На самом причале яблоку негде было упасть. Протиснуться между людьми и не свалиться в воду оказалось задачей не из легких. Ким просочилась мимо двух старух. Бабки тараторили и то и дело убежденно кивали. «Да-а, — сказала одна и поцокала языком. — Вот несчастье, вот беда-то какая».
Ким ужом ввинчивалась в толпу, стараясь добраться до эпицентра событий. Она заметила, что люди вокруг оборачиваются и разглядывают что-то у нее за спиной. Интересно, что там такое? Сзади к причалу подъехал желтый подъемный кран, водитель явно не знал, где встать. От толпы отделился какой-то человек, решительно направился к крану и по дороге перебросился парой слов с полицейским. Ким узнала Люка еще до того, как он повернулся. У нее было время выучить наизусть его походку и жесты.
— Сюда, сюда, деточка, — проскрипели у Ким над ухом. Плеча коснулась мягкая лапка. Ким повернулась и увидела беззубую старушку. Зеленое платье в белую полоску, косынка с узлом под самым подбородком. Старушка широко улыбалась, живые голубые глазки смотрели ласково и внимательно. — Смотри, не спотыкнись. — Она кивнула на освободившееся место у края причала, приглашая Ким пролезть поближе. — Хочешь на привидение глянуть?
— Так это привидение? — Ким добродушно улыбнулась.
Старушка рассмеялась и взяла Ким за руку.
— Мне жених мой когда-то много порассказал. И про белую акулу, и про красного осьминога, и про русалок.
— Неужели? — ответ получился натянутым, и Ким стало неловко. С другой стороны, как еще реагировать на такие заявления? Акула лежала метрах в трех. Ким видела ее сквозь просветы между плечами людей. Чтобы подойти ближе, придется толкаться. Зачем обижать местных? Если бы Ким приехала с Люком, ее считали бы частью команды биологов. Тогда можно было бы даже наклониться и погладить скользкий блестящий бок. Но Ким никогда не нравилось находиться в центре внимания, она стеснялась чужих взглядов. Здесь, за людскими спинами ей было как-то спокойнее. Ким поискала глазами Джозефа и Тари.
— Ты с Сент-Джонса, — уверенно сказала старушка и закивала в подтверждение своих слов. — Городская.
— А что, заметно?
— А как же: ты ж вон не можешь сообразить, чего делать и куда приткнуться. Городские — они всю жизнь так.
«Вот это точно», — про себя хмыкнула Ким.
— Далековато, поди, ехать от города-то.
— Да, не близко. — Ким продолжала разглядывать толпу.
— Небось такого и не видала, а? — Старушка покачала головой. — Видок у ней тот еще…
Ким опустила глаза — новая знакомая цепко держала ее руку в своей морщинистой ладони, задумчиво и нежно поглаживая.
— Нет, ни разу, — призналась, наконец, Ким.
— И баек рыбацких не слыхивала.
— Что-то слышала. Мой муж… — Ким замолчала, ей не хотелось рассказывать, что Джозеф — инспектор рыбнадзора. В конце концов, это ведь никого не касается. В животе заурчало от голода, да так громко, что Ким испугалась, как бы старушка не услышала.
— Так что там с твоим мужем?
— А? Нет, ничего. Мы расстались.
— Ой-ой-ой, — горестно сказала старушка и сильнее сжала руку Ким. — Мне-то с моим тоже пришлось расстаться. Давно, давно это было. Говорили, потом легче будет, да что-то не шибко мне полегчало.
Ким вздохнула.
— Ты, ласточка, не печалься. Все образуется, все наладится у вас, будете как иголочка с ниточкой. Ты ж настоящая красавица, а это дар Божий. Радоваться надо.
— Спасибо.
Заработал подъемный кран, Ким повернулась. Над ними нависла желтая стрела. Она выдвигалась все дальше, люди отступали к концу причала или сходили на берег, стараясь освободить для крана место.
