Уилл вздохнул.
— И когда ты скажешь ей об этом?
— Не знаю.
Мне было больно произносить эти слова. Каждое из них рвало мне горло. Я понимал: если я расстанусь с Линдой, то, скорее всего, насовсем. Было бы нечестно просить ее иногда навещать меня. Возможно, она бы согласилась. Из жалости. Но для меня ее визиты будут напоминанием о том, что когда-то мы жили под одной крышей и я не сумел завоевать ее любовь.
— Наверное, скоро, — добавил я и тоже вздохнул.
— Я больше не собираюсь удерживать Линду, — сказал я отражению Кендры в зеркале.
— Что? Ты спятил?
— Нет. Но я хочу позволить ей уйти.
— Зачем?
— Яне имею права держать ее в плену. Она ни в чем передо мной не провинилась. Она не должна и дальше мучиться из-за своего никчемного отца. Пусть живет так, как хочет, делает, что ей нравится. Пусть гуляет по этому дурацкому снегу, ей нужна зима.
В комнате одной знакомой девчонки я видел плакат с изображением бабочки. Внизу было написано: «ЕСЛИ ТЫ УМЕЕШЬ ЛЮБИТЬ — ОТПУСТИ ЕЕ».
Я не сказал Кендре, что вся затея с «осчастливливанием» Линды виделась мне теперь совершенно дурацкой.
— Ей нужен снег? — спросила Кендра. — Разбери оранжерею, и сад быстро покроется снегом.
— Линде нужен не только снег. Она скучает по жизни во внешнем мире.
— Кайл, от этого зависит твоя дальнейшая жизнь. Это более важно, чем…
— Я Адриан. И для меня самое важное — то, чего хочет Линди.
Кендра задумалась.
— Но в таком случае ты никогда не снимешь заклятие.
— Знаю. В общем-то, я и не пытался его снять.
Перед обедом я принял душ и расчесал волосы. Точнее, шерсть. Я слышал, как Магда меня зовет, но медлил. Есть мне не хотелось. Выходить к обеду тоже не хотелось, поскольку ему суждено было стать нашим последним совместным обедом. Я надеялся, что Линди согласится переночевать и уедет только утром, а еще лучше — через несколько дней. Это время ей понадобится на сборы, чтобы упаковать книги, одежду и прочие вещи. А вдруг ей ничего моего не нужно и она уйдет со своим стареньким чемоданом? Это еще тяжелее. Книги и вещи будут напоминать о ней, словно она умерла.
На самом деле в глубине души у меня теплилась сумасшедшая надежда. Я очень, очень надеялся, что Линди скажет:
— Адриан, я не могла и думать о том, чтобы покинуть тебя. Я тебя так люблю. И я так тронута твоим бескорыстием и великодушием, что мне хочется тебя поцеловать.
Мы поцелуемся, проклятие будет снято, и ей уже не понадобится никуда уходить. Она навсегда останется со мной. Мне очень хотелось навсегда остаться вместе с ней.
Но мечтать можно сколько угодно. А надежды чаще всего не сбываются.
— Адриан! — Магда стучала мне в дверь. Я опаздывал на целых пять минут.
— Входи.
Она не вошла, а влетела.
— Адриан, у меня появилась идея.
Я попытался улыбнуться.
— Нам незачем отпускать мисс Линди! Я думала о том, как сделать ее жизнь более свободной и дать ей то, чего она хочет.
— Я не могу выйти с нею во внешний мир, — сказал я, вспомнив, чем кончился для меня прошлый Хеллоуин. — Это невозможно.
— Здесь — да, невозможно. Но послушайте меня. Я придумала способ.
— Нет, Магда. Нет никаких способов.
— Вы любите ее или нет?
— Да. Но это безнадежная любовь.
— А ведь девочка тоже нуждается в любви. Я по ней вижу. Прежде чем возражать, выслушайте, что я придумала.
Через пару дней я проснулся очень рано, в четыре утра. Я ждал внизу, пока Магда разбудит Линду. Улица была пуста. «Город, который никогда не спит», спал (во всяком случае, в нашей части Бруклина).
Ночью прошел небольшой снег. Тротуары остались безупречно белыми, их еще не истоптало множество ног. Даже мусороуборочные машины еще не начали свой трудовой день.
— Куда мы поедем? — зевая, спросила Линди.
— Ты мне веришь?
Я затаил дыхание, ожидая ее ответа. У нее были все основания мне не верить. Кто я? Похититель. Человек, удерживающий ее в плену. Но сейчас я скорее согласился бы умереть, чем повредить хотя бы волосок на ее голове. Я надеялся, что за пять месяцев жизни под одной крышей со мной она в этом убедилась.
— Верю, — наконец ответила Линди, не меньше моего удивленная переменой в привычном распорядке нашей жизни.
— Мы поедем в одно потрясающее место. Думаю, тебе там понравится.
— Мне собрать вещи?
— Я собрал все, что тебе понадобится.
Подошел Уилл. Мы все вышли через калитку в заборе, над которой была укреплена камера слежения. Я держал Линду за руку. Именно держал, а не удерживал. Она больше не была узницей. Если бы сейчас она бросилась бежать, я бы не стал ее догонять.
Но она не бросилась бежать. В глубине сердца я надеялся, что она не хотела расставаться со мной. А может быть, она просто не знала, что я не стану ее удерживать. Так мы дошли до ожидавшего нас лимузина.
С машиной мне помог отец. И не только с машиной. После разговора с Магдой я позвонил отцу на работу.
Нас не сразу соединили, но в конце концов, я услышал его голос. Вероятно, отец был не один и потому выбрал интонацию «отцовская забота».
— Кайл, мне через считанные минуты выходить в эфир.
Была четверть шестого вечера.
— Я не отниму у тебя много времени. Мне нужна помощь. Ты задолжал мне.
— Я? Тебе?
— Да, ты не ослышался. Я больше года прожил затворником в Бруклине и ни разу тебе не пожаловался. Не связался ни с одним из конкурирующих каналов и не рассказал им захватывающую историю о сыне Роба Кингсбери, превратившегося в чудовище. Согласись, не так уж мало.
— И чего ты хочешь от меня, Кайл?
Я вкратце объяснил.
— Так ты живешь с какой-то девочкой? — спросил он, выслушав меня.
— Под одной крышей, но не так, как ты подумал.
— Ты хоть имеешь понятие об ответственности, которую на себя взял?
«Папочка, с тех пор как ты сплавил меня с глаз долой и оставил на попечении домработницы, ты лишился права вмешиваться в мое поведение».
Конечно, я ему этого не сказал. Глупо злить человека, а потом просить у него помощи.
— Можешь не волноваться. За все время не сделал ей ничего плохого. Я же знаю, ты не меньше моего желаешь, чтобы заклятие было снято.
Эту фразу я заимствовал у Уилла, поскольку не отличался особой дипломатичностью. Спасибо, Уилл!
— Сейчас мне очень нужна твоя помощь, — продолжал я. — Чем раньше я избавлюсь от заклятия, тем меньше шансов, что кто-то пронюхает обо всем, что со мной случилось.
Я говорил понятным отцу языком, повторяя его мысли.
