Теперь ворчание стало разборчивее. «Ведьма рыжая… – говорили в коридоре, – кто просил? Ну кто просил, спрашивается?» За дверью закряхтели, зашаркали. Кто-то дернул одеяло, и Маша сдавленно закричала.
– Мам, – жарко зашептала Яночка, залезая в кровать. Мостясь между родителями, задрыгала ледяными пятками. Даня обнял дочку, крепко прижал к себе.
– Мам, почему дядь Витя на меня ругается? – спросила Яна дрожащим от слез голосом.
– Ккакой дядь Витя? – обмерла Маша. Яночка только угрожающе засопела в ответ.
– Надо пойти посмотреть, – прошептал Даня, выбираясь из-под одеяла.
Втроем, держась за руки, они осторожно выглянули в коридор.
Узкая полоска света падала из-за двери Веры Ивановна. Сама она стояла в коридоре, – растрепанные седые волосы, ночная рубашка, очки. В руке книжка, заложенная пальцем. Вера Ивановна пристально всматривалась в коридор, туда, где в темноте стоял кто-то огромный, толстый и невозможный.
– Ведьма рыжая, кто просил? – вновь невнятно раздалось из темноты.
Вера Ивановна деловито перекрестилась, не выпуская книги из руки. «…квартиры, законы и акты» – машинально прочитала Маша и сдавленно хихикнула.
– Нехорошо, Маша, с вашей стороны, некрасиво! – возмущенно повернулась Вера Ивановна. – Следить надо за детьми, а не распускать!
Маша, закусив губу, бросилась в комнату.
– Иди спать, Яна, – строго блеснула очками Вера Ивановна, – хорошие дети по ночам спят, а не занимаются не пойми чем!
– Да, Яночка, ложись спать, – согласился Даня и тщательно прикрыл за дочкой дверь. Снова взглянул на Палыча. Тот стоял, расхристанный, в куртке поверх несвежей майки, страшно недовольный, руки в боки. Сверлил Даню взглядом.
– Молодежь нынче пошла, – наконец заговорил он, – ничего святого!
– Надо выпить, – ответил Даня мертвеющими губами.
– Так я уже и сбегал, – охотно отозвался Палыч, вытягивая из-за пазухи бутылку водки, – капитализм, магазины круглые сутки работают!
– Тты пойми, Палыч! – задушевно сказал Данил, наливая, – вот сейчас… ххер с ним, с садиком! Я нормально зарабатываю, пусть Маша дома с ребенком сидит! Но ты пойми, Палыч! Дальше-то что? В школу она как пойдет?
Палыч выпил и, жмурясь, помотал головой.
– Вот и я говорю, – продолжал Данил, – сейчас – ладно! Дети ее шугаются – ладно! Воспиталка эта, дура… А потом? Чем она потом займется? Будет бегать и кричать «Выйди вон, Лазарь»? Да это просто смешно!
Палыч снова со стоном затряс головой, будто отгоняя воспоминания. Данил потупил глаза.
– Ну, извини, извини, сорвалось… А скажи, – глаза Данила сверкнули, он пьяно подался к соседу, – скажи, как оно там? Страшно?
– А пошел ты, – ответил Палыч, наливая, – тебя бы… Давай лучше выпьем.
– Выпьем, – согласился Данил, слепо водя горлом бутылки над стаканами. – Чтоб наши дети нас не огорчали!
* * *
– Ты просто предлагаешь продать нашу дочь на опыты!
– Да не опыты! Сколько раз тебе говорить – простое обследование… Пойми, Яне – никакого вреда, а заплатят за это очень много…
– Ради денег ты готов позволить экспериментировать с родным ребенком? Ты… ты…
– Маша, ну что ты несешь? Пойми – это огромная помощь науке… а может – и всему человечеству!
– Какая помощь?! Яночка – обыкновенный ребенок, чем она может помочь науке?
