– Утомленный ты наш, – пробормотал Фельдман, подтаскивая старуху, – Мысли трудные выдались? Да не стой, как истукан, – разозлился он, – Входи, не стесняйся, – он показал подбородком на дверь хозяйской спальни.
Там же западня, – мелькнула мысль. Но времени не было. Полиция наводнила коридор. В авангарде крался вооруженный Мольтке. Как на верную смерть – глаза и рот широко распахнуты, палец дрожал на спусковом крючке. За Мольтке – остальное войско, явно не испытывающее желания проявлять чудеса героизма. Он распахнул дверь, запнулся о порожек, влетел в спальню, повалился, не сохранив равновесия, на сумку приятеля.
– Сумка безопасности, – пошутил Павел, переваливая старуху через порог. Отпустил ее, захлопнул дверь, провернул задвижку, критически оценил запор.
– А ну-ка, помоги, лентяй… – полиция уже топала по коридору, тряслась дверь, когда они повалили платяной шкаф, перегородив проем…
– Вы же нас простите, Полина Юрьевна? – вкрадчиво осведомился Павел, – Недоразумение с нашим поведением благополучно разрешится, а вас уже не станут волновать такие пустяки, как ссадины на шкафах, оторванные крючки…
– Минуточку, – похолодел Вадим, – Что-то я не понял.
– Есть такой коктейль, – нервно хохотнул Павел, – Так и называется: «Не понял». Берется пустой стакан… Всё.
– Да подожди, – отмахнулся Вадим, – Мысль о причастности Полины Юрьевны к преступлению, конечно, оригинальна, но, по-моему, отдает чем-то бредовым, нет?
– Нет, – возразил Фельдман, – Здравая, а, главное, своевременная мысль. Полина Юрьевна собственной недрогнувшей рукой растворила в «Pierre» барбитуровую кислоту, похищенную из комнаты Клары Леопольдовны, и отнесла мужу в соседнюю спальню, дала выпить из нужного стакана. Не стучите, мы заняты! – рявкнул Павел, когда долбежка в дверь стала просто неприличной. Полиция успокоилась. Стала совещаться за закрытой дверью.
– Мы скоро выйдем! – успокоил Фельдман, – Не торопитесь! А то не успеете, – добавил потише.
Оба дружно повернулись, с любопытством воззрились на старуху. Полина Юрьевна медленно приходила в себя. Она сползла с кровати, куда ее бросил Фельдман, добрела до кресла, села на краешек, сложив руки на колени. Мутные глаза наполнились слезами. Слезы потекли по впалым щекам, заструились на руки.
– Вы в порядке, Полина Юрьевна? – участливо спросил Фельдман, – Сожалею, что пришлось применить силу, но вы нас понимаете. Вы слишком рьяно нас подставляли, окажись мы в тюрьме, вряд ли смогли бы что-то доказать.
– Как вы догадались? – прошептала женщина.
– Так вы не отрекаетесь от содеянного? Отлично. Вы не преступница… Вернее, не были ей до вчерашнего дня. Вы умная, но вам трудно спланировать злодейство, сохранить самообладание. Опять же эта клятая бутылка с минералкой. Доставь ее Хольгер или Клара Леопольдовна, они непременно воспользовались бы подносом – так уж устроены. Но никакого подноса на месте преступления не оказалось. Уносить пустой поднос преступнику не было смысла. Но давайте плясать от печки, как говорится.
– Господин Фельдман, откройте дверь! – заорал из коридора Мольтке, – Не усугубляйте свою вину! Если с фрау что-нибудь случится, вы только осложните свою участь!..
– Айн момент! – рявкнул Фельдман, – Не случится ничего с вашей фрау! Надо же, – усмехнулся он, – Какие богатые познания в русском языке: усугублять вину, осложнять участь. Сильна этническая преступность в этом бюргерском уголке… Итак, от печки, Полина Юрьевна. Понимаю, вам непросто, светлое прошлое уже не вернуть, психологическая яма, слезы по колено… Вы готовы все рассказать?
– Да… но мне сложно, – прошептала женщина.
– Хорошо, тогда дополните меня, когда настанет нужда. Ваш муж выполнил все условия, предъявленные его таинственными недоброжелателями. Его существование стало нецелесообразным. Вам позвонили, но беседовать было неудобно, вы сказали, что перезвоните.
– Да, – прошептала женщина, – Это всего лишь несколько цифр… Не думаю, что этот номер вам что-то даст. Но слушайте… – она забормотала цифры, как магическое заклинание.
– Диспетчер, – усмехнулся Фельдман, – Пустышка, согласен. Не будем загромождать свою память дополнительной цифирью. Вы перезвонили – глубокой ночью. Ваш звонок с закрытой галереи слышал мой товарищ. Это был не Хольгер, это были вы. Потом вас потянуло на слезы и курение табака, в этот момент он вас застал. Проникнуть в дом злоумышленникам трудно: охрана поставлена грамотно. Ваш муж из дома не выходит. Вас проинформировали, что смерть Анатолия Павловича – вопрос решенный. Предложили привести приговор в исполнение. Вариантов нет. Что вам предложили взамен? Вашу жизнь? Жизнь внука, становящегося наследником утраченных иллюзий? Маловато, Полина Юрьевна…
– Вы правы, – женщина глубоко вздохнула, – Собственную жизнь я уже прожила… Александр растет неблагодарной свиньей, толку от него не будет… Мне сказали, что если я этого не сделаю, умрет моя сестра, живущая в Тюмени, умрут ее дети, внуки, правнуки. Боже мой… – женщина закрыла лицо руками.
