– У всех, кто там был, даже у присосок очистился хороший кусок кожи, – мечтательно продолжал Влад. – Эх…
– Присосок? – Соня всё еще смотрела на воду, и от этого ей почудилось, словно в толще воды мелькнула тень щупальца. Глупости, конечно. У них тут не водились осьминоги или кальмары. Кроме вот этих. Сухопутных.
– Присоски – кто сам не убивает, но находится рядом, – пояснил Влад, пристально глядя в глаза Соне, отчего ей хотелось постоянно отвести взгляд. – Их не гоняют – получают они немного, но кому-то и этих крох хватает. Если слабачка, можешь сейчас готовиться умирать или тщетно давить тараканов. Если нет – велкам.
– Я, пожалуй, останусь, – Соня довольно долго молчала, непозволительно долго. Но Влад лишь кивнул и с довольной улыбкой развалился на скамейке, которую они заняли.
– Пойми меня правильно, – продолжала Соня. – Я, может, и слабачка. Но я ведь смогу уйти позже, верно?
Теперь молчал Влад.
– Да, сможешь, – он поднялся с скамейки и развел руками, разминая затекшие мышцы. – Только помни, что при любом раскладе ты не имеешь права кому-то рассказывать обо всем этом. Это важно, ведь иначе нам всем будет… неприятно.
Соня продолжала смотреть на него, и Влад пояснил:
– Убийство зараженных ничего не дает. Пятна не становятся меньше. Поэтому никому не нравится возиться с предателями. Это как работа, за которую тебе не заплатят. Смекаешь?
Соня тоже поднялась.
– Смекаю, – сухо ответила она и демонстративно посмотрела на часы. – Я еще успею к третьему уроку. Не люблю прогуливать математику.
– Эд тебя проводит, – Влад не двинулся с места, и на его лице было не разобрать, разочарован он чем-то или ему всё равно. – Увидимся завтра.
Соне бы гордо промолчать и отказаться от провожатого, но вся её отвага закончилась раньше. Поэтому она кивнула и добавила:
– Увидимся.
4 глава
– Влад на самом деле очень хороший. Ему непросто, но он старается, – Эдик просто не замолкал ни на секунду, и Соня уже много раз пожалела, что пошла с ним. – Он еще и пытается жить как прежде, в школу ходит. Может, даже поступать будет. Ты ведь догадываешься, что большинство сразу забивает на обычную жизнь и ведет себя так, словно надеется в угаре веселья исчезнут незаметно для самого себя.
Эдик поправил упавшие на лоб волосы и покачал головой. Его рукав задрался, показывая фиолетовую кожу руки. Соня искоса посмотрела на его узкое лицо, обрамленное светлыми кудрями совсем как у девчонки, и вздохнула. До чего красивый и до чего занудный, что ты будешь делать!
– Знаешь, я передумала, – вдруг произнесла она, прерывая очередную тираду. – Я не хочу в школу сегодня, пойду домой.
– Тогда я провожу тебя до дома, – ничуть не расстроился Эдик. – Я рад, что мы познакомились, Соня. То есть, мне, конечно, жаль, что у тебя пятно, но ты мне сразу понравилась, веришь?
Соня кивнула. Она не верила ни единому слову Эдика, но пока никак не могла понять, зачем ему она нужна. Потому как она не для того провела у зеркала столько часов еще до появления пятна, чтобы верить всей той лапше, что уверенно навешивал на её уши этот пятнистый. Она на самом деле была довольна и лицом, и фигурой, да и густые волосы редкого медового оттенка, лишь на пару пальцев длиннее, чем у этого Эдика, были предметом её гордости, но ей уже было не пятнадцать, чтобы полагать, будто при этом она красавица, к ногам которой штабелями складываются парни. Если уж на то пошло, у неё и парня-то не было. Поэтому она и пошла на эту дурацкую вечеринку Линды. Надеялась познакомиться с каким-нибудь парнем и влюбиться. А то все подружки уже встречались с кем-то и не по разу, а она до сих пор могла только похвастаться безответной любовью в вожатого в лагере четыре года назад, да еще во втором классе одноклассник Радик Вакин несколько дней подряд провожал её до дома и нес портфель. Ха-ха, большая первая любовь. Или она её придумала за те три или четыре раза, что мальчик ходил с ней, да просил списывать математику.
