Он обвил меня руками за талию, прижав к себе. Кожа его высоких сапог была на ощупь мягче, чем на вид. Из плена его рук и ног мне трудно было бы вырваться, но я добровольно пошла в этот плен, так что волноваться не о чем.
— Знаешь, что мне на самом деле хотелось бы сделать? Упасть на колени и лизнуть эту роскошную рубашку. Мне интересно, сколько тебя могла бы я засосать сквозь ткань.
Он засмеялся тихим и низким голосом. От этого смеха у меня по всему телу пошли мурашки, напряглись соски и другие места тоже. Его смех был ощутим, назойлив. Он умел голосом делать такое, чего другие мужчины не могут и руками. И все же он боялся, что я брошу его ради Ричарда.
Он опустил лицо между моих грудей, потерся щеками, гладя меня атласом рубашки, и у меня участилось дыхание.
Я вздохнула и склонилась к нему.
— Я не собираюсь бросать тебя ради Ричарда. Но он в беде, а это важнее секса.
Жан-Клод поднял ко мне лицо — наши руки так переплелись, что он едва мог шевельнуться.
— Поцелуй меня, ma petite, я не прошу большего. Только поцелуй, чтобы я знал, что ты меня любишь.
Я приложила губы к его лбу.
— Я думала, что ты больше уверен в себе.
— Так и есть, — ответил он. — С кем угодно, но не с тобой.
Я отодвинулась, чтобы видеть его лицо.
— Вообще-то любовь должна придавать уверенности, а не отнимать.
— Должна, — согласился он. — Но Ричарда ты тоже любишь. Ты пытаешься не любить его, а он пытается не любить тебя. Но любовь не так-то легко убить — и породить тоже.
Я нагнулась к нему. Первый поцелуй был просто касанием губ — ощущением его атласной кожи. Второй был посильнее. Я чуть прикусила его верхнюю губу, и он еле слышно застонал. Жан-Клод тоже поцеловал меня, нежно взяв в руки мое лицо. Он целовал меня, будто пил до дна, пытаясь слизнуть последние капли из бутылки дорогого вина, нежно, страстно, голодно. Я прижалась к нему, водя руками по его телу, будто и они испытывали голод по прикосновению.
Острые его клыки кольнули мне губы и язык. Острая, резкая боль — и медный вкус крови. Жан-Клод издал тихий нечленораздельный звук и навалился на меня. Вдруг мы оказались на кровати, он сверху. Глаза его превратились в синее пламя, зрачки исчезли в наплыве желания.
Он попытался отогнуть мне голову в сторону, ткнуться в шею. Я повернулась к нему лицом, не давая этого сделать.
— Без крови, Жан-Клод.
Он обмяк, ткнулся лицом в смятые простыни.
— Прошу тебя, ma petite!
Я толкнула его в плечо:
— Слезь.
Он перекатился на спину, стараясь не смотреть на меня.
— Я могу входить любой своей частью в любые твои отверстия, но в последней капле себя ты отказываешь мне.
Я осторожно встала, не уверенная, что колени у меня не подкосятся.
— Я не еда.
— Это куда больше, чем еда, ma petite. Если бы ты только позволила мне показать тебе, насколько больше.
Я сгребла охапку блузок и стала снимать их с вешалок и складывать в чемодан.
— Без крови. Таково правило.
Он перевернулся набок:
— Я тебе предложил всего себя, ma petite, а ты себя от меня прячешь. Как же мне не ревновать к Ричарду?
— С тобой я сплю, а с ним даже не встречаюсь.
— Ты моя, но ты и не моя. Не до конца.
— Я не собачка, Жан-Клод. Я не должна кому-то принадлежать.
— Если бы нашла способ полюбить зверя в Ричарде, ты бы не стала прятаться от него. Ему бы ты себя отдала.
Я сложила последнюю блузку.
— Черт возьми, Жан-Клод, это просто глупо. Я выбрала тебя, так? Дело сделано. Отчего же ты так беспокоишься?
— Оттого, что как только он попал в беду, ты бросаешь все и летишь к нему.
— Для тебя я бы сделала то же самое.
— Вот именно, — сказал он. — Я не сомневаюсь, что по-своему ты меня любишь, но его ты тоже любишь.
Я застегнула чемодан:
— Все, спорить не о чем. Я с тобой сплю. Но давать тебе кровь для твоего успокоения я не собираюсь.
Зазвонил телефон. Изысканный голос Ашера, так похожий на голос Жан-Клода.
— Здравствуй, Анита. Как ты себя чувствуешь в эту прекрасную летнюю ночь?
— Спасибо, Ашер, хорошо. В чем дело?
— Могу ли я поговорить с Жан-Клодом?
Я хотела было возразить, но Жан-Клод уже протянул руку. Я отдала трубку.
Жан-Клод заговорил по-французски — обычно они с Ашером общались именно так. Меня радовало, что ему есть с кем поговорить на родном языке, но сама я слишком плохо этот язык знала, чтобы уследить за разговором. И я сильно подозревала, что иногда вампиры говорили при мне по-французски, как взрослые при ребенке, чтобы он не понял. С их стороны это было грубо и пренебрежительно, но все же, будучи вампирами с возрастом не в одну сотню лет, они не всегда могли с собой справиться.
Жан-Клод перешел на английский, обращаясь уже прямо ко мне.
— Колин отказался допустить тебя на свою территорию. Отказался допустить кого-либо, кто связан со мной.
— Он имеет на это право? — спросила я.
— Oui, — кивнул Жан-Клод.
— Я туда поеду помогать Ричарду. Организуй разрешение, Жан-Клод, или я поеду туда без разрешения.
— Даже если это будет война? — спросил он.
— А, черт! — произнесла я в сердцах. — Слушай, позвони этому сукину сыну, и я сама с ним поговорю.
Жан-Клод приподнял брови, но кивнул. Закончив разговор с Ашером, он набрал номер.
— Колин, это Жан-Клод. Да, Ашер мне сообщил твое решение. Мой слуга-человек, Анита Блейк, желает с тобой говорить. — Он секунду послушал. — Нет, я не знаю, что она желает тебе сказать.
Он протянул мне трубку и откинулся на спинку кровати, как зритель на спектакле.
— Здравствуйте. Это Колин?
— Он самый.
У Колина был среднеамериканский акцент, и потому он по голосу был менее экзотичен, чем большинство вампиров.
— Меня зовут Анита Блейк.
— Я знаю, кто ты, — сказал он. — Ты — Истребительница.
— Да, но я не собираюсь выполнять ликвидацию. Мой друг попал в беду, и я просто хочу ему помочь.
— Он ваш третий. Если ты приедешь, то на моей территории окажется два члена вашего триумвирата. Вы слишком сильны, чтобы я разрешил вам здесь находиться.
— Ашер говорит, что ты вообще отказался допустить кого-либо из наших. Это правда?
— Да.
— Бога ради, почему?
— Даже члены Совета, правители вампиров, боятся Жан-Клода. Вас на моей земле не будет.
— Послушай, Колин, я не собираюсь подрывать твою власть. Мне не нужны твои земли. Я ничего вообще против тебя не планирую. Ты — мастер вампиров и можешь услышать, что я говорю правду.
— Ты говоришь то, что думаешь, но ты слуга. А хозяин — Жан-Клод.
— Не пойми меня неправильно, Колин, но зачем бы Жан-Клоду были нужны твои земли? Если бы у него и были чингизхановские планы, твои земли от наших за три территории. Если бы он собирался стать завоевателем, то начал бы с соседей.
