— Ладно. Хорошо! — сказал он. — Ждем до утра. Как только взойдет солнце — мы выходим.
— Правильно! — тут же согласилась Анна. — Так у нас будет гораздо больше шансов остаться в живых. Для всех троих.
Майкл кивнул и полез в машину.
Анна устало облокотилась на ее стальной бок и посмотрела на солнце, уже наполовину спрятавшееся за горизонт. «Только что я спасла ему жизнь», — подумала она. — «Он не понимает этого, а говорить ему бесполезно. Если Хорек при свете дня попался в ловушку, у Майкла нет никаких шансов, особенно ночью. А завтра утром? Боже, как я устала! Как устала на каждом шагу бороться за жизнь! Находиться в пустоши — это все равно, что идти по минному полю. Одна ошибка — и смерть». Анна потерла виски. Сколько она еще выдержит? На сколько еще хватит душевных сил, прежде чем она совершенно спятит. Майкл сильный. Но он просто не осознает, что все время ходит по лезвию ножа. А она видит. Все видит и все осознает. В полной мере, до капли. Вот и сейчас, он готов был пойти и погибнуть, даже не подумав. Не взвесив. Всего лишь среагировал на ситуацию. «Я просто хочу остаться в живых», — мысленно взмолилась она. — «Разве это много?»
Ей не хотелось, чтобы Хорек оставался с ними. Ей не хотелось, чтобы Майкл с ним разговаривал. Анна чувствовала, что Бенни Флай умер. Ей не хотелось, чтобы они путешествовали с мертвецом.
Линда проснулась от громкого звука, раздавшегося прямо над ухом. Она резко выпрямилась, так, что хрустнули позвонки.
— Извини, — сказал Гораций, убирая в карман носовой платок. — Когда приспичит, тут уж ничего нельзя поделать.
В глаза било яркое солнце. Линда зажмурилась, и перед ее внутренним взором сразу же предстала вчерашняя гроза. Огромное темное облако появилось у самого горизонта и стало расти, заливая равнину кромешной чернотой. Гигантские белые молнии мелькали одна за другой, ветвясь и сплетаясь в тонкие нити паутины. Еще немного — и эта дьявольская гроза проглотит большой черный «Форд» вместе со всеми его пассажирами, разобьет его одной слепящей вспышкой и унесется прочь, оставив лишь жалкие обломки. Линда поморщилась и открыла глаза.
— Сколько времени? — спросила она.
Гораций глянул на часы.
— Около восьми.
Он критически осмотрел Линду.
— Не волнуйся, все нормально.
Линда тряхнула головой, разгоняя остатки жуткого видения.
— Мне снилась какая-то чертовщина, — сказала она.
— Это не страшно. Сны проходят.
— Хотела бы я, чтобы все это тоже оказалось сном.
Гораций хмыкнул, но ничего не ответил. Линда обернулась назад.
Хомер спал, завернувшись в старое одеяло, чуть приоткрыв рот. Он сменился около десяти часов вечера и скоро снова должен был занять свое место за рулем «Форда».
— Линда, ты не сварганишь какой-нибудь завтрак? — спросил Гораций. — Мое брюхо уже полчаса, как поет.
Он посмотрел на Линду и улыбнулся.
— По-моему, это Элвис.
Несмотря на полусонное состояние и все еще стоящую перед глазами картину грозового облака Линда рассмеялась — уж очень забавно выглядел Гораций, словно большой морщинистый тролль, сидящий за рулем грузовика. Тот тоже засмеялся, прикрыв рот ладонью, чтобы не разбудить брата.
Она сделала ему пару сэндвичей, а сама позавтракала хлопьями. Грузовик напористо пожирал милю за милей, под тихое гудение мощного двигателя.
— Сколько мы уже едем? — спросила Линда.
— Почти сутки.
— Как ты думаешь, мы найдем их?
Гораций пожал плечами.
— Пока еще никому не удавалось найти пропавшего райдера.