Так что нет, она не поверила Эдику. Только порадовалась, что не успела ни в кого влюбиться до появления пятен. Ей хватало и беспокойств за мать, чтобы думать еще о том, что ей не суждено прожить достаточно долго, чтобы они с возлюбленным надоели друг другу. Если Суббота не врал, то ей осталось совсем немного. Вряд ли она решится убить человека даже ради спасения собственной жизни. К тому же, её смерть не должна была стать мучительной. Она просто истончится и исчезнет. Вот и всё.
Эдик продолжал болтать как заведенный, но Соня уже не слушала его, позволяя ему просто держать её за руку.
– Мы пришли, – только еще один раз Соня прервала этот словесный поток – когда они остановились у её подъезда. – Спасибо. Увидимся завтра.
– Ты даже не пригласишь? – удивился Эдик. Лицо у него при этом было такое удивленное, что Соня прыснула от смеха. Напряжение выплеснулось с этим смехом, и она хохотала, не в силах остановиться. Даже несмотря на вытянувшееся от обиды лицо Эдика, она всё ещё продолжала смеяться.
– Прости, – сквозь смех пробормотала она, обнаружив, что вконец обидевшийся парень собирается так и уйти. – У меня мама дома.
Ну не говорить же ему, что его фраза снова напомнила ей целую кучу глупых фильмов, которые она смотрела в каникулы? Разве так действительно говорят в реальности? Даже жаль, что ей не суждено узнать это лично. Настроение предсказуемо испортилось.
– Прости, – еще раз повторила она. – Увидимся завтра.
Эдик кивнул и, неловко мазнув губами ей по скуле – она вовремя отвернулась, не дав поцеловать себя в губы, побрел по улице. А Соня открыла тяжелую дверь в подъезд и поднялась на третий этаж, к себе.
К её большому удивлению, она не соврала Эдику – мама и впрямь была дома. То ли не пошла на работу из-за плохого самочувствия, то ли из-за неё. Даже в коридоре вкусно пахло любимым пирогом Сони и булочками. Мама редко пекла их, отговариваясь нехваткой времени. Во рту стало горько, несмотря на изумительные ароматы.
– Привет, мама, я дома, – крикнула она, готовясь к порции нравоучений за прогулы. Тишина.
Сняв обувь и повесив куртку, Соня прошлепала босиком на кухню, где убедилась, что мама дома. Просто горько плачет, склонившись над готовым пирогом с ягодами. И где она их взяла в это время года? Всегда ведь говорила, что покупать ягоды не в сезон очень дорого и бессмысленно.
– Привет, – мама шумно шмыгнула носом и отвернулась, словно застеснявшись слез. – Доченька, я думала, ты сегодня останешься дома и в школу не пойдешь. Посидим вдвоем…
– Я и не пошла, – соврала Соня, обнимая маму и утыкаясь подбородком ей в плечо. Спинка стула, на котором мама сидела, больно упиралась Соне в живот, но она терпела. Мама выглядела такой несчастной и сломленной, словно это ей предстояло умереть молодой. – Просто вышла проветриться, дошла до набережной и вернулась.
– А я твой любимый пирог испекла, – невпопад ответила мама, словно Соня и так не видела этого.
– Здорово, спасибо, – Соня чмокнула маму в щеку, мысленно удивившись тому, какой вялой стала кожа на её лице. Это сколько лет она не целовала маму, что не заметила этого? – Давай поедим?
За едой легче не стало. Даже любимый пирог застревал в горле от взглядов матери. Она смотрела так, словно уже сидела на поминках по Соне и только что похоронила дочь.
– Бабушка обещала приехать, – пробормотала мама, наконец-то переставая на неё глядеть этим раздражающим больным взглядом. – Я ей рассказала, ничего?
– Всё правильно, это хорошо, что она приедет, – с наигранным энтузиазмом ответила Соня, вгрызаясь в хрустящую корочку пирога.
Бабушка была человеком сложным, хоть и по-своему неплохим. Просто любить её легче было на расстоянии. Звонить раз в месяц, получать денежный перевод на день рождения. Бабушка Александра «И никаких Шурочек!» была самым рациональным человеком в окружении Сони и её матери, а сейчас им нужен был кто-то именно такой. Почему-то казалось, что когда она приедет, то с легкостью разберется со всем, что случилось. Соня не призналась бы даже себе, но в глубине души она верила, что с приездом бабушки окажется, что и пятно лишь глупая шутка, и умирать не придется. Мало ли похожих болезней на свете, не все из них ведут к неминуемой гибели. А может, это и вовсе перманентный маркер, и её испачкали на вечеринке.