— Так по нам и поедет, чертова колымага, — усмехнулась старушка.
— Очень может быть. — Ким рассмеялась и отступила вместе со всеми. Ее спутница, чтобы не упасть, ухватила Ким за локоть и, шаркая, отползла назад.
— Разойдитесь, граждане, очистите пристань, — кричал в толпу Люк и размахивал руками.
Ему никто не внял. Некоторые презрительно заворчали, другие стеклянными глазами смотрели на Люка, как будто он заговорил на суахили.
— Мой жених много баек рыбацких записал, книгу собрать хотел.
— Правда?
— Как Бог свят. Не сойти мне с этого места, разрази меня гром. Хочешь глянуть?
— Я…
— Пойдем ко мне, поужинаем, чайку попьем. А потом я тебе его листочки покажу. У тебя, дочка, глаза на лоб полезут, ты уж мне поверь.
Ким ужасно проголодалась. А еще очень любопытно зайти к старушке, у нее наверняка полно старинных вещей. К тому же, если уйти прямо сейчас, не придется общаться с Люком. Он уже так раскомандовался, что смотреть противно. «Я ведь акулу еще сто раз увижу, когда ее к нам в центр привезут, — убеждала себя Ким. — И своим можно от старушки позвонить».
— Конечно, — ответила она, — с большим удовольствием. Спасибо.
— Самого наилучшего заварю, — подмигнула старушка и снова протянула морщинистую лапку. — Такая красавица любой дом украсит. — Добрые с хитринкой глаза смотрели прямо на Ким. — А ты мне про свои несчастья расскажешь, золотко.
— Он инспектор рыбнадзора.
Это голос Тари. Она в гостиной. Джозеф наливает из-под крана воду в чайник. Синий чайник в белый горошек. Телефон на стене. Может перезвонить доктору Томпсону? А сколько времени прошло? Несколько часов? Или дней? Или недель? Надо позвонить. Сориентироваться. Станет легче, если рядом будет врач. Он остановит безумие. Он профи. Он объяснит. Он успокоит. Раковина. Чайник. Вода. Слишком много воды. Через край. Чайник тяжелый. Джозеф закрыл кран, уронил чайник в раковину и вздрогнул от ужасного скрежета алюминия по нержавейке.
Чайник устроился в раковине. Это не чайник. Это якорь, по нему струятся капли, его втащили на борт. Поднять чайник! Есть поднять чайник! Слить воду. Открыть кран. Все сначала. Заполнить трюм. Из пустого в порожнее. Так можно годы провести. Сизифов чайник.
Вскипятить воду. Зачем? Чтобы горячее. Чтобы кожу обварить. Какой идиот станет греть для этого чайник? Море. Черные валы, белые барашки. Закрыть кран. Выплеснуть лишнее. Опять перестарался. Но чайник все равно тяжелый.
— Вы ведь все сами знаете, — продолжала Тари в гостиной. — Вам Джессика рассказывала, правда же?
Клаудия не ответила. Джозеф стоял над электрической плитой и выворачивал ручку конфорки. Нагрелась. Светится. Значит, работает. Стала разъяренно красной. Вот, наконец, побелела. Кажется, будто пламя рвется наружу. Тари, пока была маленькой, много раз рисовала раскаленную спираль. Может, боялась плиты? Или огня?
Джозеф с такой силой припечатал чайник к плите, словно хотел расплющить. Он повернулся и посмотрел в окно. Никого. Только трава, лес да солнечный дом. Никаких мертвецов, никто не машет гнилыми руками, никто плотоядно не скалится. Никто не зовет рвать живых на части. Никто не хрипит: «Теперь ты один из нас, господин Фуфло». Над кромкой леса летят вороны, по дороге несется бело-коричневая гончая, уши полощутся по ветру. Замерла, понюхала землю и скрылась. Никаких чудес. Все спокойно в городе Уимерли.
