* * *
В профессиональных кругах Лепешев считался хорошим следователем, а сам был убежден в том, что способен разговорить даже камень и добиться признания от фонарного столба. Однако в случае с Гладуном рассчитывать на явку с повинной, судя по всему, не приходилось. Анатолий сверлил Матвея взглядом, заходил к нему со спины, но особых успехов не добился.
Иван следил за беседой Лепешева с главным подозреваемым Гладуном из угла кабинета, пристроившись у стеллажа. Как ни пытался он убедить себя в том, что перед ним Учитель, удавалось это плохо.
Молодой чиновник с неподдельным ужасом смотрел на свои, закованные в наручники запястья и отвечал на вопросы следователя дрожащим голосом.
– Итак, вы утверждаете, что сегодня после работы отправились гулять?
– Да! – Матвей тряхнул головой. – По городу!
– Никого из знакомых, конечно, не встретили и на улицу Фрунзе не заглядывали?
– Во время прогулок, я обычно не рассматриваю табличек с названиями улиц.
– Ладненько, – Лепешев вытряхнул из картонного конверта несколько фотографий и разложил их перед Гладуном.
– Узнаете?
– Да, – блондин побледнел. – Это Аркадий Петрович Трубочка.
– У которого вы побывали примерно за час до его гибели и после этого в редакцию не возвращались?
– Я же говорил…
– Слушай дружок, – следователь поднялся со стула и, упершись ладонями в стол, наклонился к Матвею. – Тебе нет смысла отпираться! Завтра проведем дактилоскопическую экспертизу. Я уверен, что картинки твоих пальчиков совпадут с отпечатками пальцев Учителя. Кроме того, тебя опознает женщина, которую ты в спешке не добил. Какой смысл вилять и изворачиваться? Не лучше ли порадовать нас рассказом о своих похождениях прямо сегодня?
– Ничем вас порадовать я не могу! – Гладун едва не плакал от досады. – Я никого никогда не убивал! Я не Учитель!
– Что ж, мой белокурый ангел, мы ждали встречи с тобой так долго, что одна ночь уже ничего не изменит, – Лепешев нажал спрятанную под столом кнопку и в кабинет вошел дюжий конвоир. – В камеру его! Наручники не снимать!
Матвей, ссутулившись и, втянув голову в плечи, двинулся к двери.
– Завтра, урод! Завтра я буду говорить с тобой совсем по-другому! – напутствовал Гладуна следователь. – И ты расколешься, как грецкий орех!
Оставшись в кабинете наедине с Платовым, Лепешев вопросительно посмотрел на капитана.
– Ну?
– Не запряг, – Иван задумчиво рассматривал потертый палас на полу. – Не похож он на убийцу, хоть режь меня, не похож.
– Маньяк! Что с него взять? В повседневной жизни они ведут себя вполне нормально. К тому же все сходится! Инспектор отдела соцзащиты имел доступ к адресам пенсионерок. Он мог подбирать старушек по своему вкусу: самых глупых и беспомощных. Согласен?
– Так или иначе, нам остается надеяться только на дактилоскопическую экспертизу. Свидетельница, о которой ты говорил с таким энтузиазмом, вряд ли скоро заговорит, если вообще доживет до завтрашнего дня. В общем, утро вечера мудренее. Давай-ка по домам.
– Ваня, меня удивляет твой пессимизм! Завтра нам удастся доказать, что Божко абсолютно не имеет никакого отношения к делам Учителя, а ты ведешь себя так, будто проглотил гвоздь! Довольным быть надо уже потому, что Артема из дерьма вытащим!
– Знать бы, где прячется твой Артем…
Глава 29. Третий
– Что пригорюнился, дружок? – насмешливый голос доносился из глубин подсознания и не принадлежал Поэту. – Сдается мне, ты нуждаешься в помощи.
– Издеваешься? – прошептали, скривившиеся в гримасе боли губы. – Нашел время!
– Я издеваюсь? Ничуть! Над всеми нами издевается этот громила, который ничего не умеет кроме как переодеваться и махать своим молотком! Клоун! Жестокий и трусливый клоун! Кстати, а где он сейчас?
– О ком ты?
– Миленькое дело! – вибрирующий смех напоминал звон гитарной струны. – Учитель разгуливает по городу, уютно устроившись в твоем теле, а ты даже не подозреваешь об этом! Уверен, что когда ты попадешь в переплет, наш дружок-душегуб будет первым, кто поспешит откланяться!
