Фарух-Лейн, из динамиков по-прежнему лились рулады на итальянском. – В смысле, кто знает, верное это было решение или нет. Возможно, это поможет в будущем. Апокалипсис предотвращен! Спасено восемьсот миллиардов человек, или сколько там проживало на планете на тот момент. Как ни крути, а цифра приличная, даже учитывая, что при этом погибло людей гораздо больше, чем от бомбы Натана. И
