как всегда, ярко. Здесь редко шли дождь и никогда не было других времен года. Только лето и лето. Вечное лето. Вечное веселье. Вечный туризм.
«Но не в этом году», — печально подумал Скальд.
Пройдя через железные ворота, он заметил, что здесь не оказалось никаких брешей в заборе, никаких подкопов, с помощью которых пациенты могли сбежать. Вероятно, в другой части территории может найтись лазейка, но в этом Скальд уже начал сомневаться.
В парадном холле клиники, окрашенном в белые цвета, Скальда встретил главный врач больницы — Иасо Лойс.
Белый халат, невысокий рост, рыжие волосы, завязанные в хвост, светлые голубые глаза и угловатые черты лица. Лойсу за пятьдесят. Иасо не переставал поглядывать на карманные часы: ожидал появления Людо Ксавьера. Его сопровождала миленькая молоденькая медсестра с кипкой бумаг и папок в больших круглых очках с толстыми линзами.
— Скальд Серпентес!
Иасо распахнул руки для объятия, но такового не случилось. Скальд и психиатр только пожали друг другу руки.
— Это Линси, — Иасо кивнул в сторону медсестры, — она меня сегодня повсюду сопровождает. Надежных помощников в это время днем с огнем не сыщешь. А Линси отлично со всем справляется.
— Спасибо, доктор Лойс! Рада с вами познакомиться, доктор Серпентес.
— Давно не виделись, мистер Лойс, — дружелюбно ответил Скальд, — надеюсь, вы поможете мне разобраться, что творится с этим городом.
— Боюсь, что я сам в смятении, Скальд. До города мне дела нет. Из больницы сбежало двенадцать пациентов этой ночью. И никаких следов побега не обнаружено.
— «Следов»?
— Во всех смыслах, Скальд. Территорию лечебницы и сад неоднократно осматривали. Ни распиленного забора, ни подкопов, ни вытоптанных клумб, ни следов на дорожках… ничего нет. Двери палат целы. И окна… тоже целы.
— Значит, кто-то помог им уйти? Кто-то из персонала? Открыл палаты, выпустил пациентов, усадил в машину и…
— Была бы машина, Скальд, остался бы и след.
— Ну, значит, не в машину… а вывел их и…
— Следы, Скальд. Следов нет.
— Бахилы надели! Что угодно! Ты понимаешь, к чему я веду. Персонал.
Иасо Лойс обреченно вздохнул, покачав головой.
— За этим Ксавьер сюда и явится — допрашивать моих людей.
— Он еще не приехал?
— Пока ждем. Скальд, я хочу, чтобы ты кое-что понял.
Скальд внимательно слушал. Иасо в упор глядел на него. Прямо в глаза. И говорил твердо и уверенно.
— Я ни в ком не сомневаюсь. Мои люди не могли предать меня. Все мои санитары, медсестры и врачи верны своему делу. Мы — одна команда. Я знаю историю каждого. По четвергам у нас всегда проходят собрания, где мы делимся своими мыслями и переживаниями. В нашей работе это необходимо, чтобы не оказаться по ту сторону двери, ведущую в палату. Каждый, Скальд. Слышишь меня? Каждый мой сотрудник: будь то повар, санитарка, токарь или палатная медсестра — верны мне и своей работе. Здесь все трудятся на благо пациентов. Мы любим их. Даже тех, кого сюда госпитализировали принудительно. Им более других нужна помощь, потому что они могут причинить вред себе из-за своего заболевания. В их смерти будет виновата болезнь, Скальд. Ты, как никто, лучше всех понимаешь меня. И поймешь меня лучше Ксавьера. Стоит голосам приказать, и они это сделают. Из страха. Под угрозой.
— Императивные голоса.
— Да, Скальд. Они приказывают и угрожают. И у человека не остается выбора. Он вынужден им подчиняться. Мы же помогаем им бороться с ними. Бороться за жизнь. За нормальную жизнь. Я всегда верил, что это возможно, Скальд. Верил в то, что смогу вернуть такого человека в социум, в семью, подарить ему работу, нормальную жизнь, которую он, как и все мы, заслуживает. Не меньше нас с тобой, Скальд, заслуживает. Ради этого я здесь. И эта вера помогает мне делать то, что я делаю. Я собрал вокруг себя верных мне людей. Профессионалов. И я сделал это сам, Скальд. Отбор проходит через меня. Я и есть отдел кадров, понимаешь? И никто не мог помочь сбежать тем, чья жизнь в опасности.
Скальд не только понимал, о чем говорит Иасо Лойс, но и доверял этому человеку. Он видел в глазах психиатра непоколебимую веру в свои принципы и в свое дело.
Он безоговорочно убежден в том, что никто из персонала клиники не мог способствовать побегу.
— Пропали пациенты, находившиеся на принудительном лечении, верно?
— Да, — кивнул Лойс, — никто из тех, кто госпитализирован на добровольной основе, не исчез.
— Пропали все, — Скальд подчеркнул слово «все», — пациенты, госпитализированные принудительно?
Лойсу было непросто ответить на этот вопрос, но, собравшись с мыслями, сделал это:
— Да, Скальд. Все пропали. Все те, кого госпитализировали согласно статье «опасен для себя и окружающих». Причем, все они были буйными. В значительной степени.
— И изолятор…
— Пуст, Скальд. А выбраться из него невозможно, кроме как через дверь.
— Покажи мне это место.
Лойс без лишних вопросов развернулся и повел Скальда по коридорам клиники. Тут и там сновали обеспокоенные санитары и медсестры, занимаясь своим привычным делом — уходом за оставшимися пациентами. Скальд видел в их лицах сильную тревогу и обеспокоенность. Теперь и они чувствовали себя в опасности.
Если враг смог очистить палаты с особо-опасными пациентами и не оставить никаких следов своего преступления, на что еще он способен?
— Я слышал про новые случаи Алого Вопля, — неожиданно заговорил Иасо на другую тему.
«И зачем?».
— Прости, Скальд. Не хотел…
«Но сказал!».
— Мне жаль. Это ужасно, правда. Такого не было уже… семь лет, если не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь, мистер Лойс.
— Семь лет… и вот ужас опять повторяется.
«Ужас повторяется. Вот тут он прав».
— Вопрос в том, кто его повторяет и почему, — добавил Скальд.
— Ты всегда умел задавать правильные вопросы, Скальд. В нашем деле это хорошее качество, нужное. Нам сюда.
Они пришли в мужское отделение. По коридору гуляли пациенты и внимательно рассматривали появившееся новое лицо — Скальда. Кто-то просто гулял, кто-то смотрел к окно, кто-то следил за стрелками часов. Санитары и медсестры, проходя мимо, здоровались с Иасо Лойсом.
— Вы не закрыли палаты? — удивился Скальд.
— Эти люди ни в чем не виноваты, — ответил Лойс, — они даже не знают, что случилось. Я не могу ограничивать их свободу, которая у них и так ограничена. Они не являются пациентами строго режима, а потому вольны ходить по коридорам, как раньше. Я не боюсь, что из них кто-то сбежит. К тому же… они здесь на добровольной основе и могут уйти в любой день по своему желанию. Смысла запирать их в палатах я не вижу.
— Ксавьеру это
