Ознакомительная версия.
Я проснулся. И оказался в той же самой комнате, что и в первый раз. Солнечный свет бил мне в глаза через крошечное запотевшее окно. Во рту пересохло. Я задыхался. Чьи-то невидимые руки начали сжимать мое горло, и я, спотыкаясь, выбежал из этой каморки и очутился на улице. Стояло прохладное осеннее утро, и мои легкие с облегчением вдохнули свежий воздух. Прислонившись к каменной стене, я осмотрелся. Это была трактирная совсем недалеко расположенная от главной городской площади.
Обычно на этой площади зачитывали королевские указы и казнили преступников. Сейчас пока было тихо, и я, ковыляя, направился к своему дому. Только через некоторое время я обратил внимание, что иду по булыжной мостовой в одних чулках, но мне уже было все равно, и не стал останавливаться.
Внезапно воздух наполнился какими-то звуками. Я прислушался. Издалека донесся стук копыт и зычный голос королевского глашатая. Что он прокричал, мне расслышать не удалось, но уличный народ оживился. Продавцы протухшей рыбы, портные, старьевщики, мастеровые – все бросились на площадь. И тогда я остановился. Какое-то интуитивное чувство заставило меня развернуться и пойти за ними. Но идти, долго не пришлось.
Сначала на площади показались двое конных идальго в дворянских доспехах. Они с важным видом кивали собравшейся черни и разбрасывали золотые монеты. Потом на площадь въехала телега, запряженной парой быков. Телега ужасно скрипела, ибо на ней возвышался какой-то внушительный предмет неправильной формы. Он был задернут темным покрывалом. Видимо, публике готовились предъявить что-то неординарное.
По бокам повозки шли по четыре латника с длинными алебардами, что навевало мысли о ценности груза в повозке. Они лениво распихивали особо любопытных горожан и, наконец, процессия остановилась совсем недалеко от меня.
Меня охватило любопытство, что было странно. После той апатии мне казалось, что ничто меня уже не оживит, не придаст жизненных сил. И вместе с тем, к любопытству примешивалась какая-то щемящая тревога. Как будто давно забытое снова начало просыпаться в моей памяти. Червь воспоминаний начал медленно бурить мой мозг. Я все понял еще за секунду до того, как стражники сдернули покрывало, с непонятного предмета на повозке. С предмета с непонятными формами и очертанием. Предмета, который был вовсе не предметом…
Потому что ни один предмет на этой планете не может иметь таких кощунственных очертаний, такой чудовищной формы, облаченной в камень. Такой уродливой морды осьминога, таких кошмарно бесчувственных глаз и такой безжалостной жажды убийства!!!
Я сижу уже месяц в этой мрачной тюрьме. Заточенный в крепости, за нападение на знатного идальго. Но нет! Я нападал не на знатного сеньора. Да, я вырвал алебарду из рук стражника! Да я ранил другого стражника, пытавшегося мне помешать. Но я хотел убить только ЕГО, это адское отродье, которое этот полоумный идальго додумался привезти с проклятого острова и поставить на площади на потеху зевакам! Да, я хотел этого, хотел избавить свою родину от этого каменного проклятия, нависшего над ней мрачным призраком!
Но мне не поверили, и засадили в этот каменный мешок, а этот каменный идол возвышается на площади и жадно смотрит на людей. Он готовится хватать, рвать и поедать свежее мясо. Человеческое мясо, а я сижу в этих четырех каменных стенах, разговариваю с крысами и молюсь о скорой смерти. Это единственное чего я хочу. Быстро умереть и не видеть всего этого. Чтобы больше не слышать криков умирающих людей, не видеть кровавых брызг.
Я слышу шум гигантских крыльев. Да, сейчас он уже совсем большой.
Сколько пожрал он уже человечины и сколько еще бездыханных тел исчезнет в его чреве?! Огромное тело, проносясь мимо, закрывает луну. Я чувствую страшный смрад, врывающийся в окно – это знак его присутствия. Громкий шорох по кирпичной кладке, скрежет чьих-то огромных когтей. Темная бесформенная голова прижимается к решеткам. Что-то извивающееся протискивается сквозь них. Желтые глаза, совсем как у его Хозяина. Не-е-ет!!! Широкий разрез рта с сотнями мелких зубов. Но это еще не конец. Мне еще рано умирать, так как он бережет меня для Судного Дня, на ужин.
Он заставит меня смотреть, как его Хозяева опять вернуться на Землю, во всем своем безобразии. И снова станут творить нечестивые дела. Боль и страх повиснут над всеми городами и деревнями, но что-либо изменить уже будет невозможно. Вихрь смерти пронесется по ним, оставив от них одни только окровавленные руины. А людям, жалким людям останется только принимать судьбу от своих ужасных Создателей, которые ежечасно смотрят через бреши в между временными измерениями. Смотрят в наш обреченный мир своими ужасными очами, истекая зловонной слюной от многовекового голода, и ждут своего часа.
Я открыл глаза и прислушался. Было тихо и холодно. Не было слышно ни звука. А вокруг была густая темнота. Я попробовал поднять голову, но вслед за этим получил лишь холодный удар каменной плиты, после которого я вспомнил все.
Вспомнил, как меня похоронили в фамильном склепе живым, но впавшем в состояние глубокого летаргического сна. Эта загадочная болезнь передалась мне по наследству, и о ней прекрасно знал мой дядя, который давно позарился на моё фамильное наследство. В частности и на наш семейный замок, чьи острые шпили торчали над лесом и были видны издалека, придавая замку таинственный вид в вечерних сумерках. Собственно из-за своего дяди я и попал в склеп живым…
Я упёрся коленями и локтями в крышку гробницы, и мало-помалу сдвинул её в сторону. Крышка с глухим стуком ударилась о пол. Меня обдало волной затхлого воздуха, но дышалось уже легче. Через деревянные щели в стенах проникал предрассветный туман, и слышались звуки леса. Я ступил ослабевшими ногами на пол и прислушался.
* * *
Так вот, меня зовут Оливер Бентли. После того как я остался без родителей, в возрасте двадцати лет, и в виду отсутствия других родственников, то позволил своему дяде Эрлу Фитцджеральду жить со мной. Это было естественно, так как он все же мой родственник, а мне было тоскливо одному обретаться в каменных стенах со слугами, и до поры до времени дядя был очень добрым и интересным собеседником.
Мне досталось приличное состояние от родителей, разбогатевших в своё время на торговле рабами, и поэтому я мог позволить себе не работать. По вечерам я любил играть с дядей в шахматы и беседовать на общие темы. Ничего особенного не происходило до тех пор, пока я при нем первый раз не упал в этот обморок.
Тогда он длился недолго всего несколько часов, но с тех пор дядя изменился. Он стал выпытывать у меня и постепенно понял суть происходящих со мной время от времени припадков. Его интерес отнюдь не был праздным. Он решил завладеть всем моим состоянием, прибегнув к весьма хитрым уловкам.
Ознакомительная версия.
