«Не рановато ли, а? Мужа еще на сороковой день не помянули, а она уже привлекает внимание. Малолетняя потаскушка».
Голос Антонины Петровны был настолько ярким, что Соня даже подумала, что та вернулась и стоит перед ней в темноте. Но потом поняла, что голос этот у нее в голове. Наверное, в голове. Ей хотелось, чтобы он был в голове. Но на всякий случай Софья ускорила шаг. Насколько могла, конечно. Она чувствовала себя слепой. Тьма надежно обволокла все вокруг, Сухорукова даже не видела собственную руку, поднесенную к лицу. Она не знала, возможно ли подобное в нормальной жизни, но здесь, в этом царстве мертвых, было возможно все. Нельзя только выбраться отсюда. Теперь, находясь в кромешной тьме, Соня потеряла всякую надежду на спасение. Ей хотелось плакать. Плакать и кричать. Но из горла вырвался только сдавленный стон.
– Не думай сдаваться.
Нежный голос Саши заставил ее вздрогнуть. Его рука взяла ее ладонь, и Соня успокоилась.
– Пойдем.
Муж буквально потащил ее по черному коридору. Но Соня не вырывалась. Она подумала, что воспримет любой конец, уготованный ей судьбой. Слишком долго она сопротивлялась. Устала. Тем более, не может же муж, пусть и мертвый, привести ее к погибели. Даже если и может, Соня примет это как единственный правильный выход. Через минуту или час тот, кто тянул ее, остановился. Потянул ее руку и положил на какой-то металлический прут.
– Эта лестница выведет тебя наверх, – сказал Саша и исчез.
Она все еще не видела. Соня просто почувствовала, что его нет рядом. Сухорукова постояла еще какое-то время, взялась за вторую ступеньку и полезла вверх. Она никак не могла понять, почему в душе так пусто, почему нет радости от спасения. Потому что здесь, в этом аду, оставались ребята. А самое главное, здесь оставался Слава.
* * *
Наверное, он снова терял сознание, потому что, когда Боря открыл глаза, шлюха с окровавленными ногами исчезла. Шувалов крутанулся, но не сильно. Он боялся, что за ним могут еще наблюдать. А он очень не хотел привлекать к себе внимание. Боря глянул на Наташу. Она висела голая. Борька повернулся к Сереге. Черт! Какая-то сука раздела их! Шувалов почувствовал легкий холодок. Так бывает, когда выходишь из ванной. Боря медленно поднял голову. Их всех раздели. Зачем?
«А как ты думаешь? Уж наверняка не для стирки твоих вещей. Есть еще идеи?»
Идеи были. Но, к сожалению, все плохие. Нет, они вполне в духе сегодняшней прогулки. То есть как бы нечего жаловаться. Логическое завершение вечера. Экстремальненько? Еще бы! Экстремалам экстремальная смерть. Вот только есть одна загвоздка. Боря так не хотел. Черт возьми! Он не хотел подыхать, как свинья на забое. Да он, к чертям собачьим, никак не хотел умирать!
Он дернулся в надежде, что это просто такая шутка – слабые узлы (конечно же, завязанные для веселья) развяжутся, и он упадет на землю. Но ничего подобного не произошло, потому что вряд ли так будет кто-нибудь шутить с ним.
«Но почему меня тогда до сих пор не убили? – казалось бы, спасительная мысль прокралась в его растревоженный мозг. Но ответ тут же нашелся: – Они хотят, чтобы я помучался».
– Разве недостаточно? – спросил он, слабо соображая, что говорит вслух. – Я остался без руки. Да и без ноги уже наверняка. Разве этого мало? Эй! Кто-нибудь ответьте? Разве мало того, что я предал маму? Да! Да! Я предал маму! И я мучаюсь все эти годы.
Последние слова он прошептал.
– Разве этого мало? Мало того что она умерла из-за меня, так я еще… Я после похорон поехал к друзьям… Да, так прямо на костылях. Чтобы забыться, отвлечься, что ли. Это была официальная версия, на самом деле я ехал посмотреть фильм… Тереха скачал его с Инета. Там какие-то три придурка лезут по отвесной стене. Без страховки, то есть экстремальненько до жути. Сам процесс восхождения нас мало интересовал. В конце этого жутика наверх поднимается только один, а два его долбаных друга разбиваются. И все это снято на камеру. Всюду мозги, кровь и дерьмо, а тот третий ползет. Когда камера показала одного из размазанных по бетону, его живот порвался, а вместе с ним и мочевой пузырь, и я увидел, как оттуда некоторое время бил фонтанчик мочи вперемешку с кровью. Завораживающее зрелище. В тот вечер я даже не вспомнил о маме… о том, что у меня больше нет мамы! Мы напились, и только иногда в моем мозгу всплывал этот фонтанчик мочи.
Борька понял, что очень хочет помочиться. А упоминание об этом только усилило желание. Черт! Угораздило же. Надо терпеть. Он сейчас не в том положении. Борька хохотнул.
– Ха. Не в том положении. Это уж точно.
– Ты сказал достаточно.
Голоса раздались из-за его спины. Шувалов попытался вывернуться, но не смог.
– Ты заслужил прощение.
Почему они говорят вдвоем?
– Кто вы?
– Мы твоя совесть, чужак.
В следующий момент что-то раскаленное дотронулось до его горла. Голова как-то странно выгнулась. Борька теперь смог посмотреть на пол прямо под собой. И еще он услышал, как кто-то громко хрипит. Член предательски дернулся, и из него полилась моча. Пробираясь сквозь заросли на груди, она забралась в огромную рану на горле и, смешавшись с кровью, закапала на землю. Хрипы стихли. Борька, так и не поняв, что произошло, умер.
* * *
Мишка замер. Ладонь, в которую был зажат нож, вспотела. Но он не стал ее вытирать, он вообще перестал шевелиться. Инструктор, судя по его виду, мог накинуться на него после любого резкого движения. Но бездействие и молчание напрягали. Миша уже трижды пожалел, что свернул сюда. Хотя кто знает. Общаться с живым лучше, чем с собственными воспоминаниями. Если, конечно, этот живой не хочет тебя убить.
– Я это… – неуверенно начал Болдин.
– Я вижу, – без тени улыбки сказал Женя. – Я тоже это.
– Значит, мы оба – это, – попытался пошутить Болдин.
Женя остался серьезным. Он внимательно следил за Михаилом.
– Я дам тебе половину, только если ты поможешь мне вытащить это отсюда, – вдруг сказал Евгений.
Миша проследил за взглядом Соловьева. Он показывал на вагонетку перед собой.
– Прости, что ты дашь мне? – спросил Болдин.
– По-ло-ви-ну, – по слогам произнес инструктор и ткнул ножом в содержимое тележки.
– Ммм, – закивал Мишка.
– Тебе что, мало? – с вызовом спросил Соловьев.
– Да нет. В самый раз. Я думаю, полвагонетки угля мне надолго хватит.
– Какого угля?
Мише даже стало жаль Женю. Он выглядел растерянным. Евгений смотрел на черные куски угля и ничего не понимал. Он взял один и ткнул в него ножом. Уголь расслоился и рассыпался.
– Как ты это сделал?
– Что? – теперь не понимал Миша. – Что я сделал?
– Куда ты дел мое золото? – Соловьев начал медленно обходить ставшую бесполезной тележку.
