Запах ее пота смешался с мускусом, старая кровать заскрипела, протестуя. Саманта содрогнулась, извиваясь, обхватила его тело коленями, словно всадница, опасающаяся, что конь сбросит ее. Дебби еле дождалась своей очереди; она быстро заняла место матери. Она скакала на нем с такой горячностью, как если бы это была скачка на время, и она опаздывала к финишу.
Фрэнк боролся с изнеможением, потому что они не давали ему отдохнуть, тихо ругая друг друга, деля его между собой. Он знал, что у него иссякли силы, потому что они требовали слишком многого.
Они стояли рядом с ним на коленях по обе стороны, вынужденные признать, что он больше не в состоянии утолить их неукротимую страсть. Их тела блестели, волосы были спутаны, и они все еще ласкали его, надеясь, что вызовут у него желание.
— Спустимся вниз, — наконец прошептала Саманта.
— Я бы лучше поспал, — ответил он, зевая, и добавил: — После такого!
— Нет, пошли вниз! — повторила Саманта. — Что-нибудь поедим.
— Ты разве забыла? — спросил Фрэнк, удивившись. — У нас нет еды. Я должен зарезать овцу завтра утром.
— Мы уже кое-что нашли, — она поманила его пальцем, по-девчоночьи дразня его.
— Где?
— Пошли и сам увидишь, Фрэнк!
Он стал было искать одежду, но они схватили его за руки, как любовницы, каждая не желающая отпускать своего мужчину, чтобы другая не украла его. Они вывели его на площадку, все еще держа за руки, спустились по лестнице — Саманта шла впереди, Дебби сзади.
«Рэйбэрн» погасла, но огонь ярко горел в печи для выпечки хлеба, и ее заслонка была приоткрыта. Он почувствовал жар печи, почти невыносимый, как будто дракон выпустил на него пламя из пасти, пытаясь заставить его отступить.
Внезапно он испытал смятение и невольно прикрылся руками, зная, что покраснел. Эллен была не в своей самодельной постели, она стояла у печи, выжидая, как будто что-то пеклось внутри, и она готовилась это что-то достать. Черт, подумал он, надо было настоять на своем и одеться, прежде чем идти сюда с ними.
— Он так крепко спал, мы еле его разбудили! — Саманта хохотнула, как будто и не надеялась, что младшая дочь ей поверит. — Ну, как там печь?
— Раскалилась докрасна, — глаза Эллен блестели, и она исподтишка хитро посмотрела на Фрэнка. — Она готова, мама.
— Отлично, — Саманта крепко взяла Фрэнка за одно запястье, Дебби — за другое, обе держали его с такой силой, что кожу его пощипывало.
— Тогда открой ее, Эллен, и пусть он увидит!
В ее тоне было что-то такое, что вызвало сигнал тревоги в сознании Фрэнка. Это был злорадный голос, а не обещающий что-то вкусное на ужин. И то, как они держали его, как будто он был их пленником. Он отметил еще и другие странные, на первый взгляд незначительные вещи. Им не нужно было готовить еду в этой большой печи, даже разжигать ее, для этого лучше бы подошла «Рэйбэрн». Если они действительно отыскали еду, то почему они не сказали ему об этом перед тем, как он пошел в спальню или раньше? Он не мог представить, что они смогли отыскать, но зачем делать из этого секрет?
Он напрягся, подозревая неладное, собрал все силы, и как раз в этот миг девчонка широко распахнула заслонку печи. Показалась каменная камера, стенки которой раскалились докрасна от жара огня; размером она была с современный большой морозильник. Достаточно большой для того, чтобы в ней зажарить целиком свинью или овцу. Осмотрев ее, он ничего не увидел. Печь была пуста. Совершенно пуста!
Внезапно он понял, догадавшись по тому, как они еще крепче ухватили его, а их колени уперлись в основание его позвоночника. Они вели его, тащили, а он напрягал мускулы, отталкивая их изо всех сил, которые ему удалось собрать.
Сожгите его! — безумно визжала Эллен, и ее лицо превратилось в маску злобной ярости. — Изжарьте его, и мы будем есть его плоть!
Саманта и Дебби толкали его к разверзшейся печи; ее жар обжигал его, жаждал его тела так же, как совсем недавно жаждали его эти женщины. Их ногти впились ему в кожу; они обладали невероятной силой, физической мощью, что полностью опровергало их историю о походе девочек-скаутов. Эллен подскочила им на помощь, схватила его за волосы и потянула. Он закричал от боли и споткнулся.
— Изжарьте подонка!
На один ужасный миг он смирился со своей участью — он сдался, отказался от борьбы и почти потерял жизнь. Еще немного, и пасть этого огромного чудовища поглотила бы его.
Но затем отчаяние вернулось к нему и придало ему невероятную силу. Каким-то образом он смог остановить их; его голая ступня нащупала опору на неровном каменном полу, и он выгнулся назад, освободив при этом руку из захвата Дебби. Он сжал свободную кисть в кулак, размахнулся и нанес удар, одновременно изогнувшись. Он мельком увидел лицо Саманты, безумное от ярости и вожделения — красавица превратилась в зверя. Ее губы были растянуты в рыке ярости, но затем лицо ее превратилось в алое месиво — его кулак достиг цели. Он почувствовал, как хрустнула кость, когда костяшки его пальцев сломали ей нос и ударили по зубам, отбросив ее, вопящую, назад.
Дебби прыгнула на него, вцепилась ему в лицо, царапая щеки, и он почувствовал вкус крови во рту. Она сцепилась с ним, пытаясь оттолкнуть его назад, но он поднял колено и сильно ударил ее в живот. Она отпустила его, шатаясь, отошла в сторону, срыгивая.
Теперь Эллен напала на него, молодой львенок, готовый сражаться насмерть, чтобы добыть пищу матери и сестре. Визжа, брыкаясь, колотя кулаками. Он ударил ее один раз, и от этого удара кулаком по подбородку, она распласталась по полу. Она рыдала, лежа там.
Огонь в печи изрыгнул дым, как будто и он был зол, что его лишили добычи. Фрэнк посмотрел на них по очереди: ужасные его соперницы, раненые, но не побежденные, бормочущие проклятья, вновь поднимающиеся.
Ему помогла неожиданность; они не предвидели его внезапного сопротивления, но он знал, что все это временно. Они были гораздо сильнее обычных женщин — потому что они были сверхсущества, и он это прекрасно понимал. Дьяволицы, требующие плоти смертного человека; какой бы ширмой они раньше ни прикрывались, она им больше не требовалась. Они были воплощением зла, их невозможно было уничтожить, и он не сможет их победить. Его единственным шансом на спасение было бегство.
Он бросился к двери и услышал, как они завопили. Он захлопнул дверь и помчался в ночь, не разбирая дороги, зная только, что ему нужно бежать и прятаться — и молиться, чтобы они не нашли его. Шансы спастись были невелики, но в тот миг у него были его жизнь и его душа.
Двор был освещен светом из окна, желтый квадрат высветил грязь и что-то еще, что возникло из темноты и направилось к нему!
