Тварь подрагивала, не двигаясь с места и по-прежнему источая лишь сосущий нутро голод, но нет-нет, и в ней искорками мелькало что-то еще.
Шмяк! Радик оглянулся и понял, что Соне удалось выбраться. Сломанной прозрачной куклой, похожей на медузу, выброшенную прибоем на сухой берег, она упала прямо под ложноножки твари.
Чем сильнее Радик молотил руками по студню, окружавшему его, тем тяжелее ему было двигаться, и казавшееся сначала пустотой, а потом едва ли не туманом бездна становилась всё более жесткой, словно пролежавшие открытыми в пакетике мармеладные мишки.
Радик замер.
«Я помню себя. Соню. Кота Висасуалия, Александру и брата Андрея. Я помню маму и помню мармеладные мишки. Я не могу быть никем кроме самого себя», – понял вдруг он и рыбкой проскользнул сквозь снова ставшую проницаемой шкуру твари.
Больно ударившись об асфальт, он лишь подумал:
«Ого! Я помню асфальт!» – и больше ничего не успела подумать, охнув от неожиданности, когда прямо на него кулем свалился Андрей. Еще совсем неустойчивые и почти бесформенные, они едва не перемешались снова, но раздавшийся стон Сони заставил их прийти в себя.
– Я помню Соню, – чуть хвастливо заявил Радик.
– Я тоже помню Соню, – голос Андрея совсем не изменился, и Радик понял, что не ошибся. Именно его брат командовал медведем, месяцы и месяцы сохраняя чернильные души и не давая погибнуть незнакомцам и Соне. – Хоть и не знаю её.
Он поднялся первый и, чуть пошатываясь, шагнул в сторону. А после этого подал Радику руку. Андрей был старше брата на два года – Радик и это вспомнил! – и всегда поддерживал его, с тех самых пор, как Радик помнил себя. С уроками и дома, когда Радик падал или когда его обижали в школе. Как он вообще мог забыть это?
– Я помню тебя, брат, – прошептал Радик, принимая помощь. И Андрей лишь кивнул, а после заковылял ко всё еще пытающейся подняться Соне.
Радик двинулся за ним – и вовремя. Почти на то же самое место с диким криком плюхнулся Влад Суббота. Теперь Радик видел, что он не так уж был похож на того парня, которого ему показывал Котин в больнице.
– Там мой брат. И мама, – просипел Суббота, хватаясь за свои совсем еще жидкие колени.
– У меня есть сестра! – вывалившегося следом парень был знаком Радику только по голосу. В медведе его звали Ви.
– Виктор? – наудачу предположил Радик, подставляя плечо Соне, которую под другую руку поднимал Андрей.
– Виталий, – шмыгнул носом тот и уставился в небо. – И сестра Вита. Близнецы мы.
Радик понятия не имел, зачем ему это знать, но каждый, кто шлепался с немаленькой высоты телес твари, первым делом рассказывал то, что помнит. Словно не было ничего важнее, чем доказать, что они имеют право на эту память. Будто это было билетом в жизнь.
Тварь содрогнулась, и с каждой конвульсией исторгала всё новые и новые тела, буквально истекала ими. Кажется, в какой-то момент их стало слишком мало внутри, чтобы продолжать двигаться вперед. Радик скорее почувствовал, чем увидел, как оставшиеся у бездны тысячи глаз закрываются, а голод уходит глубже, продолжая терзать это существо изнутри, но уже в полусне. Они все почувствовали это, потому что на какое-то мгновение это чувство передалось им. Всё-таки, пусть недолго, но они тоже были бездной.
Радик вцепился обеими руками в Соню, пытаясь удержать её на ногах, но сам повалился на асфальт. Он еще видел, как ничком упал брат, как ткнулась носом в его ногу Соня.
И видел, как засыпающая и судорожно подрагивающая бездна сплющилась, теряя свою форму, и растеклась. Студенистой медузой она отползала назад, чтобы наконец соскользнуть обратно в море.
Хмурое небо наконец пролилось дождем, а Радик, из последних сил пытавшийся остаться в сознании и не закрывать глаза, сомкнул веки под крупными тяжелыми каплями.
«Мы ведь теперь не умрем, нет?!» – стало последней мыслью прежде, чем Радика накрыло тем сном, что окутывал тварь.
