всю досаду на пробки, на похмелье, на боль в шее. И тут он – весь такой высокий и прекрасный, идет, как сомнамбула. Самоубийца!
София кинулась к окну и тревожно наблюдает, как он идет наперерез мчащимся машинам, даже не глядя на них.
Соня все это время клянет себя последними словами, свой комплекс неполноценности или манию величия – черт его знает что двигало ею в тот момент, когда она ни с того ни с сего выгнала любимого, только что пережившего ожог, из дома!
– Господи, спаси его. Даже если я его больше не увижу, спаси его, а?!
Потом она кидается вслед Клоду в платье и на каблуках, сбегает по лестнице, пересекает проспект – к счастью, зажегся зеленый свет. И… не знает, куда он делся, в какую сторону пошел дальше. Бежит прямо. Не находит.
И пока она идет обратно к своему подъезду, в голове ее начинают складываться стихи:
Горек стал мед
Теплым – лед.
Сорвалась,
Навсегда отдалась.
Снег обжог,
грубый снег,
Льдинка раз – из глаз.
Если эта боль – и есть любовь,
Если сомневаться
и бояться – счастье,
Что же, если Бог любовь дает не всем
То мерси ему за это
Ежечасно.
Возвращается домой с тяжелым сердцем лучше идя по лестнице. Соня так и оттягивала приход туда, где никто тебя не ждет.
У своей двери она обреченно поднимает от пола зареванные глаза. А тот, которого она уже не надеялась встретить никогда стоит у косяка. Он вернулся!!!
– Я почувствовал, что ты передумала. Соня, ты оставила открытой дверь, не взяла ключи. Я зашел и увидел, что ты убежала, в чем была, и вышел сюда, что б ты не вздумала рыдать на лестнице. Ты не сможешь жить без меня даже в самом бытовом смысле слова, Софи.
Соня, опять же повинуясь знаменитой женской логике, кинулась на него с кулаками:
– Не смей от меня уходить! Да, я буду все время проверять нас на разрыв. А ты – не вздумай отрываться. Честно, меня пугает многое в тебе. Твоя смелость, практичность, скорость твоих решений…
Клод начал смеяться, будто она его не била, а щекотала.
– Ладно, не буду, я стал забитым подкаблучником!
– Просто, мне кажется, что ты играешь со мной в поддавки, – сообщила Клоду Софья, – Признайся, просто привык терпеть в доме плохую женщину. Или ты притворяешься, что способен все мне прощать?
Клод подхватил ее мысль: – Иногда я стараюсь тебе угодить, а иногда говорю правду.
Соня оторопела. А Клод продолжил думать вслух: – Мне кажется, что кто-то сообщает мне твои мысли и намерения. (Ангелы на этих его словах смущенно переглянулись). Когда я с тобой, то просто не знаю, что сам думаю по какому-нибудь поводу. Я примеряюсь, как лучше что-то сделать для тебя, как ты бы ты хотела, чтобы я поступил. Такого со мной никогда раньше не было.
Как то особенно громко, в их разговор врывается звонок телефона внутри квартиры. Оба решаются войти в дверь. Ангелы пытаются создать толкотню в прихожей. Но аппарат трезвонит и трезвонит. И первой к трубке подбегает Софья.
Оказалось, что звонит режиссер. И его Ангел стоял сейчас перед Ангелами Софии и Клода с понурой головой и транслировал мысли своего подопечного на воздушном экране.
После тех съемок и безумного секса с женой он просто помешался на этой спине со шрамом. Эротический бред, в котором он представляет себя кем-то улучшенным и вытянутым, а Софью более податливой и зависимой от него, просто захватил его.
Какая-то часть сознания понимала, что у Софьи нет стимула спать с режиссером – она и без гонорара проживет, и без славы.
Да и их отношения с Клодом очевидны. Такую страсть нельзя не то что не заметить, но даже кожей на расстоянии пяти метров не почувствовать. Но он, как безумный, пересматривал кадр за кадром снятой постельной сцены. И просто не мог не попытаться. Он всячески принижал ее в своих мыслях последние полчаса, называл нимфоманкой, бандитской подстилкой. И решил уговорить, купить или запугать Соньку (так он окрестил ее удобный для себя образ), но получить ее в постель. Ее тягучий голос с особым вибрато, когда она произнесла «алло» еще больше распалил Игоря.
Заславский начал деловито, но на низких бархатных нотах: – Понимаю, как Вы ждали моего звонка. Не буду больше томить. Есть к Вам дело. Хочу Вас сделать главной героиней, а не просто дублершей. Детали нам лучше обсудить за ужином. Можете подъехать ко мне на Кутузовский домой?
София чуть не заплакала после этого многозначительного «подъехать»
– Нет, за роль я не возьмусь. И намеки я не хочу понимать. И не ждите меня к ужину, а то навсегда останетесь голодным.
– Что ты о себе воображаешь. Да любая…
Софья прервала его монолог: – Любой и позвоните.
И Софья победно кладет трубку.
Клод понял в самом начале разговора, что дело неладно. У него тревожно засосало под ложечкой.
– Почему ты так разозлилась. Кто это был?
Софья снова сняла трубку и грохнула ею об стену:
– Режиссер. Он хотел отдать мне роль полностью. И за это намеревался со мной поужинать в своей городской квартире. Тет-а-тет.
Клод побелел и стиснул кулаки. Но сдержался от комментариев – Я рад, что ты отказалась. И уже сейчас в ужасе – какая трудная жизнь у красавиц. Вам каждый день нужно принимать очень трудные моральные решения. Точнее, аморальные.
Софья даже перекрестилась после его слов: – Слава Богу! А я думала, что ты опять скажешь, что ради работы можно и переспать, а ты – потерпишь. Я до сих пор тебя ненавижу за…
Клод остановил ее жестом, чтобы не начинать ссору:
– Это разные вещи. С полицейским ты сама хотела все уладить миром, потому что была на самом деле виновата. Ты хотела пострадать и потерпеть за то, что натворила с мужем. Ты боишься тюрьмы. От нее я не смог бы тебя защитить от уголовного наказания в чужой стране.
Ну а в случае съемок в кино послать подальше ловеласа не так опасно. Если для тебя это – вопрос денег, я могу дать их тебе сам. Все, что у меня есть.
Софья: – В смысле?!
Клод: – Скажи – сколько. И ты получишь. Просто так.
Софья: – Я хотела бы что-то делать интересное. Но не такой ценой. И тебе не надо меня покупать.
Клод, у которого опять заходили желваки на щеках и вспыхнули алые пятна, на этот раз не промолчал.
– Ты уже