– У нее уникальные способности…
– В том, чтобы знать в три года буквы, нет ничего уникального! Некоторые даже читают… не смей перебивать меня! Некоторые даже читают, но отцы не продают их вивисекторам!
– Ту прекрасно знаешь, что Игорь имеет в виду не буквы. Вспомни этих тараканов…
– Бррр… мерзость.
– Кот, воробьи… Может, у Яночки и правда какие-то способности? Почему бы не проверить?
– Подумаешь – воробьи! Из-за какой-то мелочи поднимать столько шума…
– А Палыч?
– Не смей напоминать мне о Палыче! – истерически завизжала Маша. – Яночка – нормальный ребенок, а не урод для кунсткамеры! Так и передай своему Игорю!
Она заплакала, прислонившись к стене и кусая пальцы.
– Ты ее не любишь, – гнусаво бросила она Данилу, – ты думаешь, она какой-то монстр!
– Ну что ты, нет, – Данил обнял жену. – Самая обыкновенная девочка. И я очень, очень люблю. Вас обеих.
– Она нормальная, правда? – всхлипнула Маша в Данилову рубашку.
– Правда, правда.
– А Палыч?
– Ну ты же сама знаешь, какие сейчас врачи… Ну, не плачь.
– Скажи Игорю, чтоб не приходил больше.
– Конечно. Совершенно нечего ему здесь делать. Пусть других детей на опыты ищет.
* * *
– Так вы говорите – полтергейст? Скажите, – Игорь доверительно наклонился к Вере Ивановне, – неужели вас весь этот… хм, полтергейст… не удивляет? Не кажется странным?
– Всяко бывает… Вот священника же позвала, окропил.
– И помогло? – иронически спросил Игорь.
– Помогло, – упрямо нахмурилась Вера Ивановна.
Игорь пожал плечами.
– Помогло так помогло. Тараканы… Кот… Это, конечно, мелочь. А все-таки! Я слышал – были и случаи… как бы это сказать… более убедительные?
Палыч побагровел и привстал со стула.
– Я понимаю, вам об этом вспоминать неприятно, – поспешно сказал Игорь, – но все-таки! Вы хотя бы в поликлинике были с тех пор?
– Вот еще, – буркнул Палыч, снова оседая на табуретку.
– А ведь надо бы! С инфарктом, знаете ли, не шутят… Я понимаю, в районной поликлинике – и очереди, и качество не очень… А вот к нам? Мы бы и диагностику провели, и подлечили – бесплатно, заметьте! А ведь в наш институт со всей страны едут…
– Вот еще, – буркнул Палыч, – здоров я. Чего мне по врачам мотаться?
– Ну, как хотите, – легко согласился Игорь, – телефончик на всякий случай оставлю… если что – обращайтесь… Машенька! Даня! – Игорь легко сорвался с места, радостно улыбаясь. – А я как раз вас жду, поговорить надо бы…
Маша хмурилась, стоя в дверях кухни. Даня бледно улыбнулся приятелю, но, покосившись на жену, поскучнел.
Игорь тяжело вздохнул, уже зная, что услышит.
– Моя дочь – не монстр и не надежда человечества, – медленно, как будто объясняя умственно отсталому ребенку, сказала Маша. – Яна – обычная девочка. У нее нет этих дурацких способностей, которые вы ей приписываете. Она абсолютно нормальна.
Игорь хотел что-то сказать, но Машино лицо опасно скривилось, пошло пятнами. Оставалось только пробираться к выходу, бормоча извинения и отводя глаза от сочувственной Даниной физиономии.
– И не приходите больше! – хлестнул в спину Машин крик.
* * *
От мигрени не умирают. От мигрени только хотят умереть. Любой звук – пытка; любое движение – мука. Маша, скорчившись в кресле, пытается вязать. Хочется холодную ладонь на лоб, замереть и не шевелиться – обмануть боль. На полу Яночка рассматривает картинки в детской книжке. Картонные страницы переворачиваются с сухим режущим шелестом. Об окно бьется упорная муха.