34 глава
Очнулся Радик в больнице. Похоже, в той же самой палате, в которой был брат Субботы. Сейчас вместо одной здесь стояло шесть коек, что определенно было больше, чем могло вместить такое небольшое помещение.
– Доброе утро, – как бы Радик хотел, чтобы первым, кого он увидел, была Соня. Но это оказался Суббота. На этот раз точно Влад – теперь Радик четко видел разницу. – Точнее, вечер. Хорош ты дрыхнуть!
Он засмеялся, но никто его смех не поддержал, и он отвел глаза.
«Стыдится, – понял Радик. Он ведь такого успел натворить, когда думал, что умрет. А сейчас небось уже и жалеет, что не умер.
Остальные соседи Радика смотрели новости по маленькому пузатому телевизору, установленному на полку так, чтобы со всех коек было одинаково видно. Честно говоря, со всех одинаково плохо. Радик вообще не мог вспомнить, где и когда он последний раз видел такую старую модель телевизора. Видимо, они все осели по больницам.
Он сел поудобнее и прислушался. Рассказывали про их город. В принципе, это было ожидаемо. Последние месяцы по телевидению только и рассказывали про них, про беспорядки и заражения. Но в этот раз репортер сумел удивить Радика – в его рассказе не было ни слова про чудовищную бездну. Да что там бездна, там даже про них, чернильных подростков, не было ни слово.
– Обожаю третий канал, – произнес его сосед слева и поднял пульт, увеличивая громкость. – Вот на что спорим, сейчас полезет в какую-нибудь яму, застрянет и потом его всего запикают?
– А на шестом бы даже не запикали, – лениво откликнулся высокий худой парень у окна.
Радик потер ухо, не веря своему слуху. Но репортер – тут сосед не соврал, полез на гору щебня, некогда бывшую стеной дома, не переставая при этом говорить.
– Халатность, приведшая к трагедии или случайность, от которой никто не застрахован? – вопрошал репортер. И, если судить по его лицу, он и впрямь застрял ногой в этом щебне. – Обрушение одной за другой целой цепочки шахт повлекла за собой не только гибель людей и разрушение близстоящих домов. Проблемы с проводкой, взрыв бытового газа – все беды разом обрушились на прибрежную часть города.
Радик слушал открыв рот, и даже не сразу заметил, как в палату вошла Соня и села на его койку. В отличие от них всех, Соня была одета в цивильные вещи, а не в пижаму.
– Соня! – выдохнул Радик еле слышно, чтобы не отвлекать соседей от телевизора.
– Бабушка меня вытащила отсюда, – так же шепотом ответила Соня на невысказанный вопрос. – Всё равно ничего найти не могут, чего зря лежать. Она и тебя вытащит. Просто ты без сознания был долго. Едва ли не дольше всех.
Радик смутился и уставился на руки. Чистые руки, без единого пятнышка. И только сейчас понял, что его царапало. Они все, и Соня, и Влад Суббота, и шумные незнакомцы-соседи – они все были с кожей без изъянов. Ни одной кляксы, пятна, даже легкой синеватости, не то что глубокого фиолетового цвета. И глаза. Глаза у всех были обычные. Не пугали.
– Разве шахты строят на побережье? – спросил он совсем тихо. Но Соня всё равно поморщилась.
– Молчи, они ещё не всех погибших опознали, – прошипела она. – А лучше давай выйдем. Ты встать-то можешь?
Радик прикинул силы. По всему выходило, что встать он может, а вот идти – вряд ли. Но даже не это было самым плохим. Он только сейчас почувствовал, что заставить себя идти может только в одном направлении, и ходить туда с Соней не собирался.
– Обопрешься на меня, – по-своему поняла его колебания Соня.
– Детка, ему сейчас бы медсестру позвать на помощь, а не тебя, – снова ожил Влад.
– Я и сама его до сортира доведу, – неожиданно грубо огрызнулась Соня. – Или брата его позову помочь. А еще раз назовешь меня «деткой» – и останешься в больнице дольше, чем планировал.
И удивительное дело – Суббота не нашелся что ответить, скукожился на своей койке, словно вовсе не он руководил кальмарами и убийствами!
– Я сам, – попытался воспротивиться Радик, когда Соня вывела его из палаты. При соседях он с ней спорить не хотел.
