поэтому я, пошатываясь от накатившейся слабости, вышла из вагончика, добрела до первого же сугроба, плюхнулась на колени и опустила лицо прямо в снег. И на какие-то мгновения мне стало легче. Я даже не дышала, чтобы случайно не сбить это ощущение. И лишь когда поняла, что воздух мне всё-таки необходим, то подняла лицо, чтобы вздохнуть, после чего хотела повторить процедуру, но заметила, что то место, куда я всего лишь минуту назад с таким упоением опустила своё лицо, теперь прекратилось в кровавую кашу. Поэтому пришлось немного подвинуться в сторону и опуститься в снег немного правее.
Я повторяла эту процедуру несколько раз, пока боль немного не притупилась, а кровь не перестала стекать с меня струями. После этого я зачерпнула рукой ещё немного снега и протёрла им руки и лицо, а затем, смахнув его с себя, поднялась на ноги и медленно двинулась дальше.
На улице уже сильно стемнело, и я даже не заметила, как вышла на шоссе. Это произошло буквально в считанные минуты. Или мне это только показалось?
Включённые автомобильные фары с одной и с другой стороны стали слепить глаза. Что я здесь делаю? Нужно было срочно убираться отсюда. Но не успела я подумать об этом, как заметила, что огромная фура с жутким грохотом несётся на меня. Я оцепенела, готовясь принять неизбежное. Но в следующую секунду меня словно вихрем унесло с дороги прямо в сугроб.
Мои глаза залепило снегом, а руки и ноги завалило чем-то тяжёлым. Я хотела закричать, чтобы позвать на помощь, но из моего горла не вышло ни звука. Ни даже хрипа.
Это было хуже, чем в дурном сне. Я попыталась пошевелиться, чтобы выбраться наружу, но мне это не удалось. Что-то придавило меня, не давая вздохнуть. И приходилось дышать так, словно у меня проблемы с лёгкими. Я даже не могла протереть глаза, чтобы оценить обстановку. Мой язык не повиновался мне. Изо всех сил я пыталась заставить его ворочаться, но его словно иголками обложили.
И мне безумно хотелось, чтобы всё это быстрее закончилось, причём любой ценой, даже если на кону будет моя жизнь. И я представила себе, как неведомая рука помогает мне выбраться из сугроба, а потом я оказываюсь перед открытой дверью, ведущей в тёплое уютное жилище, где меня встречают те, кого я давно знаю и люблю, что внезапно почувствовала, что реально перестала мёрзнуть. Чей-то голос, до боли знакомый, звал меня по имени:
– Маша! Маша!
Изо всех сил я попыталась открыть глаза, чтобы увидеть человека, повторявшего моё имя, и мне это удалось.
– Лариса? – произнесла я, не понимая, каким образом моя подруга очутилась здесь.
– Да приди же ты наконец в себя! – толкая за плечи, тормошила меня подруга.
– Мне нужно в больницу, – тут же сообразила я, вспомнив о ранах на своём лице и руках.
– А что с тобой случилось? – испуганно произнесла Лариса, начав более пристально разглядывать меня.
– Окно взорвалось! Разве ты не видишь порезы на моём лице? – медленно выговаривая каждое слово, произнесла я, удивляясь, как Лариса сама не заметила этого.
– Нет никаких порезов! – недоверчиво ответила подруга. – Пойдём-ка лучше в дом, а там ты мне всё в подробностях расскажешь.
И только тут я заметила, что стою у открытой двери подъезда дома Ларисы, а она сама стоит передо мной в тапочках и пуховом платке, накинутом прямо на домашний халатик.
– Где я? – оглядываясь по сторонам, произнесла я, не в силах понять, что же на самом деле происходит.
– У меня дома! – громко выговаривая каждое слово, ответила Лариса. – А если точнее, то в подъезде дома, и никак не желаешь войти внутрь, несмотря на то, что я ещё из квартиры открыла тебе дверь подъезда, но поскольку ты так и не поднялась на пятый этаж, я забеспокоилась и решила спуститься вниз, думая, что домофон опять сломался.
– Нет, я зашла в подъезд, а потом увидела маленькую девочку, босиком стоящую на холодном полу, после чего я стала искать, откуда она могла выйти, – начала я объяснять свои похождения подруге, но та не желала их слушать.
– У меня вообще-то ноги уже замёрзли, – нетерпеливо произнесла она. – Пойдём ко мне домой и там поговорим.
– Нет! – в ужасе воскликнула я. – Снова я в этот подъезд не войду!
– Да ты и не была здесь! – продолжая проявлять нетерпение, сказала Лариса. – Маш, не дури! Я ведь так и простудиться могу!
– Давай ты лучше оденешься и снова спустишься ко мне? – с робкой надеждой произнесла я. – Или лучше я поеду домой, а потом мы с тобой созвонимся, и я всё подробно тебе расскажу?
– Маш, ну хватит капризничать! Да что с тобой сегодня творится? Я так ждала твоего приезда, а ты неожиданно начинаешь артачиться и боишься заходить в дом! – переступая с ноги на ногу от холода и сильнее кутаясь в платок, возмутилась Лариса.
– Хочешь, я дам тебе свою куртку? – предложила я подруге. – Я даже готова снять с себя сапоги и отдать их тебе, но только не заставляй меня ещё раз входить внутрь! – умоляюще произнесла я.
Вероятно, мой жалобный тон всё же подействовал на подругу, или же она так сильно замёрзла, что решила прекратить свои уговоры.
– Ладно, будь по-твоему, – согласилась Лариса. – Здесь через дорогу находится кафе. Иди туда и жди меня там. А я пойду домой оденусь, возьму с собой все необходимые документы и присоединюсь к тебе.
– Спасибо! – ощущая невероятное облегчение от слов подруги, выдохнула я.
И не дожидаясь, пока Лариса передумает, я развернулась и опрометью, не оглядываясь, побежала прочь от этого дома. И лишь тогда, когда я оказалась на другой стороне дороге, то позволила себе немного замедлить шаг.
Невдалеке неоновыми огнями светилась вывеска местного кафе, и я поспешила зайти внутрь. И после того, как долгожданное тепло и негромкая музыка какой-то незамысловатой песни окружили меня, спрятав от всего мира, я почувствовала, что могу перевести дух.
Народу в кафе практически не было. Какой-то парень, явно подшафе, стоял у барной стойки и разговаривал с девушкой-барменом. А за одним из столиков сидела женщина перед ноутбуком, больше интересовавшаяся изображением своего чёрного зеркала, чем содержимым стоящего перед ней блюда.
Оценив обстановку, я собиралась сначала занять свободный столик, а лишь потом заказать себе что-то из напитков, но потом подумала, что немного согреться и снять напряжение прямо сейчас мне не помешает. Поэтому я сразу же подошла к барной стойке и, прервав душевные излияния подвыпившего парня, который что-то сбивчиво рассказывал девушке-бармену, громким голосом сделала