спросил Аарон.
– Люблю читать, – уточнил я. – А вот времени, увы, вечно не хватает.
– Сколько книг, по-твоему, ты читаешь в месяц?
На улице шел дождь, капли стекали по наружной стороне стеклопакета и скапливались на слишком плоском бетонном подоконнике; я не спешил уходить и сел на край стола.
– Около пяти. Случаются, конечно, и более удачные месяцы.
– Ты когда-нибудь заходил в папин магазин?
– Так это твой отец? Луи Голд с Малберри-стрит?
Аарон кивнул.
– Может быть, раз или два в месяц.
– Он предлагал тебе книги?
– Обычно он просто позволяет осмотреться. Я полагаю, он достанет для меня книгу, если я попрошу о чем-то особенном. Если оно у него есть.
– Я не об этом.
Я запер стол, надел пальто и внезапно вспомнил, что, когда мои отец и мать вернулись из Европы и вновь открыли высокий белый особняк, принадлежавший бабушке, самой важной переменой в жизни – как мне тогда казалось – стало то, что я больше не мог свободно бегать на улице в любую погоду, одетый, как мне заблагорассудится. Тетя Оливия никогда не поднимала шума из-за пальто, шляп и галош; моя мать – возможно, отчасти из-за угрызений совести за нашу долгую разлуку – поступала наоборот.
– Ден, ты когда-нибудь слышал о книге под названием «Любвеобильный легист»? Ее написала некая Аманда Рос.
Я покачал головой.
– Папа продал ее мистеру Стюарту Блейну за двести долларов.
– Должно быть, редкая книга.
– Наверное, – сказал Аарон.
– Порнография?
– Не знаю. Сомневаюсь. Выходит, ты про нее ничего не знаешь?
Я заверил его, что не знаю, взял зонтик и вышел в коридор, а потом, через боковую дверь, на грязную парковку. После смерти мамы я продал дом бабушки и с той поры жил один. Руководствуясь сам не знаю каким чутьем, я решил перед обедом заглянуть в библиотеку. В библиотечном каталоге не было книг Аманды Рос, зато нашлась ее биография – «О, редкая Аманда». Я пролистал книгу и узнал, что миссис Рос была эксцентричной викторианской романисткой со склонностью к аллитерации. В списке ее творений присутствовали «Ирен Иддесли», «Делина Делани» и «Дональд Дадли», а также две книги стихов – «Смрад созидания» и «Поэмы прокола». Никакого «Любвеобильного легиста».
– Могу я вам чем-нибудь помочь, сэр?
– Нет, – сказал я.
– У вас довольно потерянный вид. – Библиотекарша улыбнулась. – Но я вижу, вы нашли книгу.
– Читать не собираюсь, – сказал я и поставил томик на место.
Библиотекарша была довольно миловидной и стройной женщиной лет тридцати-тридцати пяти.
– Если понадобится помощь, я буду за стойкой администратора.
– Не хотел показаться грубым, – признался я, – просто редко читаю биографии.
– А что вы читаете?
– В основном художественную литературу и книги по истории.
– Тогда вам стоит попробовать биографический жанр. Кто-то сказал, что это единственная достоверная история, а я подозреваю, что большая часть биографий – вымысел как минимум наполовину. И они бывают довольно занимательны.
– По правде говоря, это меня угнетает. Я пришел сюда в поисках некоего старого романа под названием «Любвеобильный легист» – мне про него рассказали.
– Звучит как восемнадцатый век, хотя, если это роман, маловероятно…
– Девятнадцатый век.
– Вы заглядывали в картотеку?
– Его там нет.
– Знаете, мы можем одалживать книги из других библиотек. Существует центральный информационный центр, который принимает запросы и передает их в библиотеку, у которой книга в каталоге есть. Обычно это занимает около двух недель. Хотите, я сделаю заказ?
– Да, пожалуйста. – Я последовал за ней к стойке, и она написала на карточке: «Любвеобильный легист». Я уточнил: – Аманда Рос.
– Автор: Аманда Рос. А вас как зовут?
– Олден Вир.
– У вас есть библиотечный билет?
Я кивнул.
– Вы не часто здесь бываете, не так ли, мистер Вир? Кажется, я вас раньше не замечала.
– Обычно я предпочитаю владеть книгами, которые читаю.
– Ну, чувствуйте себя как дома. Мы, библиотека Кассионсвилла, заведение маленькое, но симпатичное. Раньше это был частный дом – полагаю, и так понятно по тому, как комнаты переходят друг в друга, хотя толос [59] на крыше может ввести в заблуждение.
– Знаю, – сказал я и, наверное, посмотрел вверх, потому что она продолжила говорить о куполообразной надстройке.
– Я никогда там не была, но в детстве такая штука мне бы очень понравилась. Даже не знаю, можно ли попасть в нее изнутри здания.
– Когда-то на чердаке был люк; его толкали шестом и прислоняли к краю отверстия старую лестницу. Верхняя сторона крышки люка – внутри храма – была выше пола на дюйм или около того и покрыта листовой медью для защиты от протечек. Я обычно забирался туда, чтобы посидеть на перилах, болтая ногами, и полюбоваться на бескрайнее небо.
И меня только что осенило: небо, должно быть, единственное, что осталось неизменным со времен моего детства. Где-то в доме есть лифт, который доставит меня на чердак, если только я действительно нахожусь в собственном доме, и этот офис, в котором я сейчас сижу, действительно представляет собой – но я надеюсь, что это не так – созданную Барри Мидом имитацию реальности. Через минуту я нажму кнопку интеркома и попрошу мисс Биркхед принести мне кофе.
– О чем вы думаете, мистер Вир? На мгновение у вас сделался очень рассеянный вид.
– Ничего. Это неважно.
– Номер телефона, пожалуйста. Чтобы мы могли позвонить вам, когда придет книга.
– Пять шесть два, семь ноль четыре один.
– Мне нужен ваш номер телефона.
– Я же…
– Сперва надо указать префикс – ну, вы в курсе. Наш номер здесь, в библиотеке – Элмвуд-четыре, пять-четыре, пять-четыре.
У нее был крупный рот, блестящие зубы и широкая заразительная улыбка.
– Простите, кажется, я перепутал номера. Правильный – Твинбрук-пять, четыре-шесть, семь-ноль. Не хотите ли поужинать со мной?
– Это очень мило с вашей стороны, мистер Вир, но, боюсь, я не смогу.
– Я только что понял, как давно я по-настоящему не разговаривал ни с кем, кроме друга на работе, и мне было очень приятно побеседовать с вами.
– Вы живете один?
– Да, у меня небольшая квартира. Вы готовите для кого-то ужин? Для матери? Кольца нет.
– Я в разводе, мистер Вир. Работаю до шести.
Я посмотрел на часы и с некоторым удивлением обнаружил, что они мои, но старые.
– Осталось всего сорок пять минут. Без проблем.
– Вы не сможете ждать здесь – мы закрываемся в половине шестого.
– Я буду снаружи, в своей машине.
Как ее звали? Не могу вспомнить – и это я, который гордится тем, что помнит все. И, конечно, кофе мне никто не принесет. Ящики стола пусты, но не совсем. Несколько выдохшихся сигарет, фотография
