– Остальное вечером Васька привезет.
– О! Ты с Воробьевым познакомился? – догадалась Маша. – Ну, как он тебе?
– Нормально, – ответил Герман. – Правильный мужик.
– Да, на редкость порядочный человек, – серьезно подтвердила Маша.
Герман вытащил из рюкзака палатку:
– Натянем?
– А зачем? Нам что, в избушке места мало?
– Честно? Маловато будет!
Они растянули маленькую двухместную палатку, потом сходили наломали лапника, постелили под палатку, а Герман ртом накачал матрац, отдышался и сказал:
– Все мое ношу с собой – omnia mea mecum porto! – добавил по-латыни. – Я тут буду… – Он обнял Машу, притянул к себе за талию, заглянув в глаза, спросил, понижая голос: – Придешь?
– Обязательно!
Вилечка, вернувшись с Динкой от леса, так и застала их обнимавшимися у палатки.
– Мам, пап, грибы сгорят!
Не сгорели.
Ночью в палатке Герман сказал:
– У тебя шершавые руки. Я отвык.
– Так ведь все на мне, и дрова и огород. Кстати, ты скажи Виленке, чтоб она бандаж носила, а то хорохорится, а потом будет мучиться с растяжками.
– А что, не хочет?
– Не понимаю, стыдится чего-то. А с голым пузом бегать не стыдится.
Герман покрутился, устраиваясь поудобнее, после московской постели надувной матрац на лапнике – это далеко не перина. Маша умостилась на волосатом плече. Луна светила сквозь палаточный брезент и щели в клапане, шерсть на груди Германа серебрилась.
– А ты поседел, – сказала Маша, пальцем шевеля волосы на его груди.
– Как тут не поседеешь, столько забот?!
Полог откинулся, и внутрь влезла Динкина голова, лизнула Германа в босую пятку. Герман хихикнул, дернул ногой.
– Уйди, животное! Что ты делаешь?!
– Кто там? – спросила Маша.
– Ну кто может быть? Псина наша. От большой любви пятки щекочет. Уйди, кому сказал!
Динка улезла на улицу. Долго ходила кругами вокруг палатки, топталась, шумно нюхала воздух, потом, найдя траву помягче, упала, вздохнув.
Они проснулись оттого, что Вилечка сидела в ногах на корточках и, как маленькая девочка, теребила Машу.
– Мам, пойдем со мной.
– А что случилось?
– Мне страшно.
– Боже мой! Ну пойдем.
Маша оставила полусонного Германа и ушла в избушку. Край неба над лесом еле заметно поголубел.
Со дня приезда Германа установилась жара и безветрие. По радио мрачно обещали сухую жаркую погоду. Спасало озеро. Маша рассказала, что оно невероятно глубокое, а со дна бьют холодные ключи, и даже в самую жаркую погоду от озера веет прохладой. Герман с Вилечкой рванули было искупаться, но Маша настрого им запретила:
– Тут глубина от берега, а теплые только верхние полметра. Ногу сведет, и квакнуть не успеешь, как на дне окажешься.
– Мам, ты еще скажи, что водяной утащит или русалки…
– Врать не буду. Но вы и сами посмотрите, кто-нибудь из деревенских тут купается? Нет. У них недалеко и помельче другое озеро есть, туда и ходят.
Пришлось Герману с Вилечкой обойтись обливаниями из ведра на берегу.
Герман подступил к Маше:
– А может, уедем, раз с Вилечкой все нормально. Родит она в роддоме. А?
– Нам десять километров трюхать до Сбитнева, как ты себе представляешь это? Сейчас, конечно, подсохло, но на машине ты сможешь проехать не больше половины дороги. А в мотоцикл я Вилечку не посажу, сразу родит. Что тебя беспокоит?
Герман признался:
– Я роды принимал раз пять всего. А если осложненные будут?
– Ты ее осматривал? Плаценту выслушал? Сердцебиение плода? С чего они должны осложниться? Она на санаторном режиме, воздух – чище не бывает! Питание здоровое, не переедает. Мы с тобой отлично примем ребенка. А самое главное – я тут закрою нас всех, а в городе не смогу. И в отличие от тебя я роды принимала. И не пять раз, а десять и еще шесть.
– Это как?
– А в училище нам зачет по акушерству не ставили, если десять родов сами не примем, вместе с акушеркой. А я потом еще шесть раз принимала, попросилась. Так что не переживай.
Маша была спокойна. От ее уверенности и Герман успокоился. А что? Вилечка девочка здоровая, ни отеков, никаких других осложнений беременности нет. Образуется все.
Герман облизнул сухие губы. Жара. Как же печет! Он ходил повязав на голову майку и время от времени мочил ее в озере.
Вилечка таяла в избушке на лежанке, книжка – сборник детективов – в ее руке безвольно висела над полом.
Герман вошел в избушку:
– Хватит дрыхнуть! Подъем! Ночи тебе мало? Пошли водичкой ополосну! Погуляем.
– Ну, пап! Я поспать хочу.
– А вот я тебе! – Герман тормошил ее. – Пошли в лесу погуляем, все не так жарко!
Когда они вышли на полянку, увидели, что Маша, оставив огород, занималась странным делом: она обходила по кругу избушку и палатку и саперной лопаткой выкапывала неглубокие ямки, выбирала из них траву, перемалывала в пальцах сухую землю, шептала, плевала и высыпала землю обратно. В полуметре она снова копнула ямку, и все повторилось, еще в полуметре опять…
Вилечка, увидев маму за этим странным занятием, припала к отцовскому плечу и прошептала:
– Мама колдует. Обалдеть!
Маша высыпала землю в ямку, отряхнула пальцы и, разогнувшись, сказала:
– Вы куда-то шли? Ну и идите, не мешайте.
Динка увязалась за ними. Сначала она металась между Германом с Вилечкой и Машей, лаяла, требуя немедленно сбиться в кучу и не отрываться, но в конце концов пошла в лес, оставив Машу в покое за своим необычным занятием.
В лесу Вилечка спросила:
– Пап, скажи, а ты веришь, что наша мама умеет колдовать? И вообще в это веришь?
Герман улыбнулся:
– Какая разница – верю, не верю? Я видел своими глазами, как наша мама, еще когда была младше тебя, за несколько секунд загипнотизировала пятерых парней, внушив им, что у них ноги горят. Я видел, как она, встретив человека на улице, говорит мне, чем этот человек болеет. Причем никогда не ставит диагноз, а называет больное место или орган. Мне иногда с ней страшно. Такое впечатление, что живешь с рентгеновским аппаратом. И еще, ты обратила внимание, что мы никогда не болеем, даже зимой? Но она старается этой своей способностью не злоупотреблять.
Динка, услышав последний слог, строго облаяла Германа – матом ругаться нельзя!
– Ты вот веришь или нет? – Он хитро посмотрел на Вилечку.
– Я не знаю, – сказала Вилечка растерянно, – глаза верят, а ум не хочет.
Они брели вдоль границы леса по берегу.
Потом свернули в лес и пробирались кустами, Герман придерживал Вилечку, чтобы не споткнулась ненароком. Они лесом прошли к поляне и вернулись к избушке. Маша закончила свое необычное дело и сидела в избушке. Вилечка никогда не видела такой странной картины: мама сидела сложив ноги кренделем, руки расслабленно лежали на ступнях, большие и указательные пальцы сложены в кольца и монотонное гудение наполняло избушку. Вилечка сначала подумала, что гудят стены, но потом догадалась: звук исходил от мамы. Герман стоял сзади. Маша, казалось, не слышала их шагов. Герман взял Вилечку за плечи и вывел из избушки.