«Пропавшего!» — это слово обожгло Линду, как антарктический ветер. В нем было что-то неправильное, что-то окончательное. Линда упрямо не хотела думать о Майкле как о «пропавшем». Он был ее единственной надеждой. Если с ним все в порядке, если они найдут его, это значит… Значит, что и Бенни можно найти. Пусть не сейчас, но когда-нибудь. Сам Майкл, наверно, тоже так думал, когда два года назад поехал искать ее жениха. Но не нашел. Линда нахмурилась. Это еще ничего не значит. Никто наверняка не знает, что происходит в пустоши.
— Странно, — сказал вдруг Гораций. — Я всю жизнь ездил по этой дороге, и уверен, что знаю ее, как свои пять пальцев. Но с тех пор, как появилась эта штуковина, я ничего здесь не узнаю. Иногда мне кажется, что я вижу что-то знакомое, но стоит приглядеться, как все тут же рассыпается. Такое ощущение, что она никогда не бывает одинаковой. Как та китайская река.
— Нельзя войти дважды в одну реку, — сказала Линда.
— Точно! Именно так!
Линда задумчиво посмотрела в окно, заметив краем глаза промелькнувший мимо километровый знак. Нельзя дважды войти в одну реку, нельзя проехать дважды по одной и той же дороге. Это шоссе ведет от Санта Розита до Кубы, как река течет от одного места до другого, но река всегда разная. Та же река, но всегда другая.
— А у вас есть какие-нибудь приметы, что-нибудь, чтобы ориентироваться в пути?
— Нет. Ничего такого. Надо просто ехать вперед по шоссе, никуда не сворачивая. Когда появится перекресток, повернуть направо. Вот и все.
— И этот перекресток всегда… ну, всегда такой, каким был?
— Скажу так — он всегда есть. Иногда он четырехсторонний, иногда Т-образный. Но он есть, и правый поворот тоже.
— А вы не боитесь, что однажды этого поворота не будет?
Гораций кивнул, соглашаясь.
— Да, мы думали о таком. Хомер говорил с Майклом на эту тему, и, как всегда, они ни до чего не договорились. Поворот меняется. Майкл видел это однажды. Мы с братом — несколько раз. Он меняется, как вывеска, но магазин всегда на месте. Понимаешь, о чем я?
— Кажется, да.
— Майкл утверждал, ну, то есть, утверждает, что так будет всегда. Что-то он там говорил о структуре пустоши, но здесь он больше фантазирует, чем знает. Для него это вопрос веры. Он верит в поворот и все. Для него вполне достаточно. И знаешь, что я скажу?
— Что?
— Думаю, так оно и есть. Для кого-нибудь другого этот поворот может и исчезнуть, но для Майкла он останется.
— Почему?
Гораций почесал затылок.
— Не знаю, как сказать. Пустошь для него — это как дом. Он всегда маялся в городе, хотел поехать снова. Ждал возможности, как парень ждет свидания. Да ты будто сама не замечала.
Линда попыталась припомнить свои встречи с Майклом, когда тот находился в городе. В те дни он всегда был колюч и даже мрачен. С ним трудно было разговаривать, но Линда привыкла к этому и считала, что он просто такой вот человек. К тому же они мало общались. Но когда приближался день отъезда, Майкл преображался. Он сразу становился душой их маленькой компании. Сыпал шутками, смеялся, словом, вел себя как человек, предвкушающий скорое свидание. Линда улыбнулась, вспомнив, как однажды он заявился к ней с цветами. «Моему любимому диспетчеру!», — сказал он. Перед поездкой он любил приходить к ней в магазин, садился на стул и начинал рассказывать все то, что знал о пустоши: новые закономерности, которые, как ему казалось, удалось обнаружить, про то, что очередной раз усовершенствовал в машине. Он говорил и говорил, о пустоши и о машине и так далее и по кругу. Да, он определенно считал ее своим домом. Гораздо больше, чем город. И ждал, когда, наконец, сможет вернуться туда.