– Не понимаю, – Поэт едва не плакал от досады. – Ни-че-го не по-ни-маю! Причем здесь Учитель? Какое отношение он имеет ко мне, тому, кто в жизни не обидел даже мухи!
– Не стоит заблуждаться на этот счет, голубоглазый пацифист-стихотворец! – в голосе невидимого собеседника зазвучали стальные нотки. – Твои, да-да твои руки по самые локти в крови. Благодари за это нашего общего дружка, которого, к слову сказать, является твоим изобретением.
– Ты хочешь сказать, что Учитель вселяется в меня и вершит свои кровавые дела?
– Вселяется? Неужели ты и вправду думаешь, что одержим неким злым демоном? В таком случае мне не хочется иметь никаких дел с дураком! Оревуар! Я оставляю тебя наедине с твоими мыслями. Может лет, этак через сто ты и додумаешься до чего-нибудь путного.
Поэт понял, что его собеседник не шутит. Его голос к концу фразы стал затихать, а последнее слово было уже едва различимо.
– Постой! Ты говорил, что я сам изобрел Учителя?
– Сначала он не имел имени. Ты придумал сильное и беспощадное существо в целях самозащиты. Помнишь ночь, которую провел в пропахшем мочой и хлоркой туалете детского дома?
– Да. Помню.
Поэт почувствовал, что стремительно уменьшается в росте и понял, что превратился в мальчика. Мальчика прижавшегося спиной к холодным кафельным плитам. В темноте подобно трем бледным лунам белели лица трех подростков. Один из них скривил тонкие губы в улыбке вампира.
– Маленький педик! Ты не хотел застилать мою постель, но сделаешь это. Все равно сделаешь, позже… А сейчас возьмешь в рот мой волосатый леденец и будешь сосать до тех пор, пока я не прикажу тебе остановиться. Тоже самое ты проделаешь с конфетками моих друзей. Готовьтесь получить удовольствие, мальчики!
Парочка шестерок злорадно захохотала над веселой шуткой босса, а тот расстегнул ширинку.
– На колени, любитель горячих вафель!
Несчастный мальчишка не слушал своего палача. Он горячо и неистово молился. Сначала Богу, а затем дьяволу. Оба правителя мира молчали. На их помощь рассчитывать не приходилось и тогда на полную мощность заработало детское подсознание. Многочисленные перенесенные психические травмы создали в мозгу мальчика некое подобие темного колодца. На его дне зарождались и копошились разные чудовища, которые, подрастая, выбирались на поверхность и становились причиной ночных кошмаров.
Усилием воли подросток попытался создать одно из таких монстров и к своему удивлению почувствовал, как где-то внутри зашевелилось, что-то скользкое и холодное.
Ряды кабинок с обшарпанными унитазами и лица мучителей уплыли куда-то в сторону. Вместо них мальчик увидел длинный тоннель, в конце которого яростно полыхал багровый свет, на фоне которого отчетливо вырисовывался силуэт вызванного из бездны чудища.
– Я пришел! – пророкотал хриплый бас. – И готов тебя защитить!
Мальчик бросился навстречу спасителю и… вновь оказался в туалете. Он стоял на коленях и видел в нескольких сантиметрах от своего лица уродливую бледную сосиску.
Думая, что по-прежнему имеет дело с безответным пацаном, насильник прошипел:
– Торопись, если не хочешь, чтобы с тобой сотворили кое-что похуже!
Шипение сменилось воплем, в котором смешались боль и удивление. Не разжимая ладонь, тисками сжавшую член мучителя, подросток поднялся с колен.
– Сейчас я с корнем вырву твое хозяйство и запихну его тебе в рот! Веришь мне?
Наполненные слезами глаза заправилы детдомовских хулиганов встретились с глазами сироты, которые выглядели, как озера, покрытые тонкой коркой льда.
– В-верю…
Лента воспоминаний оборвалась. Поэт вздохнул.
– Так это он? Тот самый, что защитил меня тогда?
– Он. Только подросший и возмужавший. Теперь его зовут Учителем и ему нравится это имя.
– А кто же тогда ты?
– У меня нет имени. Достаточно и того, что я желаю тебе добра. Разве этого мало?