– Вы поверили, – сочувственно кивнул Фельдман, – Трудоемкое занятие – убивать детей, внуков, правнуков. Никто не станет этого делать. Но ладно, вы поверили. Всюду клин. Пережили, настроились. Привели в исполнение… Я все могу понять, Полина Юрьевна, могу простить, Бог вам, как говорится, судья, но вот то, что вы решили подставить посторонних людей, прибывших для того, чтобы вам помочь – такого, извините, простить не могу. Вам придется нести ответственность. Вы ждали момента. Прибрали поднос, на котором остались наши бокалы. Вошли в нашу комнату в наше отсутствие – собрали волосы, обильно выпадающие из моего товарища. Вам не откажешь в изворотливости. Настал момент. В чем вы вошли к мужу – в тонких кружевных перчатках? Не важно. Без подноса, так удобнее. Сели на кровать, поговорили. Анатолий Павлович отложил журнал. Он чувствовал слабость. Вы подняли его, дали выпить. Потом стояли у окна, ждали, пока все закончится. Возможно, поплакали. Рассыпали волосы по дивану и по телу, зная, что немецкая полиция отличается скрупулезностью и аккуратностью в сборе улик…
– Что вы будете делать? – женщина подняла голову. Ее лицо превратилось в дряблую маску. «Действительно, что мы будем делать?» – спохватился Вадим. Полиция после учиненного тарарама вряд ли станет их слушать, тюрьма обеспечена – за сопротивление, за насильственное удержание человека, а в тюрьме может всякое случиться…
– Бежать, – вздохнул Павел, – Поплетемся рысью как-нибудь. Составите компанию, Полина Юрьевна? – Фельдман невесело подмигнул, – В качестве гаранта нашей безопасности?
– Вам отсюда не уйти…
– Вранье, – резко среагировал сыщик, – Некоторые шаги просчитываются, – Фельдман шагнул к ванной комнате, шлепнул выключателем, распахнул дверь, – Помнишь, Вадим, я поставил тебя на стрем? Так вот, я забежал не только в опечатанную спальню, но и в хозяйские апартаменты, по счастливому стечению оказавшиеся не запертыми. Дом построен богатыми людьми, – сказал я себе, – Здесь должен быть запасной выход. Пусть он не бросается в глаза, но он есть. Интуиция, ничего нового. Пожалуйста, – он эффектным театральным жестом отпихнул ногой резиновый коврик. Открылась крышка люка в створе, кодовый утопленный замок, – Ничего, кроме правды, Полина Юрьевна. Куда ведут пути-дорожки? В сад, подвал, летнюю кухню? Код не забыли, нет?
– Три шестерки… – умирающим голосом прошептала женщина, – Анатолий Павлович когда-то посчитал, что это забавно… Спуск проходит мимо кухни, между ними тонкая стенка, полуподвальная дверь выходит в сад из восточного крыла здания. Она не бросается в глаза, возможно, заржавела изнутри. Мы ни разу не пользовались этим ходом, но Анатолий Павлович периодически его проверял, что-то смазывал, возвращался весь в паутине. Код на выходе аналогичный… Послушайте, молодые люди, – старуха подняла голову, в ее взоре появилось что-то осмысленное, – Уходите, я не буду препятствовать. Для меня все кончено. Я поговорю с полицейскими, расскажу им всю правду. Вы можете мне верить…
– Не прокатит, Полина Юрьевна, – возразил Фельдман, – Не откажите еще немного побыть нашим гарантом. Накиньте на себя что-нибудь, туфельки там на меху… Респираторы, надеюсь, не понадобятся?
– Потрясающе, – шептал Фельдман, отнимая трубку от уха, – Гюнтер сидит в машине в двух кварталах отсюда. Говорит, машина не заводится. И что делать?
– Ну, не знаю, – Вадим пожал плечами, – Можно цветы ей подарить. Но он же как-то приехал сюда?
– Он приехал восемь часов назад. Конечно, делать было нечего, крутил музыку на севшем аккумуляторе… Тьфу. Ладно, если гора не идет к Магомету…
– Придется самим прокладывать дорогу, – вздохнул Вадим, – Прорвемся, сыщик. Дадим пинка твоему горе-приятелю и его машине…
Ночное небо было чистое, как слеза. Звезды переливались новогодними гирляндами. Цветочные запахи насыщали остывающий воздух, щекотали ноздри. Глубоко в носу зарождалось предательское желание чихнуть. В саду пока еще властвовала тишина. Из дома доносились приглушенные крики. Что-то треснуло, посыпалось, возопила луженая глотка. В ходе операции по освобождению заложников полиция несла чувствительные потери.
