Дело было сделано. Я попросил Меррик вызвать нам призрак Клодии. Мне предстояло еще о многом рассказать Луи, прежде чем эти двое встретятся, а еще больше проблем решить в самом себе.
Все это время Луи слушал меня, не произнося ни слова. Подперев пальцем подбородок и положив локоть на диванный валик, он просто смотрел на меня, пока я предавался воспоминаниям, и теперь ему не терпелось услышать продолжение истории.
– Я знал, что эта женщина обладает большой силой, – тихо произнес он, – но даже представить себе не мог, как сильно ты ее любишь.
Я в очередной раз поразился его обычной манере изъясняться: медоточивому голосу и манере произносить слова так, что казалось, будто даже воздух у рта остается неподвижным.
– Я тоже этого не знал, – ответил я. – Многие в Таламаске связаны между собой любовью, и у каждого своя история.
– Но ведь ты и вправду любил эту женщину, – мягко настаивал он. – А я обременил тебя такой просьбой, заставив пойти против сердца.
– О нет, ничего подобного, – поспешил заверить его я, но тут же умолк и лишь после некоторых колебаний продолжил: – Мой контакт с Таламаской был неизбежен. Правда, я действовал в обход старшин. Следовало бы обратиться к ним с письменной просьбой, а не так.
– Не кори себя за возобновление отношений с Меррик.
В голосе Луи прозвучали непривычные нотки самоуверенности. Он выглядел серьезным и, как всегда, молодым.
– Почему? – спросил я. – Неужели это говоришь ты, специалист по самобичеванию?
Он вежливо хохотнул и покачал головой.
– У каждого из нас ведь есть сердце, – заметил он, меняя позу и поудобнее устраиваясь на диванных подушках. – Ты говорил мне, что веришь в Бога, – ни от кого другого я не слышал такого признания. Поверь, ни от кого. Что, по-твоему, уготовил нам Бог?
– Не думаю, что Бог вообще утруждает себя чем-либо подобным, – ответил я резковато. – Я только знаю, что Он есть.
Я вдруг осознал, как сильно люблю Луи, с тех пор как стал темным созданием Лестата, как сильно от него завишу и на какие жертвы готов пойти ради него. Именно любовь к Луи временами ломала Лестата, именно она поработила Армана Но сам Луи совершенно не сознавал силу собственной красоты и непреодолимого природного обаяния.
– Дэвид, ты должен меня простить, – внезапно произнес он. – Я так отчаянно стремлюсь встретиться с этой женщиной, что подтолкнул тебя к действию, руководствуясь только собственными эгоистичными побуждениями. Но я не лукавил, когда сказал, что у нас тоже есть сердце – как в прямом, так и в переносном смысле этого слова.
– Я в этом и не сомневался, – ответил я. – Не знаю, правда, есть ли у ангелов сердце, – прошептал я. – Но это не важно – ты согласен? Мы такие, какие есть.
Луи промолчал, но его лицо на мгновение помрачнело, а затем вновь стало спокойно-задумчивым и на нем появилось привычное выражение любознательного интереса.
– Что касается встречи с Меррик, – продолжил я, – должен признаться, что я сам отчаянно в ней нуждался. Я не смог бы долго вытерпеть, делая вид, что ее не существует. Каждая ночь, проведенная мною в Новом Орлеане, наполнена мыслями о ней. Она преследует меня, словно призрак.
– Расскажи, что было дальше, – попросил Луи. – И если по окончании своей повести ты примешь решение покончить со всем этим, то есть больше не видеться с ней, я безоговорочно ему подчинюсь.
Я продолжил свой рассказ, еще раз вернувшись на двадцать лет назад, в то лето, когда Меррик исполнилось четырнадцать.
Как можно догадаться, члены ордена Таламаска с готовностью окружили заботой оставшуюся без друзей сироту.
После похорон Большой Нанэнн мы обнаружили, что у Меррик вообще нет никаких юридических документов, если не считать паспорта, полученного на основании свидетельства Холодной Сандры, что Меррик является ее дочерью. Девочке дали фамилию матери.
Несмотря на скрупулезные поиски, нам так и не удалось выяснить, где было зарегистрировано рождение Меррик и имела ли место такая регистрация вообще. Ни в одной из приходских церквей Нового Орлеана не нашлось записи о крещении Меррик Мэйфейр в год ее рождения. В тех коробках, что она привезла в Обитель, было лишь несколько ее фотографий.
Более того, отсутствовали и записи о Холодной Сандре или Медовой Капле, если не считать паспортов, выданных на вымышленные имена. Мы вычислили год смерти обеих несчастных, но не нашли в газетах Лафейетта, штат Луизиана, или соседних городах никаких сообщений об обнаружении жертв убийства.
В сущности, история жизни Меррик Мэйфейр началась в Таламаске с чистого листа. Вскоре старшины ордена, использовав все имевшиеся в их распоряжении огромные ресурсы и обширные связи, выправили для нее документы, необходимые в современной жизни. Что касается католического крещения, то Меррик стояла на своем, заявляя, что в детстве ее крестили: Большая Нанэнн «носила ее в церковь». Незадолго до того, как я покинул орден, Меррик продолжала настойчиво, но безрезультатно просматривать все церковные реестры в поисках доказательств совершения над ней обряда крещения.
Я никогда не мог до конца понять, почему для Меррик так важно это крещение. Впрочем, я многого в ней так и доконца не понял. Могу лишь с уверенностью утверждать, что колдовство и римский католицизм навсегда слились в представлении Меррик в одно целое.
Что касается одаренного добросердечного человека по имени Мэтью, то проследить его жизненный путь оказалось совсем нетрудно.
Мэтью был археологом, посвятившим себя изучению цивилизации ольмеков. Когда мы навели осторожные справки среди его родственников в Бостоне, то сразу выяснилось, что некая женщина по имени Сандра Мэйфейр завлекла его в Новый Орлеан, прислав лет пять тому назад письмо, в котором заявила, что у нее якобы есть старая карта, нарисованная от руки, где указано местонахождение сокровищ цивилизации ольмеков. Холодная Сандра писала, что о любительских экспедициях Мэтью узнала из статьи в журнале «Тайм», на которую случайно наткнулась ее дочь Меррик.
В то время мать Мэтью серьезно заболела, но он с ее благословения все равно отправился на юг и организовал частную экспедицию, маршрут которой начинался в Мексике. Больше никто из семьи живым его не видел.
Что касается подробностей экспедиции, то о них можно узнать из писем Мэтью, адресованных матери, – своеобразного путевого журнала, который он вел очень тщательно. На обратном пути в Штаты письма были отправлены из Мехико все разом.
После смерти Мэтью, несмотря на упорные старания старой женщины, ни один из ученых, изучавших цивилизацию ольмеков, не заинтересовался находками и записями ее сына.