— И дала мне вот это? — спросил он, указав пальцем ей между ног.
— И это тоже. Так что ты видишь?
— Ничего.
— А хочешь меня еще раз?
— Нет.
* * *
То и дело, передвигаясь из штата в штат, он замечал следы того, о чем говорилось в письмах. Он наблюдал, как странные тайны показывались из своих укрытий, признав в нем человека, наделенного Властью. В Кентукки он оказался свидетелем извлечения из реки тела утопленника. Он лежал на траве, раскинув руки, равнодушный к рыданиям женщины над ним. Глаза мальчика были раскрыты, но мертвы, напоминая пуговицы на его штанах. Подойдя как можно ближе, чтобы только не вызвать интереса полиции, он внезапно заметил, что труп лежит в той же позе, что и фигура на медальоне. Он еле сдержался, чтобы не кинуться в реку — так влекла его эта вода. В Айдахо он встретил человека, потерявшего руку в автомобильной катастрофе. Когда они сидели и пили вместе, этот человек рассказал, что все еще чувствует потерянную руку. Врачи говорят, что это нервный фантом, но он-то знает, что это его астральное тело, целое, как и прежде. Он сказал, что может двигать этой рукой и попытался продемонстрировать. Позже он спросил:
— Ты что, видишь в темноте?
Джейф как-то не задумывался об этом, но теперь понял, что это действительно так.
— Как ты этому научился?
— Я не учился.
— Может, это астральное зрение?
— Может быть.
— Хочешь, отсосу у тебя еще раз?
— Нет.
Он без устали следовал туда, куда вел его инстинкт, встречая на своем пути людей и оставляя их за собой — испуганных, рыдающих или мертвых. Он прощал себе все — цель была слишком величественна.
Закон, казалось, забыл о нем. Быть может, тело Хоумера так и не нашли, или полиция решила, что он стал жертвой собственной неосторожности. Во всяком случае, никаких признаков слежки он не замечал. Он шел, куда хотел, и делал, что хотел, пока не настало время.
Тогда он находился в убогом мотеле в Лос-Аламосе, штат Нью-Мексика, где он заперся в комнате с двумя бутылками водки, задернув шторы от дневного света. Он не ел уже сорок восемь часов — не потому, что у него не было денег; просто не хотелось. Подстегиваемые голодом и водкой, мысли побежали быстрее, сталкиваясь и подгоняя друг друга. По его распростертому телу ползали вездесущие тараканы. Он не обращал на них внимания — только брызгал водкой, если становилось слишком щекотно. Он думал.
Он познал физическую сторону жизни: холод и жару, голод, секс. Он не хотел переживать все это снова; во всяком случае, не как Рэндольф Джейф. Должна быть другая сторона жизни, где секс и убийство, и печаль, и голод вновь обретут новизну — но чтобы достичь ее, нужно сделаться Творцом, обновить себя и мир.
Уже перед рассветом, когда даже тараканы расползлись по щелям, он услышал зов.
Он был спокоен. Сердце билось медленно и ровно. Мочевой пузырь опустошался сам собой, как у младенцев. Он не чувствовал ни жара, ни холода. Ему не хотелось спать. На этом перекрестке — не первом и, уж конечно, не последнем — он был готов к тому, что его ожидало.
Он встал, оделся, захватил оставшуюся бутылку водки и вышел. Зов не ослабевал по мере того, как холод ночи отступал, и солнце все сильнее грело землю. Он шел босиком. Ноги начали кровоточить, но он не обращал на это внимания, прихлебывая водку, чтобы окончательно заглушить боль. К полудню, когда водка кончилась, он оказался посреди пустыни, следуя в направлении зова. Мысли покинули его мозг, даже жажда обретения Искусства на время отступила.
Осталась пустыня. Ближе к вечеру он достиг места, где призрачными казались даже самые простые вещи — земля под ногами и темнеющее небо над головой. Он не был даже уверен, что движется. Это состояние приятно удивило его, но оно не продлилось долго — вскоре ночь опять сменилась днем, и он опять увидел себя, Рэндольфа Эрнеста Джейфа, стоящим посреди пустыни. Было раннее утро. Солнце еще не поднялось, но уже нагрело необыкновенно прозрачный воздух.
Теперь он чувствовал боль и усталость, но зов не утихал. Он будет идти, пусть даже все его тело потрескается, как ноги. Позже он вспоминал пустой город и стальную башню, стоящую среди безмолвия. Но тогда он очнулся только у двери в маленький каменный домик, где последние силы оставили его я он рухнул прямо в темноту за открывшейся дверью.
Когда он очнулся, дверь была закрыта, зато его ум, словно избавившись от усталости и недоумения, четко отмечал все вокруг. Перед ним пылал очаг, с другой стороны которого сидел старик с печальным лицом, серым, как у клоуна, пятьдесят лет стиравшего грим. Волосы — вернее, их остатки — тоже были серыми и длинными. Он сидел, скрестив ноги. Пока Джейф набирался сил для разговора, старик чуть приподнялся и громко пукнул.
— Ты отыскал путь сюда, — сказал он. — Я думал, ты не дойдешь. Очень многие погибли на этом пути.
— Куда «сюда»? — смог, наконец, спросить Джейф.
— В Провал. Провал во времени. Я скрываюсь здесь. Это единственное место, где я в безопасности.
— Кто ты?
— Меня зовут Киссон.
— Ты из Синклита?
На лице за огнем отразилось удивление.
— А ты немало знаешь.
— Нет, только отрывки.
— Мало кто слышал про Синклит.
— Я некоторых знаю.
— Да? — в голосе Киссона послышалось напряжение. — Интересно, кто же это?
— У меня были их письма, — начал Джейф, но осекся, обнаружив, что не помнит, где оставил эти письма, принесшие ему столько горя и радости.
— Чьи письма? — спросил Киссон.
— Людей, которые знали… об Искусстве.
— И что же они знали?
Джейф покачал головой.
— Я не очень много понял. Мне кажется, что есть какое-то море…
— Есть. И ты, конечно же, хочешь найти его и получить над ним власть?
— Да.
— А что за это? — осведомился Киссон. — Что ты можешь предложить?
— У меня ничего нет.
— Об этом позволь судить мне, — отрезал Киссон и поднял глаза к потолку, словно хотел разглядеть что-то в поднимающемся дыме.
— Ладно. Ты получишь все, что захочешь.
— Вот и чудесно.
— Мне нужно Искусство.
— Да-да, конечно.
— Я уже все видел, — сказал Джейф.
Киссон окинул его взглядом.
— В самом деле? Что-то не верится.
— Мне нужно… мне нужно (что? как сказать?), мне нужен смысл, — выдавил он.
— Ну и с чего начнем?
— С моря, — напомнил Джейф.
— А-а, ну да.
— Что это за море?
— Ты когда-нибудь любил? — ответил Киссон вопросом на вопрос.
— Думаю, да.
— Тогда ты дважды видел Субстанцию. В первый раз когда вышел из утробы, и второй — когда спал с любимой женщиной. Или с мужчиной, — он усмехнулся. — Это неважно.
