Я поднял чемодан Линды.
— Надлежащим образом? — шепнула она.
— В теплое белье, — шепотом ответил я, и мы оба расхохотались.
Спасибо отцу — он выполнил все, о чем я просил.
В доме было чисто. Полы и панели сверкали и вкусно пахли чистящим средством. В камине пылал огонь.
— Как тепло! — воскликнула Линди.
— Вы не продрогли, мисс? — спросил я тоном английской горничной из старого романа.
Комната, отведенная Линди, вызвала у нее искренний восторг. Там тоже был камин и кровать, покрытая лоскутным одеялом, не говоря уж об эркере, выходящем прямо на пруд.
— Такая красота, и никто в ней не живет. На целые мили вокруг — ни души.
Я не знал, как воспринимать ее слова. Может, она все-таки думала о побеге?
Будто в ответ на мои невысказанные опасения, Линди призналась:
— Я всегда была бы здесь счастлива.
— Я хочу, чтобы ты была счастлива.
— Я уже счастлива.
После завтрака мы надели теплые куртки, непромокаемые сапоги и вышли из дома.
— Я попросил Уилла, чтобы основные занятия он распределил на выходные дни, когда сюда приезжают люди. Думаю, ты возражать не будешь. Кстати, ты еще не отказалась от поединка в снежки?
— Нет. Но можно сначала попросить тебя кое о чем.
— Проси о чем хочешь. Я к твоим услугам.
— Я никогда в жизни не лепила снеговика. Только в книжках читала. Ты это умеешь?
— Когда-то умел.
Я едва помнил то время, когда лепил снеговиков с мальчишками. Неужели у меня были друзья? Или лишь партнеры по играм?
— Смотри. Вначале нужно слепить маленький крепкий снежок. Это самая трудная часть. Только не бросай его в меня.
— Обещаю.
— Не снимая рукавиц, Линди слепила снежок и… бумс! Он полетел в мою голову. Я же говорил! Это самая трудная часть работы. Попробуй еще.
— Сейчас.
Она слепила второй снежок и, не удержавшись, снова швырнула в меня.
— Вызов принят! — объявил я.
Мне не требовались рукавицы. Покрытые шерстью руки не мерзли, а когти как нельзя лучше подходили для лепки снежков.
— Ты еще пожалеешь, что связалась с чемпионом мира по метанию снежков, — сказал я и бросил снежком в Линду.
Мы сражались, пока нам не надоело. Точнее, пока не надоело Линде, убедившейся, что ей меня не переиграть. Тогда она слепила снежок и подала мне в качестве основы для снеговика.
— Замечательно. К концу зимы мы с тобой станем искусными снеговыми скульпторами.
На самом деле мне хотелось ей сказать: «Я тебя люблю».
— А теперь нужно катать этот снежок по снегу, пока он не превратится в большой ком. Когда его станет трудно катать, основание готово.
Линди добросовестно скатывала снежный ком. Ее лицо раскраснелось. Зеленые глаза, под цвет ее куртки, сверкали.
— Такого хватит? — спросила она.
— Нет. Для основания маловато. И посмотри, у тебя получился не шар, а булочка. Хитрость в том, чтобы постоянно менять направление. Тогда снег будет налипать равномерно.
Линди послушно стала превращать свою «булочку» в круглый ком. Она катала его с особым изяществом, почти не оставляя борозд в довольно глубоком снегу. Когда ком вырос до размера пляжного мяча, я подключился к работе. Мы скатывали снежный ком, двигаясь плечом к плечу.
— А хорошо у нас получается вместе, — заметила Линди.
Мне понравились ее слова, и я улыбнулся. Мы и правда действовали на удивление слаженно, когда не предупреждая друг друга, меняли направление.
Наконец нижний ком достиг необходимых размеров.
— Самая сложная часть снеговика — средний ком, — сказал я. — Он тоже должен быть достаточно большим, но не слишком, иначе ты его не поднимешь, чтобы посадить на нижний.
Мы с Линдой слепили замечательного снеговика, а затем сделали ему подругу. Даже снежному человеку нельзя быть одному. Потом сходили к Магде за морковками для носов и прочими украшениями. Линди прилаживала нос снежной подруге.
— Адриан?
— Да. Что-то не так?
— Нет. Спасибо, что привез меня сюда.
— Это самое малое, что я мог для тебя сделать.
Вообще-то я хотел сказать совсем другое:
«Оставайся. Ты не узница. Ты можешь уехать в любое время, но остаешься, потому что любишь меня».
В конце нашего первого дня, ложась спать, я не стал запирать входную дверь. Я не сказал об этом Линде. Сама увидит, если наблюдательна.
Я лег достаточно рано и просто лежал, прислушиваясь к ее шагам. Если она подойдет к двери, если откроет и уйдет, я не стану ее удерживать. Если Линде суждено стать моей, пусть она это сделает добровольно, а не по моему принуждению. Я лежал, смотрел на мерцающее двоеточие цифровых часов. Время текло, но сон не шел. Полночь. Час ночи. Я продолжал ворочаться с боку на бок. Когда часы показали два часа, я тихо, словно зверь, выбрался из комнаты в коридор и подошел к двери комнаты Линды. Я потрогал ручку. Если Линди вдруг проснется и застигнет меня, я не смогу объяснить свое вторжение.
На ее двери была защелка. Я думал, что Линди закроется изнутри. В нашем бруклинском доме она поначалу демонстративно запиралась на случай, если я решу ворваться и сделать «то, о чем не говорят». Так она это называла. Потом она вроде бы успокоилась, но я ни разу не проверял, запер та ли у нее дверь.
Я думал, что на новом месте она обязательно запрет дверь. Я ошибся. Сердце у меня ушло в пятки. Если дверь открыта, это значит, Линди ушла. Я ведь не бодрствовал каждую минуту. Возможно, даже засыпал, сам того не замечая. Ей этого хватило. Если я сейчас открою дверь, меня встретит пустая комната. Линди исчезла. Это конец моей жизни.
Возле дома на целые мили вокруг на заснеженных равнинах и холмах царила тишина. Я затаил дыхание, приоткрыл дверь и вошел. Линди спала и никуда не сбежала! Она спала, уставшая за день от игр на воздухе и наглотавшаяся этого самого воздуха. Она могла убежать, но осталась. Я верил ей, а она поверила мне!
Линди повернулась во сне. Я застыл на месте. Может, она слышала звук открываемой двери? Слышала гулкие удары моего сердца? Отчасти мне хотелось, чтобы она увидела меня, стоящего на цыпочках и глядящего на нее. Но Линди ничего не видела. Ее рука натянула одеяло. Линди замерзла. Я осторожно выбрался в коридор, нашел встроенный шкаф, где хранились одеяла. Взял то, что показалось мне самым теплым, вернулся в ее комнату и потеплее укрыл Линду. Она свернулась калачиком и продолжала спать. Я долго смотрел на нее. Удивительно, что и солнечный, и лунный свет придавали ее волосам золотистый оттенок.
Я вернулся к себе, быстро уснул и спал на удивление крепко. Наверное, этому способствовали холодная ночь и теплая постель.
