– А теперь воздайте мне должное! – воскликнул Люцифер, поворачиваясь на троне спиной к присутствующим.
Я читал в какой-то книге о том, что во время шабашей и черных месс необходимо чтить сатану, целуя его в зад, а потому нисколько не удивился, когда присутствующие, подходя по одному, долго и страстно приникали к оголенному седалищу Люцифера, оказавшемуся не менее волосатым, чем его тело.
Когда этот обряд был завершен, присутствующие воскликнули хором:
– Божественный, мы привели тебе новую невесту.
И тотчас в наш круг вступил священнослужитель, тот самый, который встретил меня и Алекса у входа в церковь. Он был одет все в тот же наряд. Подойдя к алтарю, священник разложил прямо на лоне девушки библию, перевернув ее вверх ногами, поставил рядом чашу с зеленой жидкостью и облатки. Быстро и заученно, видимо делая это уже несчетное количество раз, священник прочитал «Отче наш» задом наперед. Во время чтения девушка очнулась и теперь тихо лежала, испуганно поглядывая то на столпившихся вокруг нее людей, то на сидящего поодаль Люцифера. Закончив, священник поднял чашу, которую председательствующий на черной мессе вечный противник Господа бегло благословил.
– Выпьем винца, братья! – объявил священнослужитель. – Чертовски хорошее винцо! Ух, в бога душу мать! – выругался он, отпив из чаши и промокнув губы платком.
Чаша пошла по кругу. Я жадно отпил, и голова моя закружилась. По всей видимости, зеленая жидкость была не что иное, как дорогой абсент, в который добавили лауданум – настойку, содержащую опий. В сочетании с кокаином, который мы нюхали с блюда Люцифера, этот коктейль произвел в моей голове взрыв. Я смотрел на мир и не узнавал его. Тела людей вытягивались, укорачивались и одновременно становились прекрасными, как статуи греческих богов. Многие мужчины и женщины уже скинули с себя рясы и, будучи нагишом, предались кто танцам, а кто любовным утехам. Но оргия еще только начиналась. Люцифер соскочил с трона и подошел к смиренно лежащей перед ним на перевернутом алтаре девушке, назначенной в эту мессу исполнять роль невесты дьявола. Ее уже хорошенько успели опоить абсентом с лауданумом, к тому же она курила опиум, так что бедное создание, думавшее, что перед ней стоит сам сатана, мелко задрожало, прикрываясь руками. Некоторые присутствующие, побросав любовниц, подскочили и, схватив девушку за руки и за ноги, развели их в разные стороны с криком: «Слава тебе, князь утренней звезды!» Я тоже подбежал к алтарю и, намотав длинные волосы девушки на кулак, приподнял ее лицо так, чтобы она видела все, что с ней будут делать.
Девушка завизжала, когда рогатый с силой вошел в нее, что было немудрено, так как мужская гордость Люцифера оказалась огромной. Присутствующие радостно вторили визгу, подвывая. Всеобщий вой и визг разлетелся по сводчатому потолку подземного зала, ударяясь о стены и резонируя. Девушка вновь потеряла сознание. Люцифер хлопнул в ладоши, несчастную перевернули, подставив рогатому зад, в который тот не преминул зайти. Девушка очнулась от боли и закричала, но своим криком только подзадорила собравшихся. Чтобы доставить себе еще большее удовольствие от виденного, я, держа за волосы невесту дьявола, отвесил ей пару хороших оплеух.
Когда Люцифер насытился, его сменил другой мужчина, а остальные, бросив девушку, кинулись в круг, где уже лежало несколько пар, чьи тела сплелись в порыве экстаза.
Это было замечательно! Я перескакивал с одной партнерши на другую. Их лиц я не видел, их тела казались мне прекрасными. Я был счастлив, я был в своей среде, я столько раз испытывал оргазм, что сбился со счета. Уже остальные мужчины устали, а я продолжал и продолжал совокупляться, пока не упал в совершеннейшем беспамятстве.
Не помню, как я оделся, как вышел из церкви, как добрался до дома. Помню лишь ощущение полнейшей опустошенности и необыкновенной легкости, которая еще долго оставалась во мне.
Теперь раз в месяц я посещал оба собрания: собрание Великой английской объединенной ложи старых франкмасонов и собрание дьявольской черной ложи, представлявшейся миру как филантропическое общество развития культуры среди рабочих и лондонской бедноты. Черные мессы и шабаши вернули меня к жизни, что не преминули заметить мои друзья и знакомые. Я вновь почувствовал вкус к делам, блестяще закончил обучение, стал серьезно интересоваться политикой, оказавшейся полем деятельности как раз для таких хищников, как я. Я даже начал брать уроки фехтования, ныне совершенно забытого искусства благородных людей, которое преподавал, и, надо отметить, великолепно преподавал, учитель Дон Хуан, прибывший еще в середине века из Испании. В фехтовании я также преуспел, так как с детства тренировал кисти, так что теперь я владел саблей обеими руками.
Что же касается масонской ложи, то, став вскоре подмастерьем, а затем, по взаимному согласию остальных братьев, и мастером, я также занял в ней место, достойное меня. Теперь положение обязывало меня выдвинуться на соискание должности, в которой я был бы способен составить себе карьеру, положение в обществе и, разумеется, приумножить капитал, оставленный родителями. Вскоре такая вакансия подвернулась, причем завидная со всех точек зрения. Братья-масоны, среди которых были высокопоставленные члены кабинета министров и даже члены королевской семьи, позаботились о моем будущем, тем более что им был нужен свой человек на этом месте. Речь шла о должности лейб-медика королевской семьи. Должность эта скорее просветительская и представительская, нежели практикующая лечение, тем более что я был скорее хирургом, нежели терапевтом. У королевы уже имелся личный врач, да и остальные члены семьи предпочитали иностранных докторов, однако правила требовали наличия лейб-медика, и на соискание была выдвинута моя скромная персона. Как вы уже догадались, я легко получил эту должность.
Тем же вечером, когда я узнал о назначении, мы с Джимбо и Малышом Саймоном славно отметили это событие в ресторации. Упившись шампанским, Джордж Мюррей, с недавнего времени переставший быть младшим в связи с кончиной своего батюшки, стал буянить, разнес вазу, стоявшую в углу, и еще долго гонялся за певичками. Малыш Саймон сидел верхом на повернутом спинкой стуле, хохоча до упаду и скатывая из хлебного мякиша шарики, которыми он кидался в пробегавшего мимо раскрасневшегося Джимбо. Вволю набегавшись, сэр Джордж Мюррей остановился перед нами, залпом выпил бокал шампанского и, задыхаясь, заявил:
– Я же говорил, что, когда приедет старина Джек, вот тогда начнется настоящее веселье.
Он уселся подле нас, велел официанту вернуть певичек, пообещав, что не будет задирать их юбки в течение ближайшего получаса, и спросил меня:
