Старик рассмеялся.
— Нашел кого уважать, — сказал он.
Корби знал, что дед делает это специально. Он хочет, чтобы внук сорвался. Он хочет скандала, криков, брани, разбитых вещей. Он будет даже рад, если Корби ударит его. Ведь это выйдет такой восхитительный позор, которым можно будет кормиться много дней. Его можно культивировать, растравлять, растить, из него получится отличная семейная язва.
— Ты так же провоцировал моего отца? — спросил Корби.
— Слабак и собака был твой отец, — выплюнул старик. — Я едва признавал в нем сына.
Лицо Корби дернулось, но он проглотил еще одну обиду.
— Чего тебе от меня надо? — тихо спросил он. — Я хороший мальчик, разве нет? Школу закончил, вот-вот поступлю. Даже согласился на твою долбанную юридическую академию. Чего тебе еще надо?
— Как ты говоришь со старшим в семье? — возмутился дед.
— О, прости, — выдохнул Корби. — Действительно, как я мог оскорбить тебя? Ведь ты так добр ко мне и так мудр.
Отставной полковник не почувствовал издевки.
— То-то же, — сказал он, тыча пальцем внуку в лицо. — Будешь меня слушать — вырастешь большим человеком. Может, генералом.
Он удовлетворенно почесал грудь. Извинения он любил.
— А с девушками у тебя как? — участливо поинтересовался он.
— Нормально, — сказал Корби.
— Ты, случайно, не из этих, не из говномесов? — старик подмигнул. — Да ладно, шучу, шучу.
Он явно подобрел. Но даже это его не остановило.
— Значит, то с одной, то с другой, — подытожил он. — Неужели ты не чувствуешь, молодой человек, каким хрупким и эфемерным является все, что ты делаешь? Ведь женщин у мужчины не должно быть слишком много. — Он снова перешел на шепот. — Не больше двух. Одна должна быть матерью твоих детей, а с другой ты будешь развлекаться.
Тайная премудрость была изречена, и дед снова заговорил громче.
— Или ты хочешь быть этаким вечным мотыльком, который все порхает и порхает, и у которого ничего нет? Но ведь ты состаришься. Тебе захочется иметь рядом женщину и продолжить свой род. Кто тебя поддержит в трудный час, если ты будешь так порхать? Никто. Все эти давалки болеют заразой и сведут тебя в гроб.
Корби снова почувствовал, как кровь приливает к его щекам, но упорно молчал. Он видел перед собой лицо, прошедшее через крушение империи. Он слышал горячечный шепот престарелого маньяка. Эти мясистые губы предлагали ему сделку с тысячью дьяволов.
— Предай своих друзей, — шептали они, — и ты получишь власть.
— Предай самого себя, — шептали они, — и ты станешь уважаемым человеком.
— Предай свой образ жизни и все, что дорого твоему сердцу, и ты получишь обеспеченную жизнь.
Шаг за шагом. Сделка за сделкой. Твои губы станут такими же плотоядными. В жадную щель между ними ты будешь опрокидывать рюмки с водкой и совать мясо. Пройдут годы, и ты станешь полковником. Пройдет вечность, и ты станешь вершителем судеб. У тебя будет личный кабинет и гербовая бумага, на которой ты будешь подписывать смертные приговоры чуркам, неудачникам и собакам, предавшим родину. А в довершение ко всему ты вырастишь сына, маленького монстра с покореженной психикой. Он будет еще страшнее, чем ты.
— Ты убивал людей? — прервал излияния деда Корби.
— Решил проповедовать мне пацифизм на старости лет? — вскинулся старик.
— Нет, — подаваясь вперед, ответил Корби. — Я просто хочу вникнуть во все тонкости пути. Хочу понять, как стать таким, как ты.
— Семнадцать раз, — отчеканил дед. — Два раза — случайно. Рикошет в тире и судороги за рулем. В обоих случаях — оправдан. Остальное до сих пор не рассекретили.
Корби захохотал. Это произошло непроизвольно. Его как будто дернуло изнутри.
— Сколько человек мне надо убить, дедушка, — простонал он, — чтобы ты почувствовал, что наш род снова в чести? Столько же? Или больше? Восемнадцать? Двадцать пять? Сто?
— Малча-а-ать! — закричал старик.
— Ты убивал других, а я чуть не убил себя, — с лихорадочной искренностью сказал Корби. — Думаешь, я не знаю законов жизни? Я знаю их не хуже тебя. Я знаю, какое все хрупкое и чего стоит каждый шаг. Так что пошел ты на хрен.
Старик размахнулся и закатил внуку жесткую пощечину. Зубы Корби щелкнули, он почувствовал, как немеет половина лица, но быстро пришел в себя. Дед невольно освободил ему дорогу, и юноша воспользовался своим шансом, чтобы проскользнуть мимо табуретки.
Он заперся в своей комнате, подошел к письменному столу, трясущимися руками достал из верхнего ящика пару бумажных салфеток и заткнул ими разбитый нос. Потом посмотрел в зеркало. Фигня. Даже синяка не останется.
— Пожалуй, с меня хватит, — прогнусавил Корби.
Он открыл платяной шкаф и начал запихивать в рюкзак нижнее белье. Трусы, носки, шорты, пару футболок. Новая капелька крови повисла у него на верхней губе. Корби пришлось взять третью бумажную салфетку. Он уронил рюкзак и обессилено опустился на кровать.
Полковник Рябин никогда не был приятным человеком, но до сегодняшнего дня он не позволял себе рукоприкладства. Ему были свойственны фортели другого типа. Корби вспомнил, как три года назад старик затащил его на пикник к своим бывшим сослуживцам.
Пожилые кагэбэшники сидели на поляне перед большой генеральской дачей, поглощали тушеную капусту и бывало рассуждали о власти. Корби было пятнадцать лет. Ему первый раз в жизни налили водки. Делать было нечего, общаться не с кем, и он стал тихо напиваться.
Он помнил, как наступили сумерки и среди мужчин началось какое-то движение. Орава собутыльников отправилась за дом. Там было специальное место, где между деревьями натягивали мишень. Пробившие ее пули застревали в двухметровом кирпичном заборе. Корби стоял в толпе датых стариков и чувствовал, как его сознание окончательно заволакивает алкогольный туман. Он очнулся, когда дед сунул ему в руки свой «стечкин». Корби начал отказываться.
— Что ж ты меня позоришь? — напал на него дед.
— Очередью, — потребовали пьяные голоса. — Очередью сложнее.
Корби поставил на стрельбу очередями, прицелился в вырезанный из картона человеческий силуэт и спустил курок. Дистанция была пятнадцать шагов. Мишень разнесло пополам. И тут же из-за нее раздался дикий визг.
На застолье была пара маленьких близнецов — внуки или правнуки владельца дома. Корби бросился к мишени. Он с ужасом думал, что подстрелил одного из мальчиков.
За картонкой оказалась связанная свинья.
— Да что с тобой? — спросил дед. — К ночи ее зажарят.
— Я думал, что попал в человека, — сказал Корби. Холодный пот заливал ему глаза. Юноша вытер лицо рукавом. Он чувствовал, что дрожит изнутри. Вокруг хохотали старые толстые мужики. Им казалось, что они отлично пошутили.
