— Ну хорошо, допустим, это самоубийство. Но зачем ей было позволять перед смертью себя насиловать? У-тю-тю, ты мне только не говори, что ей было обидно умирать девственницей! — поддел Асакава.
Рюдзи озадачился. Он именно так и собирался ответить.
— А что, по-твоему, это туфта?
— Что?
— Ну, а что противоестественного в том, что не хочется умирать, не вкусивши главного удовольствия? — с необычно серьезной миной отпарировал Рюдзи, — Вот, скажем, будь я на ее месте — я так бы и думал. Неохота в девках-то помирать.
Асакаве показалось, что на Рюдзи это непохоже. Трудно сказать почему, но и слова, и выражение лица чем-то ему не подходили.
— Ты что, серьезно? У женщин-то все по-другому, тем более, у этой Садако Ямамуры!
— Хе-хе, шучу. Конечно, не хотела она, чтобы ее насиловали. Ясное дело, кому же захочется. В самом деле, она же у него клок кожи зубами вырвала, аж кость было видно! Но после этого жить больше не захотела, и невольно дала установку Нагао… вот такие дела.
— Однако ненависть к Нагао все равно должна была остаться, разве нет? — не унимался Асакава.
— Ты что, все забыл что ли? Если уж говорить о ненависти, то гнев Садако обращен не на конкретного человека Нагао, а на людей вообще! А раз так, то при всей нелюбви к Нагао, по большому счету он был ей до лампочки.
Ненависть ко всем и вся… Если видео содержит в себе такой заряд, то заклинание… в чем оно может выражаться? Безраздельная ненависть, война против всех… размышления Асакавы прервал раскатистый голос Рюдзи.
— Хватит! Чем тут разглагольствовать, лучше как можно скорее разыскать Садако, пока есть время. Кроме нее нам ответа никто не даст!
Рюдзи допил чай, поднялся и далеко зашвырнул банку, целясь в сторону долины.
Пологий склон, куда не взгляни, был покрыт зарослями высокой травы. Рюдзи протянул Асакаве серп и молча указал подбородком на склон слева от корпуса Б-4. Видимо, решил скосить там траву и осмотреть участок. Асакава присел, опустился на колени и принялся срезать траву, выписывая серпом широкие дуги.
Около тридцати лет назад здесь стоял деревенский дом, колодец был во дворе. Асакава поднялся и осмотрелся вокруг, прикидывая, где бы построил дом, если бы сам тут жил. Из дома должен быть хороший вид, иначе вообще нет смысла ставить его в таком месте. А откуда видно лучше всего? Асакава стал менять точку обзора, глядя на серебристые крыши теплиц в долине. Но панорама почти не менялась, откуда не смотри. Самое удобное место для постройки — неподалеку от Б-4, примерно там, где сейчас стоит корпус А-4. Только там есть ровная горизонтальная площадка. Асакава опустился на четвереньки и начал косить траву между двумя корпусами и ощупывать землю.
Ему никогда не приходилось набирать воду из колодца. Асакава поймал себя на мысли, что даже и не видел колодцев раньше. Тем более он не представлял себе, как должен выглядеть колодец в этой горной глуши. Может быть, где-то здесь бьет ключ? Кстати, в ложбине, всего в нескольких сотнях метров отсюда, он видел болото, окруженное высокими деревьями. Никак не удавалось собраться с мыслями. О чем вообще следует думать в такое время и в такой работе? Чувствовался приток крови к голове. На часах около трех. До последней черты еще семь часов с небольшим. Успеют ли они управиться? Стоило подумать об этом, как мысли пришли в полнейший беспорядок. Вид колодца никак не прорисовывался в голове. Что может быть на месте бывшего колодца? Наверняка должна остаться круглая каменная кладка. А если она обвалилась, если полностью засыпана… Нет, так вообще ничего не успеешь. Не раскапывать же тут все подряд! Только что на балконе он выпил добрых пол литра чая, а в горле такая сушь, что просто сил нет. Пытаясь наткнуться на голую землю, на остатки каменной кладки, он непрерывно слышал в голове голос. Асакава вонзил лопату в пригорок. Неумолимо уходит время, тяжело ухает в висках кровь. Вконец расшатанные нервы только усугубляют усталость. Казалось бы, еще несколько минут назад он спокойно обедал на балконе, и время словно текло по другой колее. Но стоило только взяться за конкретную работу, и покоя как не бывало. Какого черта они вообще здесь копошатся? Что, больше делать нечего?
Когда-то, еще в школе, он умудрился вырыть целый грот. Точно, он тогда был в четвертом классе, или в пятом… Асакава бессильно расхохотался, вспомнив тот дурацкий эпизод.
— Эй, ты чего? — раздался сзади голос Рюдзи, — Я говорю, ты там уже полчаса на одном месте ползаешь. Ты давай, ареал поиска-то расширяй!
Асакава ошарашено разинул рот и посмотрел на стоящего перед ним Рюдзи. Тот стоял спиной к солнцу, лицо дочерна вымазано землей. Крупные капли пота стекали со лба и падали под ноги. Действительно, что он тут делает? Он опустил глаза: прямо перед ним в земле чернела дыра. Ну да, сам и расковырял.
— Ты что, ловчую яму вздумал рыть? — задыхаясь, проговорил Рюдзи.
Асакава нахмурился и хотел посмотреть на часы.
— Хватит на часы пялиться! Идиот хренов, — Рюдзи одернул его за руку. Некоторое время он с остервенением смотрел на Рюдзи, но потом вздохнул, присел на корточки и дружелюбно прошептал, — Ладно, передохни чуток.
— Некогда отдыхать.
— В смысле посиди, успокойся. Что толку нервничать-то? — Рюдзи легонько толкнул его в грудь. Сидящий на корточках Асакава не удержал равновесие, и повалился на спину, дрыгнув ногами.
— Вон, уже с ног валишься. Младенец, да и только!
Асакава попробовал встать.
— Куда! Лежи спокойно, не расходуй силы попусту, — Рюдзи наступил ему на грудь, и держал, пока Асакава не перестал барахтаться. Он закрыл глаза и прекратил попытки сопротивления. И тяжесть ноги отпрянула, отпустила. Приоткрыв глаза, Асакава увидел, как Рюдзи, резво перебирая короткими ногами, скрылся за балконом корпуса Б-4. Походка говорила сама за себя: все нормально, еще немного и найдем мы этот чертов колодец. Это прибавило вдохновения, а волнение улетучилось само собой.
Даже когда Рюдзи ушел, Асакава некоторое время лежал неподвижно, глядя в небо и раскидав руки-ноги во все стороны. Сегодня такое яркое солнце. Вон, Рюдзи ничего себе — держится, а ты вконец расквасился, смотреть противно. Он перевел дыхание и попробовал собраться с мыслями. Оставшиеся семь часов с каждыми мигом укорачиваются, и нет никакой надежды удержать себя в руках. Так что, стоит полностью положиться на Рюдзи. Да, это лучше всего. Отмежеваться от себя и полностью подчиниться человеку с более развитой силой воли. Все, тебя больше нет! А значит, и страха никакого нет. Ты слился с землей, полностью растворился в природе. Видимо, самовнушение подействовало: на Асакаву навалилась такая сонливость, что он стал проваливаться в забытье. Уже засыпая, увидел лицо своей дочери Ёко, глядящее на него с недосягаемой высоты, и одновременно снова вспомнил тот эпизод из своего детства.
