– Чего уставился? – грубо спрашивает Милена. – Давай, открой шкаф.
Вдвоем мы кое-как запихиваем охранника в отделение для плащей. Действуя коленом, Зубкова буквально утрамбовывает беднягу в узкое пространство. Пару раз повернув торчащий из дверцы ключ, она бросает его через плечо.
– Знаешь… – говорю я, отряхивая руки. – Возможно, тебе никто этого не говорил… но существуют и другие способы общения, кроме стрельбы.
Милена с удивлением вскидывает тонкие брови.
– Чудненько, – неподдельно изумляется она. – И что же ты предлагаешь?
– Ээээээ… – набор нужных слов, как обычно, застревает в середине горла.
– Вот именно, – насмешливо кивает Милена. – Теперь представь себе последовательность моментов. Парень открывает. Спрашивает, кто мы. Не пускает. Захлопывает дверь. Мы стучим опять. И на этот раз – никакой реакции: разве что для разнообразия нас пошлют в жопу ангела. «<20 костей» – закрытый клуб, сюда просто так не попадешь, ксива СВБ не поможет. Скажут потом, что показалась поддельной. Не динамитом же стену сносить, а? Цени, я решила проблему за пять секунд. И надо же, ты еще недоволен!
…Я прекращаю дискуссию. Мы идем по узкому длинному коридору, освещенному сиреневым светом: по бокам стоят скрюченные силиконовые фигуры жирных людей с отвратно-розовой кожей – муляжи охотников за вампирами. Звуки непонятной музыки все сильнее, они повергают меня в смятение: кровь Люцифера, да это же совсем не металл… Что-то ублюдочное, визгливое, без рычащих бас-гитар и нормальной ритм-секции. Коридор закончился – мы в круглом, как яблоко, зале. Слепя глаза даже через темные окуляры, целой стаей летают разноцветные «светлячки», под потолком крутятся шары из кусочков стекла, а на танцполе, прыгая в оранжевых проблесках, колбасятся десятки вампиров. Свет вспыхивает, лучи тонкими иглами полосуют обескровленные лица, раскрашивая их красным, зеленым и голубым. Между столиками в глубине зала скользит брахмаракшас что-то шепчет то одному, то другому посетителю, понемножку толкает таблетки с серебром, дающие энергию для танца. Из уха вытекает капля крови. Христиане меня дери, что ж это за музыка уродская?
Милена хищно улыбается: ее белые ноздри раздулись, трепеща.
– Попса, – радостно произносит она. – Ну, теперь им кранты. «20 костей» – закрытый элитарный клуб. Выходит, здесь устраивают вечеринки для своих, включая party с нелегальным музоном. А на входе-то как полагается: афиши с блэк, индастриал и паган-метал… понятное дело, почему не хотели открывать. Странно, что еще курить на улицу выпускают! Ах да, это фишка клуба, – она тычет когтем в стикер у бара, перечеркнутые клыки с сигаретой. – Внутри нельзя дымить, сторонники спортивного вампиризма. Труп, ведущий здоровый образ жизни… Звучит, правда? Хуйкина политкорректность: сдираем европейскую моду, не врубившись в ее суть. Что ж, это облегчает задачу. Согласно закону Московии, я могу арестовать каждого, кто присутствует на пати. Включаемся, ищем альпа.
Попсаааа… то-то меня так плющит. Тошнотворная музыка, придуманная извращенцами, которым солнце сожгло остатки мозгов. Удивительно, как я еще не сблевал? Еле сдерживая рвотные позывы, отстегиваю от пояса отключенный телефон, на нем МР3-плеер; руки трясутся, пока я вбиваю пин-код и засовываю в уши провода. Нажимаю первую попавшуюся кнопку. Summoning, Адом и могилой благословенный Summoning, диск Minas Morgul. Хрип певца – слаще меда. Уфф… кажется, полегчало. Милена терпит ужасный музон, игнорируя отдавшихся попсе вампиров. Обшарив взглядом «яблоко», она манит меня наманикюренным пальцем. Тычет когтем вверх. Над танцполом установлены VIP-столики: зеленое сукно, готичные лампы в виде круглых красных черепов. За одним из них (в самой середине) сидит молодой мужик, на макушке – модная фетровая шляпа. В левой руке – кровососущая чихуахуа (как я уже говорил, их кусают на продажу цы-гане-мулло), ладонь правой зажала стакан с запотевшей белой жидкостью. Зубкова не ошиблась: уж альпа-то легко узнать даже с километрового расстояния. Уникальные существа, переселенцы из Германии: помимо крови, обожают материнское молоко, считают его изысканным деликатесом. Людей сейчас нет, поэтому довольствуются коровьим. Испытывают привязанность к животным, могут превращаться в собак-демонов, как обычные вампиры – в волков. Честно говоря, с чихуахуа альп выглядит придурком: по средневековой мерке ему положен дог или сенбернар, но тухлый стиль гла-мура оплел вампиров щупальцами, словно ангельский спрут.
Обычно альпами становились неродившиеся младенцы, от коих мать избавилась, засыпав вагину толченой лошадиной гривой. Скажите, пожалуйста: парень-фотомодель, словно сошел с рекламы черных плащей Келвина Кляйна, а на самом-то деле – жертва аборта. Внешность обманчива, альпы очень сильны… Чтобы его убить, нужен чемодан серебряных пуль. А у нас, разумеется, их нет. Длинные пальцы альпа чешут шерстку животного, нога притопывает в такт гнусному музыкальному ритму. Из-за грохота музыки красавчик не чувствует наших шагов. Мы с Миленой подходим к нему с двух сторон: он не видит и не слышит, глаза устремлены на танцпол. Сдвинув соседние стулья к бокам альпа, садимся за его столик – я слева, Милена справа. Нырнув двумя пальцами в вырез грязного, измятого жакета, она изящно извлекает золотой значок Службы вампирской безопасности.
…Чихуахуа жалобно скулит. В прозрачных глазах альпа нет и тени тревоги. Сняв руку с собачьей холки, он элегантно поправляет шляпу: по слухам, края приколочены к черепу гвоздями. Я напрягаю глаза, но не вижу на полях железных кружочков. Альп любезно улыбается мне.
– Предпочитаю обходиться клеем, – хрипит он, прочитав мои мысли. Палец стирает каплю, стекающую по стакану: характерный немецкий акцент искажает слова, делая их лающими и резкими. – Полагаю, вы пришли из-за моего звонка? Тогда просто удивительно, почему Служба вампирской безопасности так тянула. Вдобавок вы странно выглядите, особенно красные пятна на жакете фроляйн. Впрочем, меня это не касается. Чем откроем нашу беседу, господа? Начнете сразу шантажировать меня прослушкой запрещенной музыки? Или, может быть, ради счастливого знакомства заказать вам обоим по коктейльчику?
Тут уж впадает в растерянность даже Зубкова: тонкие губы слегка приоткрылись, из левого уголка рта одиноко высунулся сахарный клык.
– Почему же вы бросили трубку, когда офицер спросил ваше имя?
– А то я вашу контору не знаю, – деликатно усмехается альп. – Приняли бы меня за наркомана, у которого «серб» из ушей сыплется. Если агентам сообщаешь чистую правду, тебе никогда не верят, посмотрите любой кинотриллер. Но стоит напустить тумана, намекнуть, что желаешь сохранить анонимность, офицеры пугаются – ууууу, это вовсе не блеф, сообщение очень важное. Разобьются в лепешку, но выйдут на след загадочного анонима. Скажите… разве я не прав?
